Эх, Женька, Женька… Похоже, не получится у меня сегодня за тебя поквитаться.
Из-за угла соседнего дома с рёвом вырулил бортовой ГАЗ. Он сделал крутой разворот, едва не сбив случайного прохожего и зацепив телефонную будку. Паша на ходу запрыгнул в кузов, подскочил к переднему борту и хлопнул по кабине. Двигатель взревел ещё громче, машина круто развернулась и помчалась вдоль аллеи. Птицын сделал несколько прицельных выстрелов и упал на колени.
«Сука… сука. Ну погоди! Я тебя из-под земли достану! Достану, чего бы мне это ни стоило. – Птицын поднялся с колен. – Говорил же Еленину, что машина будет нужна! – Однако начальник отказал, заявив, что Воронцов (так звали водителя старенькой „Эмки“) поедет встречать важного представителя из Москвы. Поэтому вчера Птицыну и его операм пришлось добираться до места на трамвайчике. – Чёрт бы побрал этих московских – вон понаехало, весь город переполнили». Птицын сплюнул, вытер ладонью лоб и побрёл назад.
Войдя во двор, он посмотрел на окна дома, где они провели до этого всю ночь и весь день. Из окошка за происходящим наблюдал ухмыляющийся Пичужкин. Птицын вдруг почувствовал упоение: «Радуешься, гнида! Вот ты-то мне теперь за всё и ответишь».
Глава вторая, в которой Птицын общается с красивой, но весьма неприятной особой, а потом получает распоряжение, от которого ему становится не по себе
Когда Птицын в сопровождении участкового на дребезжащем мотоцикле подъехал к серому зданию Управления, расположенному на перекрёстке Рыльской и Управленческого тупика, в коляске по правую руку от него сидела ярко накрашенная девица в сиреневом пальто с лисьим воротником и в изящной бархатной шапочке. После того, как Птицын ввалился в её маленькое жилище, Лыскина только и твердила, что ничего не знает, а вещи, найденные у неё Птицыным, – не краденые. Ей подарил их знакомый – майор авиации, который на днях убыл на передовую.
По дороге в Управление Лера Валерьевна намного поутихла. Она сидела молча и только зло шипела и косилась то на участкового, то на скрипящего зубами Птицына. Сейчас же, добравшись до места и увидев вокруг народ, способный понять её возмущение, снова принялась голосить.
– Веди её в дежурку, старлей, – сказал Птицын участковому, пропуская женские крики через себя, как через сито.
– Оформлять по подозрению в хранении краденого? – спокойно уточнил участковый.
– Пока да, но… думаю, скоро мы этой барышне ещё статей прибавим.
Он одарил Лыскину улыбкой, от которой у той на пару мгновений свело язык.
– Да как вы смеете?! Всё, что вы у меня нашли, куплено на честно заработанные. Часть вещей – это подарки, я же вам уже сто раз это говорила, – очухавшись, снова разоралась подруга Кастета.
– Когда протокол составим, её куда? – всё так же равнодушно спросил участковый. – К вам в кабинет?
– Да на кой она мне? Пусть в «обезьяннике» сидит, – выдохнул Птицын. – У меня от её визгу уже голова болит. Вот когда охрипнет и орать не сможет – тогда, глядишь, я её к себе и приглашу… На душевную, так сказать, беседу. А пока нет… Цацки, что у неё нашлись, – краденые, понятые протокол изъятия подписали…
– Да как вы… да как вы смеете?! Не было никаких понятых! Этот ввалился ко мне, – Лыскина ухватила участкового за рукав, – стал угрожать, вопросики свои мусорские задавать, рожа ментовская! Да я тебя за это… Беспредел!
– Напрасно вы так, Лера Валерьевна. За оскорбление сотрудника вам ещё дополнительно кое-что приписать можно, и за сопротивление… А протокол обыска – вот он. – Птицын помахал перед лицом девицы помятым листком. – Здесь и перечень краденого, и подписи понятых. На пятерик, думаю, потянет.
– Люди добрые! – ещё громче завопила Лыскина. – Да он же бумаженцию эту сам нацарапал, а подписи те тот, второй, мент собрал. Прошёлся по соседям и заставил на клочке этом загаженном расписаться. Не было у меня в квартире никаких понятых! Бумажку соседи так подписали, потому что жидёнок их принудил. Да-да, соседка моя Валька и ухажёр ейный! У-у-у… суки продажные!
Птицын зевнул, ещё раз помахал перед лицом Лыскиной протоколом и, довольный собой, направился к зданию. В скверике он увидел тёмно-зелёную «Эмку», на которой обычно ездил его личный водитель Дима Воронцов. Птицын тут же сдвинул брови и, сжав кулаки, поднялся по ступенькам.
Ну, Ворона, только попадись ты мне на глаза…
Подумав про Воронцова, Птицын тут же вспомнил свой инцидент с Пичужкиным.
«Может, и вправду не надо было трогать этого скотоложца?» – размышлял Птицын. Когда он в очередной раз оказался в его квартире – влетел туда как бешеный, – Пичужкин светился как новенький полтинник. Тогда он ещё не знал, что улыбку эту ему тут же сотрут. Если бы Кравец не вмешался, Птицын, наверное, удушил бы толстяка.
Птицын первым делом ударил ногой кошку. Не сильно ударил – понимал же в душе, что бедная скотина ни в чём не виновата, ударил для того лишь, чтобы подзадорить хозяина. Когда Пичужкин разразился визгливым негодованием, Птицын съездил ему кулаком в ухо, а потом, словно озверев, вцепился пальцами в горло. Когда Птицына оттащили, Пичужкин, который оказался мужиком совсем не робкого десятка, принялся орать и грозить, что будет жаловаться. Птицын тут же успокоился, послал любителя кошек по известному адресу и покинул его квартиру, напоследок сильно саданув кулаком в дверь.
Отпишемся… не привыкать.
Теперь же, когда он усадил Лыскину в «обезьянник», Птицыну не терпелось встретиться с Елениным.
Но тут, кому на радость, а кому и на беду, ему на глаза попался его водитель Дима Воронцов – сорокапятилетний плотный мужчина в кожанке и задвинутой на затылок кепке.
– Что, доставил своего москвича? С ветерком? – ехидно поинтересовался Птицын. – Эх ты… Мы вот без тебя больше суток чёрт-те где и чёрт-те как. Антон вот в больницу угодил, а Паша – фьють… Спасибо тебе, Димуля, что мы без транспорта остались!
Воронцов сдёрнул с себя кепку:
– Да я ж разве виноват, товарищ капитан? Не мог же я самому Еленину отказать! Он теперь с этим московским – как курица с яйцом. Ну, Владимир Иванович, сам же всё понимаешь.
Птицын цыкнул на бедолагу – тот аж отскочил к стене.
– Да пошёл ты… – Птицын махнул рукой и, задев плечом Воронцова, довольный собой, проследовал дальше.
Вторым, кого Птицын встретил в здании Управления, оказался Игорь Корнилов – начальник второго оперативного отдела, сухощавый старлей с горбинкой на носу. Корнилов считался неплохим опером, его за глаза дразнили Бульдожкой. Кличка, которая хоть и казалась обидной на первый взгляд, не была таковой в принципе. Про бульдожью хватку Игорька Корнилова знали многие – тот был из разряда тех, кто медленно запрягает, но своего не упускает никогда. Птицын даже где-то там глубоко в душе немного завидовал Корнилову за его успехи, но никогда не показывал этого на людях. Он хмуро кивнул коллеге и хотел пройти мимо, но Корнилов удержал его за руку:
– Постой, поговорить нужно.
– Давай потом, не видишь – спешу! – отмахнулся Птицын. – Нужно о проколе отчитаться. Начальник, думаю, уже заждался. Ты ведь слышал, наверное, что мы сегодня Кастета профукали?
Корнилов руки не выпустил.
– Не слышал. Постой же, говорю, подождёт твой начальник!
Птицын резко вырвал руку и сделал шаг в сторону назойливого коллеги:
– Оба… вообще-то, он ещё и твой! – Корнилов отвёл глаза, Птицын тут же начал свирепеть. – А ты чего это глазки прячешь? Никак случилось чего?
Корнилов повернулся и снова посмотрел Птицыну в глаза.
– Паша Кастет теперь не твоя забота, Володя.
Птицын выдохнул и хмыкнул:
– Чё?
– Кастет теперь не твоя забота, – повторил Корнилов.
– Как это не моя? А чья?
– Еленин все дела по кастетовской банде мне вести велел. Мои теперь Пашку искать будут, и нужно, чтобы ты мне дела по банде передал, и как можно скорее.
Губы Птицына сжались в тонкую полоску. Он хихикнул, помотал головой, прокурлыкав себе под нос какой-то весёленький мотивчик, который всю последнюю неделю крутился у него на языке, и вдруг схватил Корнилова за грудки.
– Ты чего это, Игорёк, на солнышке перегрелся? Так вроде поздняя осень на дворе. Заморозки!
– А раз заморозки, так и ты не кипятись, – сказал спокойно Корнилов. – Сейчас к тебе заскочим, отдашь мне бумаги по банде и ступай к Еленину на ковёр для получения новой, более важной так сказать, задачи.
– Какой, твою мать, задачи?! – заорал Птицын на весь коридор. – Что значит «отдашь бумаги»? Да я… да вы что тут все, с ума посходили? – Корнилов снова отвёл глаза и на этот раз и не подумал вырываться. – Да я за выродком этим уже почти два года гоняюсь! До они ж, эти суки, моего Женьку Янчина грохнули, сегодня эта мразь Антошку из нагана… Да теперь их поймать для меня – что голодному коршуну крови напиться. Ты хоть это-то понимаешь, дурья твоя башка?
– Понимаю. Только и ты меня, Володя, пойми. Приказ у меня, а с чем это связано, я и сам не знаю. Еленин утром вызвал, и вот я тут, тебя дожидаюсь. – Корнилов аккуратно высвободился из цепких рук Птицына и отступил.
– Утром? – опешил Птицын. – То есть как утром? Мы же утром… постой. Так меня не за то, что я сегодня Пашку просрал?.. Так что это получается… – Птицын не договорил и быстрым шагом двинулся по коридору в сторону кабинета начальника Управления.
В приёмной его встретил помощник Еленина Миша Стёпин.
– Здравствуйте, Владимир Иванович. Борис Григорьевич пока занят, просил не беспокоить…
– Да пошёл ты! – Птицын без стука влетел в кабинет.
Начальнику Управления милиции УНКВД по Куйбышевской области майору Еленину было за пятьдесят. Плотный, с суровым, отличавшимся правильными чертами лицом, с копной густых вьющихся волос, майор возвышался над столом, удерживая пальцами полуистлевшую папиросу. Гимнастёрка горчичного цвета с красными петлицами и эмалевым ромбом посередине была, как всегда, тщательно выглажена, на правой стороне груди красовался орден Красной Звезды, медали «За боевые заслуги» и «За отвагу» украшали левую. В душе Птицын всегда завидовал Еленину как бывшему боевому офицеру, но никогда не демонстрировал этого открыто. Напротив, он обычно был с начальником груб – как, впрочем, и со всеми остальными в Управлении. И Еленин, который был, в общем-то, мужиком не робкого десятка, так и не смог найти на Птицына управу.
Птицын вошёл; в кабинете пахло хорошим табаком, ходики на стене негромко тикали. «Он что же – на парад собрался?» – Птицын хмыкнул, отодвинул первый попавшийся стул и грохнулся на него, едва не сломав.
– Я говорил, что вы заняты, Борис Григорьевич! – жалобно пропищал из коридора Стёпин. – Не пускал, но разве ж его остановишь?
– Ничего-ничего. Это даже хорошо, что он сам явился. – Еленин махнул Стёпину, велев запереть дверь.
– Хреново дела, Григорич! Упустили мы Пашу, – затараторил Птицын. – Упустили гада! Я, конечно, сглупил! Но не только поэтому упустили. Не надо было нам светиться, а тут ещё толстяк этот… Кошек держит двух. От них смердит, как от помойной ямы. А ты, майор, тоже не прав… Говорил же: машина будет нужна. Паша-то на полуторке укатил, когда засёк нас. Антона подстрелил и умотал. Ну ничего, мы его ещё вычислим! Да, кстати, чего там за ересь Игорёк толкает?.. – Птицын достал пачку и огляделся в поисках пепельницы.
Только сейчас в самом углу кабинета он увидел невысокого толстячка в помятом кителе. Незнакомец держал в руке стакан с дымящимся чаем, на дне его плавал толстый кусок лимона. Только от одного вида чужака Птицын поморщился.
Мужчина был круглолиц, казался рыхлым и одутловатым. Птицын тут же окрестил его Снеговиком. Снеговик – ну настоящий снеговик! Только не новогодний, а весенний – слегка подтаявший. Глазки прищуренные, лысина до самого затылка, а нос… Про такие обычно говорят: телегой переехало.
На незнакомце была чистая и тщательно выглаженная военная форма без опознавательных знаков. Так же как и сам её владелец, надетая на нём форма выглядела немного мешковато. Мужчина приторно улыбался.
– Вот, Кирилл Петрович, – обратился к гостю Еленин. – Это и есть наш главный сыска́рь, так сказать. Знакомьтесь: наш начальник уголовного розыска Владимир Иванович Птицын. Капитан милиции и самый что ни на есть выдающийся опер на всю область, так сказать. Характерец у него, правда, так себе, вот… ему-то с вами и предстоит работать.
– Значит, это правда, – на удивление спокойно вымолвил Птицын. – Вы меня от дела отстраняете. И что, вот из-за этого?
Птицын взял со стола какой-то листок, скомкал его и бросил в направлении толстячка. Еленин будто бы этого и не заметил и как можно спокойнее продолжал:
– Уймись, Володя. Не выводи меня и не позорь перед руководством. Говорю же: этот товарищ из Москвы. Задание у нас для тебя. Важное. Представляю тебе, Владимир Иванович, нашего товарища из Москвы: Фирсов Кирилл Петрович. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
– Любить?! Да я из-за него… Кто же до такого додумался?
– А Кастет – это кто? – как ни в чём не бывало, вдруг спросил незнакомец.
Птицына точно прорвало:
– Кто такой Кастет? А я вам расскажу!.. Да с подробностями! Пашка Кастерин, он же Кастет – это матёрый бандюган, молодой, но очень уж деятельный. Сам из Ростова, в тридцать третьем приехал ещё сопливым пацаном. А сейчас от его подвигов уже вся Безымянка воет. От этого Кастета помимо всего прочего уже двое наших пострадали. Они Женьку, суки, убили, а сегодня Паша ещё и Антона Трефилова подстрелил. Только товарищу майору это, похоже, неинтересно. – Птицын схватил со стола карандаш и бросил его уже в сторону Еленина. – Так ведь, Борис Григорьевич?
– А ну прекрати! – Еленин грохнул по столу кулаком, бросил взгляд на Фирсова, тут же сник и продолжил уже более мягко: – Ишь чего удумал: будто мне на своих сотрудников плевать! Ну, Володя… ладно. По поводу сегодняшнего прокола доложишь мне позже, а сейчас вот… с товарищем Фирсовым пообщайся. Он тебе указания даст по поводу немецких диверсантов. Твоя задача – эти указания выполнять и слушаться.
– Тьфу ты… – Птицын хлопнул себя по колену. Еленин поднялся и как можно строже сказал:
– Не спорь, Володя. Правильно Кирилл Петрович говорит: подождут все твои Кастеты и прочая шушера. Раз уж руководство решило, что нас привлечь нужно…
– Какое такое руководство?
– Московское! Мне приказано откомандировать в распоряжение Кирилла Петровича своих лучших людей. А кто у нас лучший?
Несмотря на свой горделивый вид, Еленин казался Птицыну жалким. Птицын поморщился и сказал:
– Ну, спасибочки! На кой ляд мне эти яблочки, когда у меня свои гниют? Ты ж меня без ножа режешь, Григорич! Кастет – вот же он, почти у меня в руках, если бы не эта баба да не Антошкины ахи-вздохи…. Да ещё не этот чёртов кошатник… Пашка Кастет очередной налёт готовит, я нутром чую. Пусть лучше диверсантами вашими Корнилов займётся!
– Хватит демагогии! – вдруг сорвался Еленин. – У меня от тебя уже голова трещит. Короче, товарищ капитан, с этой минуты поступаете в распоряжение нашего московского коллеги. Решение принято – в Москву уже доложено, и никаких возражений!
– Так значит, меня даже не спросили?
– Да, не спросили! У тебя погоны на плечах да партбилет в кармане! Так что не бузи, а выполняй приказ! – Еленин выдавил улыбку. – Придётся тебе, Владимир Иванович, теперь не ýрок, а немецких шпионов ловить. Так что с повышением тебя!
– Диверсантов, – уточнил Фирсов.
– Этим же госбезопасность заниматься должна, – презрительно бросил Птицын.
– А она ими уже и занимается, – продолжил москвич. – Но так как дело особо важное, руководство приняло решение подключить все имеющиеся ресурсы. Тем более что диверсанты, вполне возможно, попытаются войти в контакт с криминальными элементами, которые могут оказывать немцам содействие. Одним словом, на это дело будут брошены все силы и резервы. Ситуация очень уж непроста. Поэтому уж извините, товарищ капитан, – придётся вам подключаться к поискам. Ситуация следующая: из Берлина получена информация, что к вам в город будет заброшена диверсионно-разведывательная группа для уничтожения одного из наших партийных лидеров. Мы думаем, что охота ведётся на очень важную особу…