Это был пункт номер очередной в разрастающемся Неудачном послужном списке Поппи.
И что, этот магазин, бабушкина отрада и гордость, станет следующим?
– Остальные прыгали бы от радости, достанься им бабушкин магазин! – пищала Мэриголд на чтении завещания. – Это была бы честь. Бог знает, почему она все оставила тебе, Поппи.
– Я так и знала, – в тон ей запричитала Вайолет. – Именно ты! А ты сейчас вообще в состоянии с этим справиться?
Она склонила голову набок и окинула меня взглядом, исполненным притворного сострадания.
– Я слышала, ты все еще занимаешься медитацией?
– Медитация мне не нужна, только таблетки, чтобы вынести пару назойливых дур-кузиночек, – заявила я, и она вылупила глаза. – Я уже давно в порядке, и тебе, Вайолет, об этом прекрасно известно. Мама, пожалуй, права: бабушка хорошо это знала, поэтому и предоставила мне шанс. В отличие от некоторых.
Вайолет показала язык, как склочная малолетка.
– Я, правда, в этом не уверена, Флора. – Тетушка Петал с озабоченным видом повернулась к моей матери. – «Гирлянда маргариток» – это фамильная гордость. Как можно все это передать Поппи с ее-то прошлым?
Последнее слово было произнесено шепотом, будто оно ядовитое.
– Я здесь, вообще-то, – напомнила я.
– Поппи, – мама успокаивающе подняла руку, – я сама.
И она развернулась к Петал.
– У Поппи случались непростые моменты в жизни, как всем нам известно. А еще мы знаем, – подчеркнула она, – чем это было вызвано.
У всех сделался слегка пристыженный вид, а я прикрыла глаза. Не выношу, когда меня жалеют.
– Теперь она изменилась, верно, Поппи? – Она подбадривающе кивнула мне. – Сколько ты проработала на последнем месте?
– Полгода, – промямлила я.
– Вот видите! – заверещала Мэриголд. – Она нигде задержаться не может!
– Тут моей вины не было. Показалось, что тот парень в номере пристает ко мне. Что оставалось делать?
Меня вполне устраивала работа горничной в одном из пятизвездочных отелей Мэйфера. Работа была тяжелая, но не монотонная, и нравилась мне гораздо больше, чем я ожидала. Я даже продержалась там дольше, чем где-либо еще. Все было хорошо до того момента, как я зашла к одному чересчур игривому постояльцу, чтобы разобрать постель. По мне, так совершенно бессмысленное занятие: какой идиот сам не может откинуть для себя одеяло? Но это тоже входило в мои обязанности, и каждый вечер около шести часов я обходила номера и стучалась в двери. В тот раз мне заявили, что я «неадекватно отреагировала», когда опрокинула кувшин с водой на макушку клиенту, который, уже лежа в постели, позвал меня проверить, работает ли его «оборудование». Откуда мне было знать, что он пять минут назад звонил на ресепшен и просил прислать кого-нибудь, чтобы проверить забарахлившую систему объемного звука?
Так меня и попросили с очередной работы.
Не обращая внимания на Мэриголд, мама, демонстративно улыбаясь, продолжала:
– Что ж, сколько бы ни продлилось, все равно это был прогресс, чего мы и добивались. – Она кивнула, явно рассчитывая на всеобщее одобрение. – Надо дать Поппи шанс утвердиться и в наших глазах, и в ее собственных.
Она повернулась ко мне:
– Думаю, у тебя получится, Поппи. И бабушка Роза это знала.
Я вглядываюсь в затененную глубину магазина, пытаясь рассмотреть, на месте ли старая бабушкина конторка. Как ни странно, да, и я осторожно направляюсь к ней. По дороге задеваю пустое ведро, и оно с грохотом опрокидывается. Быстро ставлю его на место и иду дальше.
Медленно приближаюсь к конторке. Сколько раз мы с братом прятались под ней, когда приходили покупатели, а потом с хохотом выскакивали из засады, и они подскакивали от неожиданности! Ну ладно, я выскакивала, Уилл был слишком вежлив и хорошо воспитан, чтобы кого-нибудь пугать.
Я провожу рукой по мягкой, теплой, обшарпанной поверхности, и образы ушедших дней наполняют комнату. Будто я потерла волшебную лампу и вызвала джинна воспоминаний.
А цела ли, интересно…
Я забираюсь за конторку и включаю фонарь на телефоне. Внутренняя часть стола выступает из темноты, и я направляю свет в угол.
Она на месте.
Надпись в верхнем левом углу. Вырезана кое-как бабушкиными садовыми ножницами в приступе безумной отваги.
Здесь были У. и П. Июль 1995 г.
Это Уилл написал. Я улыбаюсь при виде буквы г с точкой. Даже в граффити все по правилам.
Бунтари вместе навсегда
Это уже я добавила внизу. Хотя непослушными нас нельзя было назвать, просто иногда мы проказничали. Мне было десять, когда мы это написали, а Уиллу двенадцать.
Знала бы я, что и двадцать лет спустя останусь бунтаркой.
– Ну… не знаю, – пробормотала я, видя, что все семейство ждет моего решения. – Вы же знаете, я цветы терпеть не могу, да и ответственность – это не мое. Может, мне его продать?
Все так и ахнули.
Мама тяжело вздохнула.
– Подождите.
Она схватила меня за руку и вытащила в вестибюль отеля. Вовремя, а то быть бы мне растерзанной родственничками.
– Поппи, Поппи! – Мама покачала головой. – Что мне с тобой делать?
– Старовата я, чтобы меня отшлепать, – отшутилась я – мой обычный защитный механизм в серьезных ситуациях. – Тридцатилетних переростков в вестибюлях понтовых отелей щетками не шлепают, может, в номер зайдем?
Мама смотрела на меня с укором.
– Когда-нибудь… – она поднесла палец к моим губам. – …ты наживешь себе серьезные неприятности. Ты очень легко выходишь из себя, а вспыльчивый нрав при остром уме – опасное сочетание.
Я невесело усмехнулась.
– Уже сколько раз наживала.
Мама отступила на шаг и окинула меня взглядом.
– Может быть, ты унаследовала это от нее, – задумчиво произнесла она. – Такой темперамент. Твоя бабушка никогда моему отцу спуску не давала. Не то чтобы обидеть хотела, все в шутку. Точно как ты.
Она протянула руку и погладила меня по волосам.
– В молодости у нее была такая же копна черных волос, как и у тебя. Помню, как она подолгу расчесывала их перед зеркалом. В то время средств для выпрямления волос еще не было, так она собирала их в высокую прическу.
Она вздохнула, как всегда бывало, когда приятные воспоминания уступали место проблемам – как правило, связанным со мной.
– Правда, Поппи, не представляю, о чем думала мама, оставляя тебе свой драгоценный магазин. Она не питала на твой счет иллюзий. Но, видно, у нее на то были причины. А она, хотя я в молодые годы ни за что бы этого не признала, в очень многом оказывалась права.
Она посмотрела на меня с надеждой: вдруг передумаю?
– Ну ладно, ладно, я поеду, – тихо сказала я, уставившись на свои ботинки от Док Мартен. Они непривычно блестели: начистила их специально для похорон.
– Правда? – Мама засияла так, словно выиграла в лотерею. – Это чудесные новости!
– Только уговор, – сказала я. – Я поеду в Сент-Феликс и посмотрю, что там и как, но если пойму, что это не мое, или возникнут какие-нибудь проблемы, то продам магазин, и чтобы потом без претензий. Идет?
Мама слегка вздрогнула, но потом кивнула.
– Конечно, Поппи, договорились. Просто надеюсь, что чары Сент-Феликса подействуют на тебя, как бывало в детстве.
А потом произошло то, чего не случалось очень давно: она притянула меня к себе и крепко обняла.
– Может, вернется прежняя Поппи. Мне так ее не хватает.
Обнимая ее в ответ, я думала, что если только Сент-Феликс не умеет обращать время вспять, то той, прежней Поппи, не будет.
Глава 2
Камелия – моя судьба в твоих руках
– Есть кто-нибудь?
Внезапно раздавшийся голос вырывает меня из воспоминаний, которым я предаюсь, уютно свернувшись под конторкой; я подпрыгиваю и ударяюсь головой.
– Ограбление, – бухаю я, когда незнакомый тип с любопытством свешивается сверху.
– Что вы там делаете?
На меня с тревогой смотрит рослый широкоплечий незнакомец.
– Ищу кое-что. – Я встаю, потирая голову. – А почему вас это волнует?
– А вы имеете право здесь находиться? – Темно-карие глаза подозрительно оглядывают меня с пят до головы.
– За воровку меня приняли? Тогда уж давайте и за дурочку: красть здесь особо нечего.
– Да еще с таким шумом.
Я молча смотрю на него.
– Я проходил мимо, услышал грохот, – объясняет он. – Вот и решил зайти проверить.
Я вспоминаю про опрокинутое ведро.
– А… понятно.
– А вы-то что тут делаете?
Ноги широко расставлены, руки сложены на груди. Классическая защитная позиция у мужчин. Одна из моих первых психологов была специалистом по языку тела и многому меня научила.
Я вздыхаю и качаю перед ним связкой ключей.
– Новый владелец, представляете?
Он изумлен.
– А я думал, магазин достался внучке Розы.
– Откуда вы знаете?
– Ее мать звонила, предупредила, что она приедет. Я Джейк Эшер, у меня тут цветочный питомник.
– А, так это вы Джейк.
– Да… – Джейк явно озадачен. – А вы?..
И не успеваю я рта открыть, как он вскидывает руку.
– Постойте, так вы и есть внучка Розы! – и он кивает головой. – Тогда все понятно.
– Что понятно?
– Ничего особенного, просто ваша мама предупреждала по телефону о вашем характере…
И он умолкает при виде моих сузившихся глаз.
– А давайте заново начнем, ладно? – И он протягивает мне руку. – Добро пожаловать в Сент-Феликс.
Я подозрительно разглядываю его, прежде чем пожать его руку, на удивление широкую. Его пальцы полностью накрывают мою ладонь.
– Спасибо.
Вдруг со стороны шкафа раздается шорох, и в полумраке я вижу, как что-то лезет по полке.
– Что за черт? – вскрикиваю я, едва не нырнув обратно под конторку.
– Все в порядке! – Джейк успокаивающе поднимает руку. – Это всего лишь Майли.
Что-то спрыгивает с полки ему на плечо.
– Это что, обезьяна? – изумленно спрашиваю я, напрягая глаза в полумраке.
– Она самая. – Джейк подходит к дверям и включает свет. – Капуцин.
– Но почему?
Я разглядываю маленького пушистого зверька. Тот настороженно смотрит в ответ и облизывает левую лапку.
– Почему она капуцин? Встретила мама-обезьянка папу-обезьянку…
– Забавно. Я спрашиваю, почему именно обезьянка? Разве не жестоко держать их в неволе?
– В целом я с вами согласен. – Джейк чешет обезьянку под подбородком, и она кладет мордочку ему на руку. – Но Майли – особый случай. Ее тренировали в Штатах для работы с инвалидами, но она не подошла. Слишком независимый нрав для работы в благотворительности. Но Майли привыкла к людям, и выпускать ее обратно в природу было нельзя. Один мой друг-американец рассказал о ней, и я решил ее взять.
Майли гладит соломенные волосы Джейка, а потом, к моему ужасу, начинает перебирать их.
Меня перекашивает.
– Да ладно вам, ничего съедобного у меня в волосах она не найдет, – шутит Джейк и достает из кармана орех. Протягивает его Майли, и та мигом перелетает на вешалку и принимается счищать скорлупу. – Это у нее просто инстинкт.
Я подозрительно разглядываю Майли из-за конторки.
– И вы просто так взяли и взвалили на себя заботу об обезьянке? – с сомнением спрашиваю я. Для меня обезьяны – это животные из зоопарка или из телевизора. Впервые вижу человека, который держит такое дома.
– Ну да, взял и взвалил, – кратко отвечает Джейк. – А в чем проблема?
– Ни в чем! – Я поднимаю руки. – Что вы делаете с обезьянкой, меня не касается.
Джейк меняется в лице, его губы дергаются.
Я соображаю, что ляпнула не то, и краснею. Обезьянка уже прикончила орех и снова недоверчиво таращится на меня.
– Она ест фрукты? – поспешно спрашиваю я. – У меня яблоко с собой.
Джейк кивает.
– Майли любит яблоки.
Я лезу в кожаный рюкзак, достаю зеленое, слегка помятое яблоко и протягиваю его Майли.
– Э-э… – начинает Джейк.
– Она этот сорт не любит?
– Да нет, она, конечно, привереда в еде, но не настолько. Просто оно для нее великовато.
– Ох, конечно! – Я верчусь по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно разрезать яблоко. – Подождите!
И я бросаюсь в заднюю комнату, где бабушка колдовала над цветами, собирая их в неповторимые, порой даже экзотические букеты, при виде которых осчастливленные покупатели начинали сиять.
Я словно делаю шаг в прошлое: комната почти не изменилась. Разве что прибрана получше: наверняка постаралась местная Женская гильдия, или кто там присматривает за магазином.
На полке стоит банка с инструментами, а в ней то, что я ищу: нож. Бабушка подрезала им наискось стебли растений, чтобы они быстрее вбирали в себя воду. Надо же, какие детали иногда вспоминаются. Я беру нож и деревянную доску и иду обратно в зал.
– Да вы не беспокойтесь, – говорит Джейк. – Ей пока для счастья ореха достаточно.
– А это не беспокойство. Я ей предложила угощение, забирать обратно нечестно. Я так никогда не поступаю.
Джейк следит, как я кромсаю яблоко на мелкие куски.
– Так, а теперь что делать?
– Просто протяните ей. Захочет – возьмет. Только учтите, Майли обычно незнакомых не любит… Ох.
Майли уже сидит напротив меня на столе и крошечной лапой забирает яблочную дольку.
– Но вы ей понравились, – заканчивает Джейк.
Мы наблюдаем, как Майли старательно мусолит яблоко.
– А зачем мама вам звонила? – наконец говорю я.
– Что собираетесь делать с магазином? – одновременно спрашивает Джейк и улыбается. – Что ж, сначала дамы. Ваша мама звонила, потому что это я поставляю сюда цветы, и она предупредила меня, что вы теперь здесь хозяйка. Не знаю, в курсе ли вы, но с тех пор как ваша бабушка легла в больницу, за магазином присматривало несколько женщин из местных. Они старались, конечно, но для Сент-Феликса их подход к цветам оказался непривычным.
Мне вспомнился Вуди. Цветы – они и есть цветы. Зачем что-то еще выдумывать?
– Все равно это любезно с их стороны.
– Конечно, – соглашается Джейк. – Вашу бабушку здесь любили. Некоторые даже ездили в Лондон на ее похороны.
– Да, я знаю.
– А теперь ваша очередь отвечать, – говорит он. – Кстати, не давайте, пожалуйста, Майли все яблоко, у нее потом будет живот пучить.
Я подавляю смешок.
– Вообще-то я сама пока не знаю. – Я оглядываюсь по сторонам. – Цветы и я… Это как-то…
Я указываю на свое одеяние: черные джинсы в обтяжку, любимые докмартеновские ботинки бургундского цвета, мешковатый длинный черный свитер.
– Мы плохо сочетаемся.
– Не думаю, – небрежно бросает Джейк. – Я в вас с первого взгляда цветочницу признал.
По идее мне должно быть лестно. Но меня это заявление задевает.
– Тогда, наверное, лучшее решение – продать магазин, – продолжает он. – Взять деньги и отправиться куда-нибудь позагорать на солнышке. Вам бы это не помешало.
– Деньги или солнышко? – уточняю я, скрестив руки на груди.
Джейк криво усмехается.
– Что-то я все время не то ляпаю. Я имел в виду солнце: вид у вас бледноватый.
– Это мой естественный цвет лица, – вскипаю я. – Просто я не мазюкаюсь искусственным загаром, как некоторые свистушки.
Майли вздрагивает от моего повышенного голоса.
– Извини, приятель, – мягко говорю я. – То есть, девочка, леди… Как к обезьянам женского пола обращаются?
– Просто по имени. Обычно этого достаточно.
– Извини, Майли, – тихо говорю я. – Не хотела тебя пугать.
Маленькие глаза-виноградинки с пониманием смотрят на меня с пушистой мордочки, будто Майли вчитывается в мои мысли. А потом с серьезным видом протягивает мне лапку.
– Она хочет подружиться, – объясняет Джейк. – Протяните ей руку.
Я так и делаю.
Но Майли, вместо того чтобы пожать мою руку, аккуратно кладет ошметки яблока мне на ладонь. А потом вспрыгивает Джейку на плечо.
– Извините, – говорит Джейк. – Она иногда немного чудит.
– Ничего, – отзываюсь я, глядя на яблочные ошметки. – Это не первый раз, когда мне приходится убирать чужой мусор, и, думаю, не последний. Вот это мне все охотно доверяют.
Джейк вопросительно смотрит на меня, но я не собираюсь просвещать его на этот счет.
– Выпить не хотите? – спрашивает он. – Тут паб дальше по улице, а вы, судя по всему… Простите, – поспешно добавляет он. – Опять я со своими домыслами.
Я внимательно разглядываю его. С виду неопасный. Вряд ли тип, расхаживающий с обезьянкой на плече, окажется серийным убийцей.
И я киваю.