Позже безумие фигурировало в философских текстах в более неожиданной ипостаси. Например, для Ницше безумие было метафорой, отражающей саму суть философской работы. Философ должен постоянно пересматривать и «преодолевать» разные философии, рассматривая их с противоположных позиций[18]. Для этого необходимо в некотором смысле становиться больным. Ницше писал, что нужно «рассматривать с точки зрения больного более здоровые понятия и ценности»[19]. Если для философов Нового времени безумие было примером ошибки, для Ницше оно, напротив, стало символом наиболее предпочтительного способа философской работы. Но, вне зависимости от того, оценивается эта роль позитивно или негативно, «безумие» во многих философских текстах – это некоторый тип рассуждения, который противостоит нормальному и рациональному. Для таких философских рассуждений о безумии не имели никакого значения реальные клинические картины.
Феноменологическая психиатрия
Первой серьезной попыткой построения философской теории психической болезни была феноменологическая психиатрия, возникшая в начале XX века, а также появившийся чуть позже проект Dasein-анализа. Это движение явным образом противопоставляло себя существующей психиатрической науке и предлагало альтернативную модель понимания психической болезни. Деятельность представителей феноменологической психиатрии и Dasein-анализа пришлась, по большей части, на первую половину XX века (хотя отголоски этого проекта звучали до конца столетия)[20].
Главной задачей, которую ставили перед собой представители экзистенциально-феноменологической психиатрии, был поиск нового основания для психиатрической науки и практики. Они стремились уйти от позитивной науки, склонной к упрощениям и рассматривающей больного исключительно как «объект», и найти другие средства описания и объяснения того, что происходит с психически больным человеком. Кроме того, они хотели выработать новые методы воздействия на состояние больного. Работа была сосредоточена по двум направлениям: критика традиционной психиатрии – с одной стороны, и поиски новых методов – с другой.
Критика психиатрии велась в русле актуальных на тот момент дискуссий по поводу статуса наук о человеке. Карл Ясперс, основатель феноменологической психиатрии, осуждал современную ему психиатрию за то, что та оперирует естественнонаучными методами; человек воспринимается в психиатрии как природная реальность, стоящая в одном ряду с объектами естественнонаучных дисциплин. Ясперса не устраивало заимствование естественнонаучной, «объяснительной»[21] методологии применительно к области душевной жизни. Кроме того, Ясперс критиковал психиатрию за использование схем. Позитивная наука использует обобщения; более того, она претендует на то, что типизации и схемы действительно отражают исследуемый объект. Но «сущность» человека в принципе непредставима в научных понятиях; когда ее пытаются описать с помощью обобщенных категорий, «знание заходит в тупик»[22]. Психиатрия претендовала на статус естественной науки, исследуя человеческую психику; потому, с точки зрения Ясперса, она двигалась в тупиковом направлении.
Медард Босс и Мартин Хайдеггер, создатели Dasein-анализа, тоже критиковали психиатрию за использование методов естественных наук. В частности, они критиковали положение в том, что феномены делятся на физические и психические, причем физические измеримы, а психические – нет[23]. Как утверждает Хайдеггер, когда мы имеем дело с явлениями, связанными с человеком, все не так просто. Эти феномены не являются однозначно физическими (т. е. измеримыми) или психическими (неизмеримыми)[24]. Например, к какому типу явлений относятся слезы? С одной стороны, мы можем вычислить объем жидкости и таким образом «измерить» слезы. Но будет ли такое измерение адекватным показателем страдания? Психиатрия, основанная на методах естественных наук, игнорировала специфику человеческого и не могла дать ответ на этот и подобные вопросы.
Если же говорить о «позитивной» программе, т. е. о стремлении найти новые методы для работы с душевной болезнью, то главной задачей экзистенциально-феноменологической психиатрии было описание мира психически больного человека «изнутри», обращаясь к его опыту. Для решения этой задачи использовались методы, заимствованные из философии: феноменология и экзистенциальная аналитика. Цель феноменологической работы понималась как «проникновение во внутренний мир больного»[25]. Главный вопрос, который должен задавать себе человек, исследующий патологические переживания в рамках феноменологической психиатрии, – это вопрос: «А это действительно переживается?» Экзистенциальная аналитика использовалась для описания изменений в способе «бытия человека как целого»[26], а также его окружающего мира.
Для представителей феноменологической психиатрии было очень значимо, что некоторые переживания психически больных в той или иной степени перекликаются с повседневным опытом каждого из нас. Поэтому они стремились описывать опыт пациентов так, чтобы суть происходящего была понятна и психически здоровому человеку. Вот, например, как анализируются переживания при депрессии в теории Штрауса[27]. Он пишет, что в депрессивном состоянии человек утрачивает течение времени, перестает стремиться к будущему; «стрелки часов движутся, сам же он не продвигается вперед». Время превращается в простую последовательность и действительно сводится к движению часовых стрелок. Из-за изменения «течения времени» человек не видит путей изменения ситуации в будущем, поэтому каждый неверный поступок в прошлом вызывает у него сильнейшее чувство вины.
Разумеется, теоретические построения экзистенциально-феноменологической психиатрии не сводились к таким примерам, однако эти описания хорошо иллюстрируют основные идеи и методы этого движения. Патологический опыт описывался так, чтобы он был понятен, а проблемы психически больного человека могли вызывать сопереживание. Поскольку психиатр, в конечном счете, такой же человек, как и его пациент, он в состоянии воспринять тот опыт, который переживает больной.
Итоги этой первой серьезной попытки привлечения философских методов в психиатрию были неоднозначными. Представителям экзистенциально-феноменологической психиатрии в итоге не удалось создать методологию, которая могла бы прийти на смену традиционной психиатрии. У них получалось описывать отдельные феномены душевной жизни больных, однако, в конечном счете, четкой эффективной методологии работы с психически больными так и не было выработано. Реальная терапевтическая практика зачастую оказывалась довольно причудливой: психиатр пытался понять внутренний мир больного, одновременно «на всякий случай» оказывая традиционное медикаментозное лечение.
«Оркестр без дирижера»: философы о шизофрении
Кроме того, в прошлом веке философы, которые не имели непосредственного отношения к клинике, стали еще чаще обращаться к примерам психических расстройств для прояснения теоретических проблем, например вопроса о природе сознания, статусе личности и т. д.
Предметом наибольшего интереса со стороны философов в прошлом веке была шизофрения. По словам Гелдера, «среди основных психиатрических синдромов шизофрения – самый трудный для определения и описания»[28]; в то же время (а отчасти – именно из-за неопределенности понятия в психиатрии) шизофрения стала одним из самых привлекательных для философского анализа психиатрических диагнозов.
Сам термин «шизофрения» был введен Эйгеном Блейлером в 1908 году. Этот термин был модификацией понятия dementia praecox, предложенного в 1880-х гг. Эмилем Крепелином. Однако существует мнение, что мы можем найти примеры «шизофрении» задолго до того, как это расстройство получило название. Например, Жан Гаррабе начинает свою книгу «История шизофрении»[29] с описания состояния героя романа Бальзака «Луи Ламбер». Герой бледен, имеет проблемы со сном, механически трет голени друг о друга, издавая ужасающий звук. «Луи продолжал стоять, как я его видел, и день и ночь, с неподвижным взглядом, не опуская и не поднимая веки, как мы это обычно делаем… Я пытался несколько раз с ним заговорить, но он не слышал меня. Это был обломок, вырванный из могилы, нечто вроде победы, одержанной жизнью над смертью или смертью над жизнью. Я там находился приблизительно в течение часа, погруженный в необъяснимую задумчивость, во власти тысячи печальных мыслей. Я слушал мадемуазель де Вильнуа, которая мне описывала эту жизнь от ребенка в колыбели во всех подробностях. Вдруг Луи прекратил тереть свои ноги одна о другую и произнес медленным голосом: „Ангелы – белые!“» Гаррабе указывает, что симптомы, которые мы можем наблюдать у героя, могли бы быть истолкованы как проявления шизофрении.
Представления о шизофрении менялись неоднократно: шизофрению то описывали как состояние, вызывающее необратимые процессы в организме, то поэтично определяли как «целый мир странного бытия души»[30]. В современной классификации шизофрения принадлежит к группе «Расстройства шизофренического спектра и другие психотические расстройства». Согласно Руководству по диагностике и статистике психических расстройств, шизофрения характеризуется следующими симптомами: бред, галлюцинации, бессвязная речь, дезорганизованное или кататоническое поведение, изменения в проявлении эмоций. При этом даже в официальном справочнике указывается, что этот диагноз предполагает крайне разнородные проявления: «симптомы шизофрении включают ряд когнитивных, поведенческих и эмоциональных нарушений, но нет единого симптома, который был бы характерен для данного расстройства»[31].
Концепции шизофрении почти всегда были тесно связаны с философскими вопросами о природе сознания и единстве личности. Это объясняется тем, что исходно в качестве основы этого заболевания называли нарушения субъективности. Эмиль Крепелин, описывая dementia praecox, метафорически сравнивал расстройство с «оркестром без дирижера». Он исходил из того, что ключевая черта сознания – его внутреннее единство, а потеря этого единства приводит к расстройству. То есть вопрос о единстве сознания изначально был главным для понимания природы шизофрении. Концепция шизофрении Блейлера тоже отсылала к «философским» вопросам. Блейлер считал ключевыми характеристиками расстройства особый тип мышления и отношения к реальности. «Аутистическое мышление создает новый, фантастический мир, который для шизофреников так же реален, как и другой»[32]. Для шизофрении потому характерно «преобладание внутренней жизни, сопровождающееся активным уходом из внешнего мира»[33].
Так, мы видим, что в первых концепциях шизофрении она понималась как нарушение единства самосознания, расстройство способности мыслить и осознавать реальность. В дальнейшем идея о том, что шизофрения – это в первую очередь расстройство субъективности, нашла свое отражение в более современных концепциях[34].
Неудивительно, что шизофрения заинтересовала и философов. Случаи расстройства мышления, изменения типа восприятия реальности и разрушение единства сознания ставили под вопрос многие базовые философские понятия. К опыту шизофреников обращались практически все представители феноменологической психиатрии и Dasein-анализа, которые описывали внутренний мир пациентов. Рональд Лэйнг считал шизофрению стратегией выражения своих внутренних переживаний, отличающихся от общепринятых. Для Лэйнга шизофрения была следствием невозможности соответствовать стандартным моделям внешнего поведения, «успешной попыткой избежать приспосабливания»[35]. В теории «двойного послания» (double bind)[36] Грегори Бейтсона шизофрения исследовалась через анализ типов коммуникативных сообщений[37]. Жиль Делёз и Феликс Гваттари создали модель шизоанализа[38], в которой это расстройство понималось как предел социального развития. Последний пример мы рассмотрим несколько подробнее. Он интересен тем, что для Делёза и Гваттари понимание шизофрении позволяет создать новую философскую модель устройства реальности.
В своих работах Делёз и Гваттари обращаются к примерам конкретных шизофреников. Описания их опыта довольно сложно представимы из перспективы «нормального» человека. Например, больные переживают части своего тела как отдельные сущности. Или шизофреник говорит, что находится в ситуации «вечного выбора», когда он проходит через серию состояний, в которых он соотносится с различными историческими фигурами и не может отождествить себя с какой-либо одной сущностью.
Примечания
1
Ясперс К. Каузальные и «понятные» связи между жизненной ситуацией и психозом при dementia praecox (шизофрении) // Ясперс К. Собрание сочинений по психопатологии. М.: Академия, Белый кролик, 1996. С. 112–237. С. 180.
2
Там же. С. 181–182.
3
Fulford B., Thornton T., Graham G. Oxford Textbook of Philosophy and Psychiatry. Oxford, New York: Oxford University Press, 2006; The Philosophy of psychiatry. A Companion / Ed. by J. Radden. Oxford, New York: Oxford University Press, 2004; Banner N., Thornton T. The New Philosophy of Psychiatry: Its (Recent) Past, Present and Future: A Review of the Oxford University Press Series International Perspectives in Philosophy and Psychiatry // Philosophy, Ethics, and Humanities in Medicine. 2007. No. 2 (1). Pp. 9-23.
4
Thornton T. Wittgenstein and the limits of empathic understanding in psychopathology // International Review of Psychiatry. 2004. No. 16(3). Pp. 216–224.
5
Не существует даже единой, всеми признанной даты «рождения психиатрии». Например, с точки зрения Юрия Каннабиха, рождение современной психиатрии следует отсчитывать со времен Эмиля Крепелина, с точки зрения Мишеля Фуко – с эпохи преобразований Пинеля и Тьюка. Каннабих Ю.В. История психиатрии. Л.: Государственное медицинское издательство, 1928; Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997.
6
Библия. Первая книга Царств. 16: 14–23.
7
Каннабих Ю.В. История психиатрии. С. 15.
8
Fulford B., Thornton T., Graham G. Oxford Textbook of Philosophy and Psychiatry.
9
Simon B. Mind and Madness in Classical Antiquity / History of Psychiatry and Medical Psychology / Ed. by E. R. Wallace and J. Gach. NY: Springer, 2008. P. 175–197. P. 175.
10
Robinson D. Wild Beasts and Idle Humours: the Insanity Defense from Antiquity to the Present. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1996.
11
Kenny A. J. P. Mental health in Plato’s Republic // Proceedings of the British Academy. 1969. Vol. 55. P. 229–253.
12
Nordenfelt N. The Stoic Conception of Mental Disorder: The Case of Cicero // Philosophy, Psychiatry, & Psychology. 1997. No. 4. Pp. 285–291. P. 287.
13
Цицерон. Тускуланские беседы. Книга III. Об утешении в горе // Избранные сочинения. М., «Художественная литература», 1975.
14
Marx O.M. German Romantic Psychiatry // History of Psychiatry and Medical Psychology. Ed. by E. R. Wallace and J. Gach. NY: Springer, 2008. Pp. 313–333; Richards R.J. Rhapsodies on a Cat-Piano, or Johann Christian Reil and the Foundations of Romantic Psychiatry // Critical Inquiry, 1998. Vol. 24. No. 3. P. 700–736.