– Придёт прекрасное время, и Вы за «покрывательство» недоноска-ублюдка ответите, – сказала она однажды, когда ей исполнилось всего лишь четырнадцать лет.
– Поживём увидим, – стало уклончивым ответом, последовавшим от Маргариты Петровны.
С тех пор она всячески притесняла неукротимую бестию, не упуская удобного случая, чтобы если и не ударить, то обязательно «дрянную» девчонку, унизить да, дерзкую, оскорбить. Как утверждала, в назидание остальным, на долгую память потомкам. Дивное дело, применяемые методы только сильнее укрепляли стойкий, уверенно непреклонный, характер и воспитывали несгибаемую, едва не стальную волю, делая детдомовскую сиротку злой, непомерно жестокой. Приобретённые качества Ветрова научилась умело скрывать и никогда не выдавала всеобщему обозрению душившие изнутри живые эмоции; она становилась абсолютно непроницаемой, неподвластной стороннему пониманию. Теперь Екатерина могла, даже испытывая сильную, просто невероятную, душевную боль, мило всем улыбаться и продолжать спокойно общаться – как будто ни в чём не бывало.
Мухротов, наблюдая за Катькой из единственного окошка мрачной, до́ черна загаженной, кочегарки (когда та изредка играла неподалёку), не оставлял зловещие мысли и собирался довершить бесчеловечное истязательство, жуткое и беспощадное, ставшее смыслом опустошённой, никчёмной и никудышной, жизни. Но не только свирепое убийство он намеревался воплотить в безжалостной мести! В той же мере поганого урода, как морального, так и физического, терзали развратные грёзы; он вынашивал умопомрачительную идею, как сможет осуществить чудовищный замысел, в чём-то коварный, а где-то ужасный.
Итак, время шло. Повзрослев, Екатерина сделалась самой старшей среди сиротских девчонок. Как следствие постепенного созревания, у юной красавицы появились интересы диаметрально другие, никак не сочетавшиеся с давними, ещё девчачьими, помыслами. Бесподобная симпатяжка уверенно заглядывалась на взрослых парней, вынашивая далеко не чисто пацанскую дружбу. У неё появились новые секреты, любовные тайны, которыми непременно нужно хоть с кем-то делится. Вольно или невольно, пришлось сдружилась с двумя похожими сверстницами, достигшими пятнадцати и, соответственно, шестнадцати лет.
Первая, помладше, по имени Даша, выделялась пышными формами, развивалась не по годам, но являлась не очень красивой: во-первых, рыжие густые волосы отбросили неприглядную тень на белое личико, усыпав его многочисленными веснушками и сделав не очень приятным; во-вторых, заострённый нос выглядел излишне большим, загнутым книзу своеобразным крючком; в-третьих, зелёные глаза казались безмерными, точь-в-точь как зловредной ведьмы, и всегда светились плутовским озорством, непревзойдённым лукавством; в-четвёртых, бесформенное тело не обладало превосходными формами, а единственное, что было нём особенно привлекательно, – это стройные, ни с чем не сравнимые, ноги. К неброской одежде она относилась совсем неразборчиво и, уподобляясь Катюхе Ветровой, одевалась во что не придётся. Если последнюю (с её-то превосходными внешними данными!) невзрачные одеяния нисколько не портили, рыжеволосая подруга выглядела нелепо, словно разряженная капуста.
Вторая, Анастасия, являлась ей полной противоположностью. Передавая прекрасные формы, можно остановиться на следующих параметрах: она была худощавой, стройной, эффектно сложённой и выделялась нормальным, согласно возрасту, ростом; лицо выглядело настолько красивым, что сравнивалось либо со сказочной феей, либо с загадочной нимфой, либо морской сиреной (последнее подтверждалось миленьким, едва ли не ангельским голоском); большие голубые глаза гармонировали с белокурыми волнистыми локонами; маленький, аккуратненький, словно точёный, нос изящно сочетался с чувственными губами, переходившими в миленький подбородок. В отличии от двух остальных подружек, к верхней одежде сногсшибательная красотка относилась с исключительной скрупулёзностью и выбирала себе лишь самые лучшие вещи. С её чисто женским капризом, принимая во внимание наличие у других непредвзятого отношения, особых затруднений она не испытывала.
Говоря о Екатерине, в ней к наступившему возрасту всё настолько могло показаться воистину совершенным, что с трудом удалось бы найти хоть какой-нибудь маломальский изъян. Сейчас она выглядела изумительно, ни с кем не сравнимо. Вот её подробное описание: первое – на продолговатом, худощавом лице выделялись бездонные очи, наполовину тёмно-голубые, а частью зеленоватые, внешне невинные, но скрывавшие и непреклонную волю, и холодную рассудительность, и (когда необходимо) яростную жестокость; второе – подвижный коралловый рот, лисий, чуть вздёрнутый, нос, смуглые щёки да вечно лукавое выражение передавали огромный ум, непомерную хитрость, отчаянную решимость; третье – густые каштановые волосы захватывались сзади обычным «хвостом», смотрелись эффектно и подчёркивали природную миловидность; четвёртое – невысокий рост прекрасно соотносился со стройной фигурой, выточенной как будто из мрамора; пятое – совсем недетские формы придавали волшебной загадочности; шестое – великолепные ножки, видимо, создавались каким-то умелым, чрезвычайно талантливым, скульптором.
Возвращаясь к их де́вичьей дружбе, становится очевидно, что у них существует ещё и другая жизнь, вторая и тайная. Три девушки-озорницы умудрились подделать ключи от главных ворот; они сделали каждой по одному экземпляру и под огромным секретом, исключительно по ночам, стали покидать расположение детского дома да бегать в поселковый клуб на молодёжную дискотеку. До поры до времени всё было нормально и их невинные, казалось бы, шалости проходили «без сучка без задоринки», пока в один злосчастный момент они, возвращаясь обратно, внезапно не столкнулись с тем самым отвратительным кочегаром, уродливым и опасным. Мгновенно вспомнив пережито́е, связанное с его чудовищной личностью, Ветрова испуганно вскрикнула, на секунду опешила, но быстро взяла себя в руки и гордо посмотрела на ужасного человека, давно уж переведенного ею в разряд заклятых, непримиримых, кровных врагов. Тот сделал вид, что никого не узнал и преспокойно проследовал мимо. Создавалось некое впечатление, что он забыл про мнимый объект похотливого вожделения, но, нет! Мысленно маниакальный выродок злобно заулыбался: он достоверно знал, что именно ему проделать в последующем, в самом ближайшем будущем.
По прошествии двух недель, ми́нувших после того противного случая, сдружившиеся подруги тайно засобирались на поселковые танцы.
– Кто желает сегодня пойти потусить? – спросила Екатерина у двух других девушек, едва лишь наступила очередная суббота.
– Естественно, я, – ответила Настя.
– И, конечно же, я, – поддержала обеих приятельниц Даша.
– Тогда, как только стемнеет, по-тихому собираемся, а следом выходим, как и обычно, вылезая через окошко, расположенное в мальчишечьем туалете, – наставительно промолвила Катя. – Да и!.. Смотрите, не перебудите, как в прошлый раз, младшеньких, а то – ишь! – они тогда «раскудахтались».
Нетрудно догадаться, в девчачьей троице главной считалась именно Ветрова; она пользовалась у остальных подружек серьёзным авторитетом, непререкаемой властью, как, впрочем, и у всей половины воспитанниц детского дома.
– Ты чего собираешься сегодня надеть? – поинтересовалась Анастасия, после того как «основная» подруга закончила инструктировать.
– Наверное, как и всегда, синие джинсы да серую куртку, – небрежно бросила девчоночья атаманша.
Имея бесподобные и лицо и тело, любая одежда к ней подходила безукоризненно, и даже если б Екатерина оделась какой-нибудь непритязательной замарашкой, то продолжала бы выглядеть привлекательной, и приятной, и притягательной.
– Ну, а ты? – обратилась взыскательная блондинка ко второй, менее красивой подруге.
– Я?.. – переспросила Дарья, виновато потупившись, как будто чего-то стесняясь. – Скорее всего, короткую чёрную юбку и красную куртку.
– Отлично! Тогда я надену короткое синее платье, а поверху нашу общую кожанку – никто со справедливой делёжкой не возражает?
– Нет! – хором ответили другие приятельницы и весело засмеялись.
– Итак, с самым насущным вопросом вроде бы всё: с вечерней одёжкой решили, – сделала Ветрова корректное заключение, едва лишь, как все остальные, хорошенечко просмеялась, – теперь дожидаемся позднего времени, а дальше… тс, как и всегда, никому не говорите ни слова.
Договорившись, юные заговорщицы отправились ужинать.
На дворе стоял поздний октябрь, темнело, соответственно, рано, а значит, и первую часть договора выполнить особого труда не составило. В десять часов вечера, исполняя внутренний распорядок, как будто бы завалились спать. Подождав чуть менее часа, пока заснут другие воспитанницы, а с ними дежуривший воспитатель, трое отчаянных девушек неторопливо засобирались; понятно, они старались как можно меньше шуметь. Потихоньку одевшись, поочередно покинули девчачье расположение. Последовали друг за другом на цыпочках, удерживая уличную обувь в руках. Направились в мальчишечий туалет, расположенный на первом этаже, а окнами выходивший на затемнённую территорию.
Оказавшись внутри и не забывая игриво хихикать, они, осторожничая, ещё какое-то время внимательно вслушивались. Едва убедились, что вокруг сравнительно тихо, три дерзкие проказницы след-вслед повылезали в полуметровую квадратную форточку. Чтобы исключить подобные факты, администрация заведения распорядилась забить секретный лаз внушительными гвоздями. Ха-ха, наивные! Пронырливые авантюристки оказались намного хитрее: они аккуратно отжали прибитую створку, заострённые кончики предприимчиво опилили, а оставили одни лишь наружные шляпки. Подготовительные мероприятия провели настолько отменно (ни разу не придерёшься!), что продолжало сохраняться стойкое впечатление, как будто всё остаётся в неизменном, изначально при́данном, виде.
Несанкционированное бегство прошло как по спланированному сценарию. Очутившись на приусадебной территории, сметливые девушки обулись в заранее прихваченные кроссовки и точно так же, стараясь поменьше шуметь и укрываясь в мрачной тени, отбрасываемой внушительным зданием, стали медленно пробираться к закрытым воротам. Весь путь проворные бестии проделали быстро, а закончили его короткой, но стремительной перебежкой. Как издавна завелось и вошло у юрких самовольщиц в привычку, массивный замок отомкнули ключом, закрепленным за рыженькой Дашей. Легонько скрипнув огромной «воротиной», свободные, все трое высыпали наружу, на вольную улицу. Облегчённо вздохнули и, весело щебеча, отправились напрямую к поселковому клубу.
– Ну как, развлечёмся сегодня? – озорно улыбаясь, задалась сакраментальным вопросом не по-детски разодетая Настя.
– Странный, Настасья, у тебя интерес?.. Для чего же тогда мы выбрались? – не совсем корректно ответила Катя. – По-моему, глупо думать, что я бы стала так рисковать, направляясь на скучные посиделки.
– Лично я собираюсь оторваться сегодня по полной программе, – вставила молодая шатенка, – на позапрошлой неделе мне присмотрелся – ТАКОЙ! – симпатичный парень, ну, просто настоящий самец. При одной только мысли о нём моя кровушка сначала вскипает, а затем, ледяная, совсем замирает.
Всем понятно, что детдомовские оторвы давно уже не являлись приличными девственницами и вовсю наслаждались мужскими ласками, половыми сношениями. На полуно́чных молодёжных мероприятиях их знакомства с представителями противоположного пола нередко заканчивались настоящей интимной близостью.
– Каждый раз у тебя какие-то новые?! – игриво воскликнула Настя. – Я вот, в отличии от тебя, уже три недели встречаюсь с одним. Эх! Знали бы вы, какой он порой бывает ласковый?..
– Три недели?.. Хм, это, конечно, срок, – иронично заметила Ветрова и тут же добавила: – Чтобы понять, какой он действительно нежный, так ты возьми и дай мне несравненного красавца на ночку «попробовать».
– Нет, уж дудки! – изобразив наигранное негодование, возразила разнузданная блондинка. – Я сама ещё не насытилась. Как надоест, тогда, пожалуйста… пользуйтесь.
– На том и порешим, – согласилась Екатерина, не позабыв язвительно усмехнуться.
Вот так, за плотскими предвкушениями, детдомовские подруги постепенно приблизились к поселковому Дому культуры. Время приблизилось к двенадцати ночи, и до окончания развлекательного мероприятия оставался примерно час. Естественно, терять его впустую было бы глупо, и рьяные девушки, проскользнув в общей суматохе без проходных билетов, преда́лись энергичному, ничуть не скромному, танцу; одновременно ни одна из них не забывала выглядывать привлекательных молодых людей.
Минуты, отведённые на недолгое счастье, нестерпимо текли, и увеселительная тусовка приближалась к логичному завершению. Вдруг! Как по какой-то негласной команде, словно из неоткуда, появились двое местных парней – кавалеры менее красивых подружек. Приблизившись, они пристроились рядом, образовав некий отдельный круг, и стали изображать некое подобие корявого танца. У Екатерины постоянного партнёра пока ещё не было: уже тогда она знала себе высокую цену, являлась чрезвычайно разборчивой и не подпускала к себе никого «ближе расстояния вытянутой руки»; избирательная особа могла пойти лишь с тем, с кем хотела сама. Местная молодежь давно уже изучила жёсткий, порой беспощадный, характер, в связи с чем не слишком смелые парни старались держаться подальше. Хотя, если честно, глядя на неё, у большинства «голодных самцов», не переставая, текли порочные слюнки и отвисала похотливая челюсть.
Ближе к концу дискотеки счастливые подруги, раскрасневшиеся от явного удовольствия, устремились, сопровождаемые бойфрендами, на выход из клубного здания; обе они отправились прочь, в одно им известное место. Катя в тот неудачливый вечер ни на ком не остановила излишне избирательный выбор, да к ней, впрочем, как-то никто и не подходил; все почему-то старались уклоняться от её завидного общества, пускай и предвзятого, но всё же прекрасного. Положение дел показалось ей необычным, едва ли не удивительным; правдоподобное объяснение так и не находилось. Задетая за живое, удручённая красавица недоумённо вздыхала: «С ума они, что ли, здесь все посходили?» Неожиданно! Необъяснимые «непонятки» развеялись сами собой… Когда обескураженная девушка покинула пределы дискотечного здания, к ней подошёл симпатичный парень; среди поселковых юношей он выделялся непосредственным прозвищем – Бедный.
Глава IX. И снова Мухротов
Своеобразный псевдоним выдавал, что молодой человек является родом из малообеспеченной, точнее неблагополучной, семьи. Невзирая на позорное, казалось бы, обстоятельство, среди поселковых сверстников он пользовался непререкаемым хулиганским авторитетом, и мало кто бы отважился противопоставить ему личное мнение. По натуре парень являлся жестоким, самоуверенным, излишне драчливым. Настоящее его имя, Саша, практически никогда не использовалось: все давно уж привыкли обращаться исключительно по прилипшему погоня́лу. Имея привлекательную внешность, Александр выделялся сильным, атлетически развитым, телосложением; оно сформировалось в результате регулярного посещения тренажерного зала, кстати им же самим и устроенного. Безупречная наружность, отчасти суровая, а частью по-взрослому мужественная, выражалась следующими основными характеристиками: по-де́вичьи красивым лицом, передавшим самодовольного человека, и сильного духом, и способного подчинять себе более слабых; наглыми глазами чёрного цвета, отличавшимися пронзительным взглядом и заставлявшими трепетать не только себе подобных сверстников, но и старших, и рослых приятелей; густыми тёмными волосами, коротко остриженными и сзади и по бокам, на лоб же спадавшими изумительной чёлкой; внушительным ростом, казавшимся выше Екатерины едва ли не на целую голову; лёгкой, по-спортивному непринуждённой, походкой, выдававшей бесстрашный характер. Одеваться нахальный заводила любил изыскано, броско, и имел к притязательным запросам любые, в том числе финансовые, возможности. Сплотив возле себя отчаянных отморозков, он обложил молодое население посёлка непререкаемой данью, которую в те суровые времена предпочитали «уж лучше отдать!», нежели становиться отверженным, никому не нужным, изгоем.