Тема всегда открывалась с заглавного сообщения, оставленного анонимным посетителем более трех лет назад.
«В мире есть правда. Есть любовь и счастье, есть дружба и помощь, есть жертва, есть свет. Они недолговечны, как голубое небо Индокитая в сезон дождей. В мире есть место добру и злу, свету и тьме. Но природа сумеречна, и самое большое счастье неизбежно омрачается непереносимым горем. В мире есть ложь, в мире есть боль, есть несправедливость.
Каждый вправе выбирать. Свет или тьму, правду или ложь.
Вы выбрали свет и ложь. Я – правду и тьму.
Человек одинок. Друзья приходят и уходят, не оставляя адресов. Друзья взрослеют. Женщины стареют. Любовь растворяется в сумерках, как день. Так же прекрасно, так же неизбежно.
Одиночество постоянно, счастье сиюминутно. Любить – значит делать больно себе, быть любимым – значит делать больно другим.
Я несчастлив, я не вижу причин длить это несчастье еще сорок лет. Я надеюсь, что в ваших жизнях есть что-то, чего нет в моей – не только же страх заставляет вас так упрямо цепляться за них?
Не только же страх?
Я желаю вам счастья.
А тем, для кого счастья нет, хочу передать привет и напомнить: право выбирать – это то, что делает нас людьми».
Первые комментаторы, конечно, советовали срочно звонить на линию помощи. Кто-то даже скидывал свои номера. Кто-то шутил, что это очередное привлечение внимания – хотя за шутки на форуме наказывали. Но потом вдруг появилось сообщение, каких на этом форуме отродясь не бывало. Комментатор деликатно выражал уважение автору и просил незваных спасателей не навязывать свои услуги. Таких в сообществе не любили и быстро банили, но маргинал был настолько деликатен и рассудителен, что выглядел разумнее возмущенных оппонентов. Комментатор подписывался иероглифом Бэй – «Север». Фэй читала жаркую переписку, представляя на месте хладнокровного защитника самоубийц взрослого мужчину, но постепенно стала сомневаться – Бэй так мягко обходила колкости, так изящно манипулировала аргументами, ни следа мужской резкости. Завязалась дискуссия, и многие приняли сторону Бэй. А потом эта скромная ветка выросла в настоящее дерево самоубийц.
Здесь можно было говорить о своем намерении и не слышать в ответ инфантильные призывы оценить, как прекрасна жизнь. Можно было спрашивать совета о том, как не больно. О том, как быть с родными. О том, как сделать – чтобы причинить меньше вреда. Здесь можно было делать выбор.
Фэй редко писала на форуме. Стеснялась. Но ей нравилась Бэй, ее спокойный и мудрый голос. Ее старшинство. Ее знание.
Бэй говорила: мир полон страданий и зла. В завтрашнем дне света меньше. Познавшее зиму сердце умирает.
Бэй говорила: если у тебя отобрали все, помни – твоя свобода всегда при тебе. Свобода перестать ждать.
Фэйфэй не могла не признать ее правоту.
* * *
Запах ладана ложился на плечи Иосифа бархатной пыльцой, в пении церковного хора сливались звонкие молодые голоса. Смех университетских товарищей, дорога по зеленому кампусу от учебного здания номер шесть, в котором проходили пары по общей психопатологии. Сквозь распахнутые окна аудитории доносятся звуки репетиции музыкального клуба, хоралы Баха. Кто-то смеется: только в Китае студенты-медики станут распевать церковные песни. Иосиф спрашивает друзей – а вы верите в Бога? Они в ответ только смеются, кто-то утверждает, что верит в Будду. Иосиф говорит: и я нет. Я тоже нет.
– Йоши-тян? Йоши, ты заснул?
Отец Гао осторожно потрепал по плечу задремавшего прихожанина. Иосиф вздрогнул и резко выпрямился. В последние годы его проблемы с нервами заметно усугубились.
– Прости, падре. Меня усыпил хор. А твоя лекция мне понравилась.
– Это называется проповедь, Йоши-тян.
Падре сел на деревянную скамью подле Иосифа. Свет от алтаря чудесно дрожал в прохладе церковного зала и мог легко добраться до сердец самых сомневающихся прихожан на последних рядах. Задачей Гао было открыть эти сердца, и к каждому воскресенью он исправно готовился, засиживаясь до глубокой ночи. В последнее время это давалось труднее. Гао не понимал почему.
– Вижу, что утомил тебя, Йоши-тян. С непривычки трудно слушать длинные проповеди. Но ты пришел раньше – я назначил тебе к полудню.
– Зачем ты звал меня, Гао? Атмосфера не располагает к тому, чтобы открыть по банке пива и вспомнить былое. Снова хочешь поспрашивать про Чжан Лоу?
– …да, – падре неловко сцепил руки на коленях. – Я грешен, Йоши. В прошлый раз сокрыл от тебя правду. Я знаю, что у Чжан Лоу была подруга, о которой он мог упоминать на твоих сеансах. Скорее всего, именно она и подтолкнула его к роковому выбору.
– Подруга? Девушка? Дио мио, падре, после смерти невесты Чжан смотреть на других женщин не мог. Я больше чем уверен: к самоубийству его привело не только чувство вины, но и одиночество – длительная сексуальная фрустрация.
Падре инстинктивно дернулся, отодвигаясь от Иосифа. Смущение накрыло обоих, Йоши чуть позже.
– Прости, Гао, – наконец, улыбнулся он. – Я лишь хотел сказать, что вряд ли у Чжан Лоу была подружка.
– Не подружка, – падре прокашлялся, чтобы вернуть силу голосу. – Он даже не видел ее ни разу. Они познакомились в Интернете и стали много общаться. А потом он наложил на себя руки. Ее звали Бэй.
Иосиф прищурился. От запаха ладана у него кружилась голова, и в полутьме церкви лик казался особенно бледным. Падре забеспокоился.
– Ты здоров, Йоши-тян? С тебя можно святого мученика писать.
Доктор слабо улыбнулся.
– Проблемы с нервами, падре. Уже не ново. Ты, может быть, забыл, но я в школе отличался повышенной возбудимостью.
Падре не только не забыл – он помнил все даже лучше самого Иосифа. Например, тот случай в пятом классе, когда мальчик с другой параллели высмеивал розовый пенал Йоши. Маленький Иосиф, обиженный и перевозбудившийся, чуть не воткнул циркуль в глаз задире, а когда учитель растащил их, упал в обморок. Гао сидел с ним до вечера – пока не пришла мама. В седьмом классе Иосиф подружился с девочкой. Кто-то из старшеклассников в шутку поженил их, а потом задрал девочке юбку и назвал нехорошим словом. Иосиф не стал лезть в драку. Но через пару месяцев у обидчика обнаружилась фобия острых предметов – он со слезами уверял взрослых, что повсюду натыкается на предметы, угрожающие его жизни. Возможно, между этими событиями и не было связи, но Гао как-то раз заметил в рюкзаке Иосифа странную коробку с металлическим мусором, ржавыми обломками и ворохом скрепок. Гао никому не сказал.
– Я бы не стал задавать тебе глупый вопрос, но… Недавно я вновь услышал это имя. И вновь с той же мрачной тенью. Одна из моих прихожанок мучается чувством вины и думает о самоубийстве. Эта Бэй ведет с ней разговоры в Интернете.
Гао замолчал. Челка сбилась на лоб, священник машинально поправил ее.
– Думаешь, это та же самая Бэй?
– Да. И она убийца. Хоть и грешно так говорить. Но я так думаю, Йоши-тян. Чжан Лоу и Фэйфэй даже не были знакомы. Вряд ли они могли обсуждать что-то подобное. Скорее всего, Фэй наткнулась в Интернете на сайт, где обсуждаются самоубийства. Вот я и решил спросить у тебя – вдруг ты знаешь?
Йоши болезненно улыбнулся, щеки порозовели.
– Потому что я точно похож на парня, которому пора озаботиться сведением счетов с жизнью? Ты раньше не был столь прямолинеен, падре.
– Потому что ты психиатр, Йоши. Если в Интернете действительно есть сообщество, в котором людей подталкивают к самоубийству, – ты бы наверняка слышал о таком.
Иосиф задумчиво вытянулся – позвонки под черным пиджаком изгибались под углом, нарисованным церковной скамьей, колени упирались в крепкое дерево перегородки. Тень от ресниц дрожала на щеках Иосифа, раззадоренная подвижным пламенем свечей, запахом воска и ладана, всколыхнувшейся памятью.
– Во время моей стажировки в Токийском университете профессор возил нас в лес Аокигахара у подножия Фудзи. В Средневековье нищие жители префектуры оставляли там детей и стариков, и те умирали от голода или замерзали в первую ночь. С той поры лес просто кишмя кишит бесами. Столько неупокоенных душ не встретишь во всей Японии. В двадцатом веке он полюбился самоубийцам. Точно зловещий дух леса вкладывает им в руки то веревку, то нож. Там постоянно находят тела. Но в густых зарослях легко не заметить труп. Непогребенные самоубийцы превращаются в бесов и стремятся переложить свой грех на плечи других несчастных.
– К чему ты клонишь, Йоши? – перебил падре, неловко озираясь по сторонам. Даже малообразованные китайцы не осмеливались беседовать о буддийских суевериях в храме Господнем.
– Есть поверье, – увлеченно продолжил Йоши, не замечая напряжения падре, – что души самоубийц лишаются возможности перерождения. Они обречены вечно скитаться по земле в иньской форме «гуй». Но есть трюк, при помощи которого можно обмануть карму. Бесы-самоубийцы ищут среди людей слабого, на кого можно было бы переложить свой грех. Ходят за ним по пятам, нашептывают на ухо мысли о никчемности и избавлении от страданий, подводят к черте. В момент, когда жертва убивает себя, дух находится рядом и узнает о смерти прежде, чем небесная канцелярия. Это дает ему шанс проскользнуть в загробный мир незамеченным – подменяя свою иньскую душу новой неупокоенной душой. Самые ленивые духи не ходят по миру – они таятся в зарослях Аокигахары и жадно набрасываются на каждого пришедшего, расталкивая друг друга.
Падре поднялся. Кончики пальцев, точно приклеенные, еще касались деревянной спинки скамьи из переднего ряда. Падре балансировал гнев. Он злился не на Иосифа – на себя. Маленький провокатор Йоши-тян, сосед по парте с третьего класса, с такой легкостью вывел Гао из себя, что от стыда стало жарко. Китамура-сэнсэй. Решив обратиться за помощью к доктору, Гао сознательно пошел на это – падре помнил Йоши со школьной скамьи, приступы меланхолии и агрессии, мрачное чувство юмора, скрытые амбиции манипулятора, компенсирующие хрупкое сложение и невысокий рост. Йоши стоял восьмым в линейке на физкультуре, Гао – первым. Он и сейчас был выше, но разница больше не бросалась в глаза.
Неподвижный Иосиф смотрел на вскочившего падре снизу вверх, с таким дружелюбным спокойствием, что Гао немедленно почувствовал себя одураченным.
– Знаешь, про что была та лекция в лесу смертников? Профессор хотел рассказать, что люди – стадо. Они тянутся друг к другу даже в таком интимном деле, как смерть. Отсюда и клубы самоубийц. Их тысячи в социальных сетях. Тысячи, Гао. Дело не в какой-то Бэй, и не в иньских бесах, и не в таинстве зарослей Аокигахары. Дело в том, что слишком одиноким людям хочется хотя бы в смерти чувствовать себя причастными к чему-то большему.
Йоши встал, разглаживая края длинного черного блейзера. Складки послушно исчезали под ладонями. Кисти Иосифа были у`же, чем у падре, пальцы – длиннее. Одет он был цивильно, с уместной строгостью, и издали походил на священника. Гораздо больше, чем Гао.
– Я расстроил тебя, падре? Прости, – Йоши смущенно улыбнулся, по-простецки засунув руки в карманы. – Я просмотрю свои записи по клиентам-суицидникам. Подниму кое-какие связи. Если…
– Ты ни на цунь не изменился со школы, Йоши-тян.
Падре хотел хлопнуть одноклассника по плечу, но с непривычки слишком долго задержал руку в прикосновении. Вышло неловко. Наверное, отношения с Йоши когда-то были для падре тем, что в миру зовется дружбой. Стоило ли сохранить их такими? Мог ли Гао сегодня дружить с кем-то, кто так упрямо отворачивался от света? Ткань пиджака приятно холодила ладонь. Гао чего-то ждал от одноклассника. Не мог опустить руку.
Иосиф не любил, когда к нему прикасались посторонние. Но падре, терзаемый бог знает какими переживаниями, смотрел с такой трогательной смесью неудовольствия и благодарности, и аккуратная челка вновь так нелепо сбилась на лоб, что Иосифу даже понравилось.
– Мы спасем твою прихожанку, падре.
3
«Как вы надеетесь прожить свою жизнь? Исполнить главную мечту? Встретить одну большую любовь? Сделать важное дело? Стать великим?
Микрофон работает, меня достаточно хорошо слышно? Раз-раз. Внимание: в вашей жизни не сбудется ничего из задуманного, а то, что сбудется, – не принесет счастья. С каждым годом неуверенность будет расти, вы начнете просить меньшего. Хотя бы крепкой семьи. Хотя бы хороший доход. Хотя бы дом на берегу моря. Хотя бы квартиру. Хотя бы расплатиться с долгами. Хотя бы снова стать здоровым. Хотя бы проснуться завтра в тепле. Хотя бы проснуться завтра.
Люблю наблюдать, как люди скачут по лестнице желаний. Прыг-скок, несколько наглых шагов вверх – а потом вниз, вниз, кубарем вниз.
Мы все думали, что уж нас-то ждет другая жизнь. На каких основаниях? На каких, я вас спрашиваю? Ох уж эта вселенная, ох шалунишка, она дает нам сказки, она дает нам гормоны, которые делают из нас идиотов. А потом снова отбирает. И снова дает. Утонченное чувство юмора.
Знаете, сколько людей добиваются того, чего по-настоящему хотят? Ноль.
Есть другие – которые получают то, что хотят. Один процент от одного процента. Или меньше? Математика не исковеркает моей правды. Им все дается: по стечению обстоятельств, по капризу везения, по Божьему замыслу. Выберите самую мощную несправедливую силу, в которую верите. Я про нее.
Как часто вы скрючиваетесь в позу, в которой вас впервые сфотографировал мамин гинеколог, и думаете: «За что?! Господи, за что, почему я? Разве я заслужил?» Бросьте, за вами – миллионы таких же несчастных. Куда интереснее этот вопрос звучит от тех самых счастливчиков, непостижимым образом победивших во вселенском лохотроне, вытянувших выигрышные билеты из корзины, куда их никто не положил. За что? Господи, почему я? Разве я заслужил.
Ты не заслужил, счастливый ублюдок.
Жизнь идет медленно, а проходит быстро. Сегодня ты думаешь, что главное случится завтра. Завтра понимаешь, что оно случилось вчера. Послезавтра пьешь таблетки от давления. Чтобы что-то успеть, нужно дышать в затылок времени – оно идет вперед, и ему плевать на твою усталость, твой лишний вес, потребность во сне и неготовность к подлостям. Самые шустрые – и те тащатся черт знает где.
И не переживай, что ты не в их числе. Каждое твое достижение, так или иначе, колоссально не важно. В самом лучшем случае, в самом-самом лучшем, ты сделаешь вклад в человечество.
Человечество. Биологический вид, распространенный на планете. Смертный, подверженный инфекциям, не переносящий высокие и низкие температуры. Абсолютное вымирание вида – вопрос, решенный еще средневековой наукой. Не просто так они столько напридумывали про рай, да? Всей толпой ломились в эти двери рая, вот хитрецы. Теорема о конце света, простенькое математическое доказательство ничтожности. Возможно, мы вымрем вместе с планетой, возможно, на пару миллиардов лет пораньше. Где-то на небе прямо сейчас можно увидеть планеты в два с половиной раза старше Земли. Некоторые из них уже мертвые – свет тащится до Земли так же долго, как новости из монгольского каганата – хан уже лет десять как в могиле, а деревня все еще собирает ему дань. Сколько мертвых звезд ты видишь сейчас? Правильный ответ – нисколько, потому что из-за вонючего смога ты вообще мало что видишь.
За что же цепляться таким ничтожествам? За счастье? Но какое может быть счастье в мире потребления? Вселенная, в которой мы только и делаем, что дышим да едим, – это космос потребления.
Деньги не принесут тебе счастья. Любовь не принесет тебе счастья. Мечта не принесет.