Когда он наконец уехал от нее, над городом уже раскинула крылья ночь. Темная, по-весеннему прохладная, пахнущая пряностями и морем. Выпить после утомительного дня хотелось нещадно. А еще лучше – уединиться где-нибудь с самокруткой, набитой хорошей порцией крепкого гашиша. Уходить в отрыв перед стартом съемок, конечно, не стоило… С другой стороны, впереди было еще пять дней…
В конце концов, рассудив, что немного расслабиться ему не помешает, Беркант поймал такси и продиктовал водителю адрес любимого бара «Corridor», этакого небольшого, не особенно шумного заведения, куда обычно не добирались громкоголосые туристы.
Свет в баре был красноватый, теплыми бликами ложился на декоративно-грубые бурые кирпичные стены. На развешанных тут и там плоских экранах беззвучно крутились новейшие музыкальные клипы. Из колонок же лилась тихая ненавязчивая музыка. Деревянные столики, расположенные в уютных нишах, так и манили угнездиться за ними в теплой компании. Но к ним Беркант не пошел, обосновался у стойки.
Он как раз цедил из бокала вино, смакуя глубокий терпкий вкус на кончике языка, когда дверь за спиной хлопнула и у входа послышались звонкие голоса. Беркант поморщился. День и так выдался раздражающе людным, и соседства веселых компаний сегодня вечером ему не хотелось совершенно. К счастью, новые посетители к стойке не пошли, оккупировали один из дальних столиков. Скосив глаза, Беркант разглядел троих парней в черной коже. На локте одного из них болтался мотоциклетный шлем. Четвертой в компании была женщина. Эта показалась Берканту самой тихой. Но вела она себя так не оттого, что робела в мужской компании. Нет, сразу было видно, что если перед кем в этой группе терялись и, возможно, заискивали, так это как раз перед ней. Просто, видимо, у этой бабы не было необходимости повышать голос, чтобы быть услышанной, каждому ее слову внимали и так.
Беркант продолжал все так же исподтишка смотреть на рассаживающуюся у столика компанию. Видел, как один из парней отпустил какую-то шутку, два других загоготали было, но тут же взглянули на женщину, видимо, ожидая ее реакции и одобрения. Женщина же дернула уголком рта и сказала что-то короткое и хлесткое, после чего шутник тут же стушевался и уставился в винную карту. А его спутница подняла голову и, не утруждая себя лишними движениями, окриками, умудрилась как-то одним ясным пристальным взглядом подозвать официанта.
У Берканта что-то дернулось и предвкушающее заныло в груди. Еще не осознавая собственных намерений, он весь подтянулся, расправил плечи и словно бы мгновенно переключился в боевой режим. Черт его знает почему, но такие сильные, властные, уверенные в себе женщины всегда притягивали его словно магнитом. Ужасно хотелось подобраться поближе, рассмотреть такую, как сложную головоломку, определить, в чем же ее секрет, как работает этот хитрый механизм, что прячет внутри. Если же удавалось заставить подобную женщину сбросить маску, стать в его руках нежной, послушной и уязвимой, это можно было считать полной победой. Изысканным, ни с чем более не сравнимым удовольствием.
Его психоаналитик… Беркант, как любая модная знаменитость, разумеется, посещал какое-то время психоаналитика и любил в интервью козырнуть жалобами на расшатанные нервы и так и не побежденную депрессию. Правда, через пару месяцев сеансов таскаться в уютный кабинет и беседовать с унылой очкастой дылдой о своем детстве ему надоело. Так вот, его психоаналитика эта тема почему-то сильно интересовала. Она что-то такое твердила про властную мать, внимание которой в детстве ему еще нужно было заслужить, про первый любовный опыт, про незакрытый гештальт, заставляющий Берканта снова и снова возвращаться к одному сценарию в отношениях… Он, если честно, не особенно вслушивался в ее слова, втайне полагая, что все с ним, конечно же, в порядке. А то, что его тянет к стервозным сукам, – ну так что же, у каждого свой вкус. Жизнь ему это маленькое пристрастие, в общем, не осложняет.
Беркант понаблюдал еще немного за женщиной, затем обернулся к бармену, деловито протиравшему полотенцем пивные кружки.
– Знаешь ее?
– Кого? – уточнил тот. Проследил за его взглядом и усмехнулся в этакой свойственной всем ушлым барменам всезнающей манере. – А, это София…
– Часто тут бывает? – продолжил выяснять информацию Беркант.
– Не то чтобы. Но так, заходит иногда с друзьями. Они вроде экстремальщики… Уличные гонки или что-то в этом роде.
– Экстремальщики… – присвистнул Беркант.
Что ж, это вполне вписывалось в сложившийся у него в голове образ. Дерзкая отвязная пацанка верхом на мотоцикле или за рулем ревущего болида. Мм-м… Интересно!
– Она ведь не местная? – на всякий случай уточнил он.
– Не турчанка точно, – подтвердил бармен. – Может, американка или немка… Точно не знаю, она не особенно общительная. А что, – он подмигнул Берканту, – ты уже, я вижу, нацелился?
– Занимайся своим делом! – отбрил Беркант и соскочил с барного стула.
Всю необходимую информацию он уже получил, а откровенничать с барменом не собирался. Не того полета птица.
Беркант несколько раз прошелся мимо стола, за которым обосновалась компания. Один раз даже невзначай задел сидевшего напротив женщины парня локтем и извинился. Обычно такая политика срабатывала безотказно. На него обращали внимание, узнавали, начинали зазывать за стол, просить автограф, ну или, по крайней мере, за дальнейшими его действиями наблюдали уже с интересом. Сейчас же привлекшая его внимание экстремалка даже не повернула головы в его сторону, занятая разговором.
Нужно было переходить к более решительным действиям. Однако обращаться к женщине при ее спутниках Берканту не хотелось. Он еще некоторое время послонялся по бару, выждал момент, когда незнакомка поднялась из-за стола и выскользнула в коридорчик, где находилась уборная, метнулся вслед за ней и занял выгодную позицию у арки, ведущей из коридорчика обратно в зал. Через несколько минут дверь уборной хлопнула, Беркант услышал за своей спиной уверенные шаги и, дождавшись, пока женщина поравняется с ним, негромко окликнул:
– София!
Он ждал, что она удивится, начнет выспрашивать, откуда он знает ее имя. Может быть, возмутится или рассмеется. Но вышло не так. Женщина обернулась на голос, встретилась с ним глазами и вдруг, он готов был поклясться в этом, резко переменилась в лице и побледнела. Это вовсе не было похоже на изумление: «О боже, передо мной известный актер!», или на озадаченность: «Где-то я видела это лицо, но не могу вспомнить где», или на растерянность: «Кто этот мужчина и откуда он знает мое имя?». Женщина смотрела на него так, словно знала его, знала давно, но много лет не видела и уже отчаялась когда-нибудь повстречаться вновь. Между бровями ее пролегла тонкая морщинка, губы чуть приоткрылись, остановившийся взгляд, казалось, прожигал Берканта насквозь.
От всего этого его как-то… пробрало. Что-то больно заныло в груди, захлестнула мутная тоска – по чему-то несбывшемуся, упущенному, по жизни, что так много обещала и не сбылась. И Беркант поразился охватившим его чувствам. Ничего подобного, подкатывая к незнакомой женщине в баре, он никогда не испытывал. Ему стало неуютно и как-то… страшно, что ли. Нужно было по-быстрому разобраться с этим, непонятным, вывести ситуацию на привычные рельсы.
Английский у него был достаточно неплохой – беглый, разговорный. Матушка в свое время не поскупилась на образование – по большей части ради того, чтобы потом кичиться своим приобретшим европейский лоск сыном. Правда, избавиться от певучего турецкого акцента так и не удалось, но в жизни ему это особо не мешало. Теперь же, вспомнив слова бармена о том, что экстремалка точно не местная, он обратился к ней по-английски:
– Я весь вечер смотрю на вас… и думаю…
Но женщина, не дослушав, перебила его, шагнула ближе и требовательно, почти грубо спросила:
– Как вас зовут?
Ясно. Он и не предполагал, что подобную оторопь могла вызвать случайная встреча со знакомым актером, и, конечно, оказался прав. Эта самая София его не узнала. А может, вообще не знала. Судя по ее волевому, сильному, жесткому лицу, она не была из тех женщин, что увлекаются сериалами. Но ведь оставались еще те прогремевшие фильмы, в которых он снимался в юности… В тех она могла бы его видеть – глаза у экстремалки были умные, цепкие, можно было предположить, что подкована она неплохо и в современном искусстве должна разбираться. Если, конечно, оно в принципе интересует ее – современное искусство. Может, она вообще со своего мотоцикла никогда не слезает.
– Беркант, – представился он и, торопясь взять ситуацию под контроль, быстро добавил: – Вижу, у вас тоже появилось это ощущение, правда? Такое чувство, будто мы когда-то встречались…
Женщина не ответила, все продолжала смотреть на него пристально и неотрывно. Только в лице ее что-то дрогнуло и захлопнулось. Будто бы она, на секунду выбитая из колеи, уже взяла себя в руки, усилием воли заставила успокоиться. Берканта, однако, это мгновенно мелькнувшее в ее глазах выражение некой затаенной боли, смятения раздразнило не на шутку. Он уже чувствовал, что пойдет на что угодно, лишь бы увидеть его снова.
– Не хочу показаться бестактным, – снова заговорил он, – но здесь, по-моему, не лучшее место для продолжения знакомства. Если вы в этом продолжении заинтересованы, как и я, я предложил бы вам переместиться куда-нибудь. Вы ведь откуда-то приехали, верно? Из Соединенных Штатов?
– Нет, – коротко ответила София.
Но Берканта это не остановило:
– Я неплохо знаю ночную жизнь Стамбула и мог бы…
– Хорошо, я поеду с вами, – снова перебила София.
Беркант, не рассчитывавший на такую легкую победу, поначалу опешил, заморгал, но быстро нашелся.
– Вот так вот просто? – тонко улыбнулся он и поиграл бровями. – Даже не спросите, куда я вас приглашаю?
– Все равно, – повела плечом София.
Окинула его цепким взглядом, и Беркант невольно поежился под ним. Создавалось стойкое ощущение, что она видит его насквозь, каким-то адским чутьем считывает все его мысли. И словно для того, чтобы усилить его оторопь, женщина мягко улыбнулась и произнесла вкрадчиво:
– Не нужно так нервничать. Я поеду с вами. Куда угодно.
3
…Двадцать пять лет я искала тебя повсюду – в отражении в зеркалах, в мимолетных взглядах, в лицах случайных попутчиков в салоне бизнес-класса. Мой маленький братик, мой Боренька… Я была уверена, что найду тебя, ведь ты – это часть меня, самая лучшая часть. Ты – это то, чем я не смогла стать и не стану уже никогда.
Знаешь, это было волнующе и страшно – вдруг увидеть перед собой твое лицо, то, каким я представляла его все это время. Услышать голос, имя… так похожее на твое и все-таки чужое. Конечно, жестокая насмешница жизнь не могла вернуть мне тебя в первозданном виде, ей нужно было загадать мне очередную загадку, заставить проходить запутанный квест. Но главного ей спрятать не удалось. Я взглянула ему в глаза и узнала их. Узнала твой взгляд – чуть замкнутый, чуть заносчивый, но всегда исполненный затаенной боли. Я узнала его – и это определило все.
Столько лет я ждала тебя, Борис, столько лет втайне надеялась на возможную встречу. И вот она состоялась – и я поняла, что большего мне не нужно, теперь я приму и выдержу все…
– Дай руку, – попросил Беркант.
– Зачем?
– Я немного умею гадать по ладони. Одна… старая знакомая научила. Вот сейчас я взгляну на линии у тебя на руке и пойму про тебя все.
И София, ни секунды не сомневаясь, протянула ему руку, вздрогнула, ощутив прикосновение к ладони его горячих пальцев.
Ночь уже меркла, бледнела, готовилась сдаться на милость утру. Долгая-долгая ночь, которую они провели вместе…
С самой встречи в баре София находилась в каком-то странном состоянии. Оно было похоже на эйфорию, охватывающую ее перед очередным опасным трюком, – все органы чувств как будто работали вдвое, а то и втрое мощнее, чем обычно, каждое ощущение становилось острее, почти на грани выносимого – прикосновение дующего с Босфора ветра к разгоряченной коже, звучащий в ушах бархатный голос Берканта, волнение, теснившее грудь. Только перед трюком такое длилось несколько секунд, может, минуту, а сейчас растянулось на часы и часы.
Она не запомнила все заведения, в которых они побывали, все улицы и переулки, по которым прошли. Потому что это было не важно. Декорации могли сменяться как угодно, статисты могли появляться и исчезать, оставаясь незамеченными. Главным было то, что Беркант был рядом – шел с ней, плечом к плечу, сидел напротив в баре. Он много говорил – сыпал какими-то байками из творческой тусовки, запутанными умозаключениями, броскими фразами. Рисовался, интересничал – сразу определила София. В любом другом человеке подобное позерство оттолкнуло бы ее, насмешило, но не в нем. Наоборот, эти откровенные попытки понравиться тронули ее, пробудили в душе смутную нежность.
Она теперь уже знала, что дедушка и бабушка Берканта были родом из Боснии. Что благодаря отцу Берканта, человеку, обладающему хорошей деловой хваткой, семья перебралась в Стамбул. Правда, тот вскоре умер, оставив вдове и сыну небольшое состояние. Однако мать Берканта, женщина властная и самолюбивая, дала ему прекрасное образование. Что сейчас Беркант – известный актер, и бары и улицы ему приходится выбирать осторожно, дабы не натолкнуться на восторженных поклонниц.
Слушая его, София не раз уже мысленно пожалела о том, что никогда не интересовалась кино, не находила на него времени, да и смысла особенного не видела в том, чтобы тратить драгоценные часы жизни на перипетии судеб людей, которых никогда не существовало. Если бы она относилась к этому виду искусства по-другому, возможно, она увидела бы Берканта уже давно. И, конечно, нашла бы способ все о нем выяснить, найти, организовать встречу… Но, может быть, это зачем-то нужно было, чтобы они встретились вот так? София не любила полагаться на судьбу, всегда считала, что чей-то там чужой, пускай даже и высший, замысел, некое таинственное предопределение вовсе не обязывает ее терпеливо ждать нужного часа или покорно следовать навязанной воле. Она сама была властелином своей судьбы и сама решала, что и когда должно в ней случиться. Однако в этот раз все было иначе. В этот раз, возможно, она сама должна была пройти долгий путь, чтобы заслужить эту встречу.
Беркант много рассказывал о своей работе, называл фильмы, в которых снимался, фамилии знаменитостей, с которыми ему довелось пересекаться на съемочной площадке или театральных подмостках. Но от Софии, виртуозно умевшей отсекать лишнее в речи собеседника и проникать в самую суть вещей, не укрылось, что о ранних своих ролях он упоминал куда охотнее, чем о последних. А увлеченнее всего говорил о творческих планах и мечтах.
– Я всегда мечтал сыграть Ричарда Третьего, – горячо говорил Беркант, когда они, уставшие от бесконечных баров и клубов, медленно брели по набережной Бешекташа в сторону Истикляль.
Город спал. В темноте подрагивали и расплывались неоновые вывески уже закрытых ресторанов. Впереди едва виднелись очертания дворца последнего турецкого султана. Ночное море было неспокойно, злилось, волновалось, сердито шипело, покусывая прибрежные камни. На крыше одного из домов тревожно вскрикивала и плакала зачем-то пробудившаяся в такую темень чайка.
– Это моя роль, понимаешь, моя! Как будто специально под меня написанная. Я бы сначала показал всю его гнусность, всю мерзость. Вывернул бы наизнанку всю его душу.