– Значит, ты избегаешь отношений, потому что боишься потерять свою свободу? – уточнил Беркант.
Ему показалось, что он наконец что-то понял в этой женщине, совсем близко подошел к разгадке. Ну конечно! Воспитанная отцом-диктатором, София, вырвавшись из-под его власти, теперь больше всего на свете боится угодить под новое ярмо. Что ж, с этим можно работать. Дать ей понять, что он сам апологет безграничной свободы в отношениях, наплести что-нибудь про личность, которую ни в коем случае нельзя ограничивать…
Но София снова спутала ему все карты, неожиданно заявив:
– Да нет, ничего подобного. Я не верю в то, что кого-то можно искусственно присвоить. Человек определяет границы своей свободы сам, просто не всегда готов это признавать. Что до меня, я просто никогда не испытывала потребности связать свою жизнь с кем-то. Не понимала, зачем это могло бы мне понадобиться.
Беркант уже готов был биться головой о стену. Эта чертова баба ломала все его планы. Только ему начинало казаться, что он нащупал к ней подход, как она тут же одной репликой или жестом разбивала все тщательно выстроенные им мостки.
– Неужели же у тебя за всю жизнь не было ни одного близкого человека? Того, кто был бы тебе дороже любых взглядов и убеждений? – раздраженно спросил он.
София помолчала с минуту – нисколько не изменившись в лице, все так же прямо и невозмутимо глядя на него. А потом вдруг сказала:
– Был.
Отодвинула тарелку, поднялась из-за стола и снова направилась к рубке.
– Подожди, а десерт? – заволновался Беркант.
Он как-то не ожидал такой реакции, планировал, наоборот, перевести разговор в более интимное русло.
– Не хочу, – резко отозвалась София, поднялась по ступенькам, дернула на себя дверь рубки и бросила через плечо: – Ну что, покатаемся?
Беркант, внутренне похолодев, ринулся за ней. Все снова шло не по плану. Сейчас придется признаться в том, что управлять яхтой он не умеет. А с этой Софии – кто знает, что у нее на уме? – еще станется самой встать к рулю, погнать куда-нибудь в открытое море. А там бог знает, что может случиться – шторм, ураган. Эта экстремальщица, может, только рада будет, а ему такие развлечения совсем не по вкусу. Не говоря уж о том, что морская прогулка в непонятных условиях практически сводит на нет шансы заняться сегодня вечером чем-то более существенным.
Лихорадочно соображая, как бы снова развернуть ситуацию в нужную сторону, Беркант настиг Софию уже у штурвала, схватил за плечо – пожалуй, чересчур крепко, гаркнул:
– Кто он был? Отвечай!
Наверное, разыграть сцену ревности было не лучшим решением. Даже он отдавал себе отчет в том, что не имеет на такую бурную реакцию никакого права. Разве что списать все на всплеск эмоций, на то, что от страсти он перестал себя контролировать…
София резко обернулась. Глаза ее вспыхнули, зрачки сузились, и Берканту впервые вдруг стало страшно рядом с ней. Показалось, что в этой женщине таится что-то такое, о чем он и не подозревает. Он хотел было отшатнуться, но София вдруг сама ухватила его рукой за шею, вцепилась пальцами в волосы на затылке, крепко, так, что на глазах от неожиданного жжения выступили слезы, и, почти вплотную приблизив к нему лицо, шепнула ему в губы:
– Его звали Борис.
А затем поцеловала, сильно, до боли. Беркант чувствовал, как ее крепкая ладонь давит ему на затылок, как разошлась трещинка у него на губе, и к поцелую примешался терпкий привкус крови. Почему-то все это завело его до крайности. То, что он сам вдруг оказался жертвой сильной и жестокой хищницы, то, как властно, решительно она рванула его на себя, ясно давая понять, кто здесь будет за главного. В голове зашумело, в борт яхты ударила волна, и пол ушел из-под ног. Беркант и сам не заметил, как они оказались на застеленной ярким покрывалом кушетке, куда он весь вечер так мечтал Софию уложить. Как так вышло, что, несмотря на то что все его намерения и планы пошли прахом, они уже сдирали друг с друга одежду, боролись за доминирование, и он эту битву явно проигрывал. Как так получилось, что он вдруг перестал пытаться взять верх над Софией и расслабился в ее руках, отдался этой превосходящей его силе, и сила внезапно обернулась нежностью, сладостью, повела его за собой, мягко, но твердо и настойчиво. И он счастлив был следовать за ней.
В голове туманилось, перед глазами мелькали темные татуировки, которыми украшена была кожа Софии – загадочные символы и оскаленная пасть волка. Он успел удивиться мельком таким неженским рисункам, но спросить, откуда они, для чего, уже не сумел. Все связные мысли вышибло из головы, когда Беркант ощутил вдруг, что едва ли не впервые в жизни может позволить себе отбросить маску сурового мачо, сдаться на милость победителя, утопить его в ласках, смутить и обезоружить своей покорностью. Он заметил, как между бровями Софии залегла удивленная морщинка, как стальная хватка ее сменилась нежными объятиями, как поцелуи из исступленных стали чувственными, исполненными тихой радости воссоединения. И как сам он, пьянея от блаженства, от ощущения какой-то внутренней правильности происходящего, всем своим существом погрузился в истому.
После, обессиленные, выплеснувшиеся без остатка, они рухнули рядом. Беркант лишь через несколько минут сумел повернуть голову набок, взглянуть на Софию и понял вдруг, что она заснула – и тут же снова переменилась. Ничего от властной, суровой хищницы в ней не осталось, на лице застыло доверчивое, ранимое, потерянное выражение. Он же, окончательно сбитый с толку, весь перепаханный этим вечером, этой близостью, долго еще рассматривал ее разгладившиеся во сне черты, а затем, поймав себя на этом, удрал на палубу, как трус, едва успев натянуть штаны.
Ясно было одно – ничего он так и не выиграл, ничего не понял в этой русской, никакой власти над ней не приобрел. И в будущем – если оно, конечно, будет у них, это будущее, – все рычаги управления будут в ее руках. Этого никак, никак нельзя было допустить. Ведь именно ради победы все изначально и затевалось…
Когда он нашел в себе силы снова вернуться в каюту, он намеренно громко хлопнул дверью. И София тут же зашевелилась, села на кушетке, пробормотала растерянно:
– Надо же, я уснула… – И тут же заторопилась домой. – Мне пора. Сейчас вызову машину, спасибо за ужин.
По лицу ее трудно было что-то прочитать, но Беркант все же не зря так пристально вглядывался в нее все эти часы, не зря запоминал малейшие повадки. И сейчас смог разглядеть, что София, как и он, слегка растеряна случившимся, сбита с толку. Вероятно, она совсем не так рассчитывала провести вечер. А может, ее смутило то, что она уснула, ослабила контроль, фактически подставила мягкий живот малознакомому, возможно, опасному человеку. Вон как подрагивали уголки ее губ, как настороженно блестели всегда такие спокойные, цепкие глаза.
Это немного успокоило Берканта. Возможно, все было не так уж безнадежно. Просто София лучше его умела владеть собой. Да что он, в конце концов, себе напридумывал? Кто она такая? Железная леди? Да она обыкновенная баба, которая, как и все они, хочет любви и тепла.
– Давай я поеду с тобой, провожу, – предложил он.
Но София только помотала головой, нажимая что-то в своем смартфоне.
– Нет-нет, я сама. Так будет быстрее. Увидимся.
Несколько минут – и она исчезла, как и не было. Беркант видел в окно, как она села в черную машину – странно, по виду автомобиль не напоминал такси. Но что еще она могла вызвать? Личного водителя, что ли? Да откуда у нее деньги на такую роскошь?
Исчезла. Не оставила после себя ни заколки, ни потерянной сережки, ничего такого, что могло бы подтвердить Берканту, что он действительно был тут с ней, а не увидел очередной яркий сон.
И все же она сказала: «Увидимся…»
* * *
Знаешь, Беркант, мой брат был бы веселым, смешливым и милосердным. Красавцем, интеллектуалом, женщины бы сходили по нему с ума… Он бы вырос серьезным юношей, прекрасным другом, любимым сыном, на него всегда можно было бы положиться. Он бы умел сострадать и любить. Отдав свое сердце один раз, он бы не изменил своему выбору, протянув руку, не отнял бы ее, из него бы получился прекрасный отец…
Вышло так, что вместо него живу я. Живу за двоих, никому не нужная, привязанная только к своим воспоминаниям. Никого не любящая, ни во что не верящая, никого не уважающая и совсем не умеющая прощать.
Я – одна из самых богатых женщин Азии, в моих руках огромная власть, я управляюсь с ней легко, как будто так и должно быть, как будто это был мой осознанный выбор с рождения.
Я ничего не боюсь. Я – адреналиновая наркоманка, я привязана к экстриму так же, как к власти и деньгам. Стрелять, прыгать с высоты, управлять всеми видами транспорта, яхтами, вертолетами, ревущими болидами… Я сильнее и опаснее всех, кого я знала, бесстрашнее любого мужчины, и мне часто бывает скучно. Я болею одиночеством смертельно и все свое свободное время трачу на то, чтобы забыть о своей болезни. Моя жизнь давно потеряла смысл, и много лет подряд я делала вид, что здорова. Что рана не кровоточит и скорби больше нет… Ты – моя иллюзия, Беркант. Мечта о потерянном родном человеке, которым, казалось, никогда не суждено было сбыться, – сбылись.
* * *
– У тебя что-то произошло? – спросила Алина, внимательно вглядываясь в Софию с другой стороны стола.
– М-м… Нет, все как обычно. А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась София, машинально кроша кусок свежего белого хлеба.
– Ты какая-то… не такая, – отозвалась Алина. – Не могу объяснить, что конкретно изменилось, но… Вот чувствуется.
– Наверное, весенний Стамбул на меня влияет, – беспечно бросила София. – Ты же сама говорила – сейчас тут самое прекрасное время.
– Наверное, – согласилась Алина.
Но по лицу ее, по тому, как она продолжала весь обед искоса на нее поглядывать, София поняла, что мачеха ей не поверила. Хотя, в самом деле, что могло в ней измениться? Она ведь не строчила часами сообщения в «Ватсапе», не хихикала и не закатывала мечтательно глаза, как влюбленная школьница. То, что у нее впервые в жизни, кажется, складывались отношения, глубоко ее затронувшие, отношения с неким прицелом на будущее, внешне вроде бы ни в чем не выражалось.
Они с Беркантом теперь виделись почти каждый день, и София, никогда не смешивавшая личную жизнь с работой, с изумлением осознавала, что ради этих встреч готова подвинуть дела компании, перенести совещание или попросту пренебречь мероприятием, на котором собиралась присутствовать.
Почему именно с этим человеком все изменилось? Что в нем было такого, что заставило ее так круто пересмотреть приоритеты? Этого она не знала и сама. То ли действительно все дело было в том, что он оказался так похож на ее представление о давно потерянном брате, то ли это лично в нем что-то так ее зацепило… В целом вся эта незнакомая ситуация вызывала у нее смешанные чувства. С одной стороны, хотелось бороться, сопротивляться этой зависимости, каждую секунду доказывать Берканту, что ее так просто не подчинить, что она была и остается одиночкой. С другой – стоило в глазах Берканта появиться этому озадаченно-обиженному выражению, и Софию насквозь пронзало острым сопереживанием, хотелось немедленно броситься на защиту, заслонить этого человека от любого, кто вздумает причинить ему боль, пусть даже и от самой себя. Весь этот коктейль кипел внутри и поминутно требовал подпитки – видеть Берканта, прикасаться к нему, разговаривать с ним, убирать волосы со лба, дотрагиваться губами до уголка рта, прижиматься ухом к груди и слушать беспокойные удары сердца… Эта потребность росла в ней с каждым днем, подчиняла ее себе, как еще недавно жажда адреналина.
София никогда не нуждалась в том, чтобы подвергать собственные эмоции подробному критическому анализу. До сих пор вся ее внутренняя жизнь казалась ей определенной и понятной. Теперешняя же ситуация ее… озадачивала, если не сказать, что пугала. Это было нечто новое, непривычное, в чем у Софии не было никакого практического опыта. И София терялась, не зная, как действовать в таких обстоятельствах. К несчастью, близких подруг или друзей, разбирающихся в вопросе и способных дать ей совет, у нее никогда не было.
Наверное, именно поэтому она сейчас поглядывала на сидящую напротив нее аккуратную, элегантную и, как всегда, подчеркнуто женственную мачеху и мучительно раздумывала, не задать ли ей пару вопросов.
– Послушай, – решилась она наконец. – А у тебя после смерти отца так никого и не было?
Алина, не привыкшая, чтобы падчерица проявляла внимание к ее личным делам, взглянула на нее с интересом и, подумав, ответила:
– Серьезного – нет.
– Почему? – продолжила София. – Только, умоляю, давай обойдемся без всей этой сопливой чуши про «в моем сердце нет места ни для кого, кроме Олега, я буду верна ему до конца жизни». Ведь ты молодая привлекательная женщина. Наверняка от желающих отбоя нет. Как же так?
– А если я задам тот же вопрос тебе? – тонко улыбнулась Алина.
– Ну, дорогая, мы обе знаем, что из нас двоих ты больше похожа на женщину в традиционном понимании этого слова, – отмахнулась София. – Отношения, семья… Для тебя все это не пустые звуки.
– Знаешь, мы не настолько разные, как тебе хочется думать, – все так же продолжая усмехаться, возразила Алина. – Скажем так, существуют на свете люди, для которых отношения и семья являются главными ценностями сами по себе, как некая жизненная данность. Такие люди не мыслят себя в одиночестве, им обязательно нужен кто-то. А есть такие, как мы с тобой, которым в принципе отлично живется и самим по себе. Но если вдруг встретится достаточно интересный человек, чтобы пересмотреть свои убеждения, все может измениться. Как ты понимаешь, жизнь с твоим отцом задрала для меня планку «интересного человека» очень высоко, пока никто не дотягивает.
– То есть, – осторожно уточнила София, – ты хочешь сказать, что и я могу перестать быть одиночкой, если вдруг мне попадется человек, ради которого я захочу переменить стиль жизни?
– Конечно, – ни на секунду не задумываясь, кивнула Алина. И с очаровательной улыбкой добавила: – Не обольщайся, дорогая, не такая уж ты особенная.
* * *
За огромными, во всю стену окнами переговорной уже темнело. Солнце, еще несколько минут назад подмигивавшее рыжим глазом из-за горизонта, село окончательно, и Стамбул теперь окутывали дымчатые сумерки. София, сидя в высоком кресле во главе овального стола, рассеянно слушала отчет Кайя, который тот сопровождал высвечивающимися на электронной доске диаграммами и колонками цифр, сама же продолжая мысленно обдумывать слова Алины. Выходит, то, что до сих пор она никогда не испытывала желания сойтись с кем-то, завести семью, дом, могло означать не то, что она была нелюдима по натуре, а то, что просто до сих пор не встречала человека, с которым ей бы захотелось это сделать? Поверить в такое было заманчиво, еще как заманчиво. Но окончательно принять для себя такую точку зрения мешал смутный страх: а что, если все же ей подобная семейственность не дана от природы? Что, если она, не имеющая никакого опыта, не испытывающая никаких добрых чувств к людям вообще, все испортит? Может, не стоит и пробовать?..
– Нам стало известно, что к «Джифест Констракшн» обращались представители «ЭсТиЭм», – говорил тем временем Кайя. – Очевидно, до них по каким-то каналам дошла информация о наших сложностях с выполнением условий контракта, и они хотели перекупить заказ.