И номер телефона.
12
1Б. «Стой, жених! Ни шагу с места…!»
«Горько!», – орал бесстыжий рыжий кот.
С. Трофимов.
Даже самая счастливая парочка не способна безошибочно предсказать, как именно пройдёт их свадьба. Милым не возбраняется взахлёб строить планы и писать сценарии, детально продумывая каждый вздох, реплику, заранее прокручивая в воображении экспромты, подчёркивая красным предложение: «Гости кричат «Горько!» и рисуя после него ряд восклицательных. Но и идеальный регламент не устоит, если в события вмешивается непредсказуемый фактор. Ну, а коли подобных факторов имеется более одного, то с приличной долей вероятности молодых можно предупредить, чтобы они готовились к чему угодно и надеялись на чудо.
У нас с Линой вводных катастрофы существовало предостаточно. Но их ни в ком случае не следовало бы называть непредвиденными. Тяжесть переменных обсуждалась нами накануне, и я приложил минимум усилий к предотвращению надвигающихся неприятностей, рассчитывая на «авось», и гася тревогу повторяемым, словно заклинание, – «небось».
Однако магия не включилась, ни первое, ни второе не сработало. И фрегат нашей с Линой семейной жизни получил мощнейшую пробоину ниже ватерлинии, залатать, которую, полностью, мы оказались не в состоянии. Тем более, что всегда находились желающие расширить её, имеющие для того определённые средства.
Проснулся я около семи. Спал тревожно, без конца ворочался в духоте июльской ночи, а сжёванная с вечера таблетка снотворного осталась малодейственной, путала мысли, но не усыпляла. Позёвывая от нервозности и скудного сна, я приготовил яичницу, заварил покрепче чёрный чай и, барабаня ложечкой по столешнице, уселся на кухне в ожидании подъёма гостей. Спустя полчаса они тоже были на ногах, но составить мне компанию за трапезой не пожелали, дождавшись, пока я позавтракаю и отправлюсь на балкон покурить.
Разговаривали мы мало, перекидываясь односложными фразами, ибо я по маковку погрузился в предвкушение предстоящего вскорости действа.
– Ты бы хоть, Серёжа, поговорил с нами, а то молчишь, злишься чего—то, – наконец не выдержала мама. – Мы, ведь, ещё ничего плохого—то не совершили, не преступники.
«День длинный, а дурное дело – нехитрое» – хихикнул я про себя.
– Есть у меня теперь время в душеспасительные беседы с вами вступать! Через сорок минут машина подойдёт. Собирались бы, лучше, – отбрехивался я, раскладывая на рабочем столе, покрывало, включая утюг и, бросая марлю в миску с водой. Гладить костюм я не доверял никому, оставляя эту обязанность исключительно своей прерогативой. Хочешь сделать хорошо – сделай сам.
Бабушка ходила по квартире с красными глазами и хлюпала носом.
Владлен с женой отсиживались в гостиной, тихонько переговариваясь о личных проблемах, о «Графе» и возврате ему долга.
Картина больше напоминала подготовку к погребению усопшего, нежели утро дня праздника.
Выбрав гармонирующий с костюмчиком галстук, я вертелся у зеркала, когда домофон пропиликал, извещая о новоприбывших.
Я, с зашедшимся в беге сердцем, снял трубку.
– Сергей? – послышался голос Инессы Васильевны, – Мы внизу, лифт вызывать не станем. Тут постоим.
– Ясненько! Сейчас спустимся.
Я пристроил трубу на стену и шуганул остальных:
– Карета подана, быстро вниз! Омнибус опоздавших не подбирает.
– Все, наверное, не уместимся. Кто на маршрутке поедет? – встревоженно спросила матушка.
– Решим, кто и где поедет, не беспокойся, – утешил я её.
«Лимузин»
«Зелёный фургон из детства в зрелость. Красавчик!»
– Свистелки—перделки позже прилепим, пока вы выкупом занимаетесь, – заверил хозяин «кабриолета».
Сидений в «телеге», как и предсказывалось, на всех не хватило. Инесса Васильевна и бабушка направились на маршрутку, а я, мамаша и Владлен с супругой загрузились в авто.
Колчин, невысокий, полноватый мужчина сорока с лишним лет, стремительно теряющий шевелюру, с быстрыми карими глазами и куцей щёточкой усов, красноречием никогда не блистал. Вот и сейчас он не горел желанием разводить антимонии, отдавшись процессу управления железным конём.
Дабы хоть как—то завести беседу, я прошёлся по удачной погоде и поинтересовался, где их дочери.
– Леонку с Карей мы у Линки оставили, – лаконично, простецки, почти по—родственному, пояснил он, усиленно демонстрируя нежелание попусту сотрясать небеса.
Я смирился, и до конца пути более не проронил ни слова.
Тачанск не отличался повышенным автомобильным трафиком и километровыми пробками. Вдобавок стояла суббота, и в это относительно раннее утро машин на улицах было не много. Свежие, выспавшиеся, обдуваемые лёгким прохладным ветерком переулочки, проносились за окном. Редкие прохожие спешили по своим делам. Никто их них не знал о моей женитьбе, никого не волновало, что сегодня я и Лина станем, наконец—то, вопреки обстоятельствам, супругами, открыв новый этап в жизни.
К дому Юриных примчались за двадцать минут.
Подъезд был приветливо распахнут, а у входа даже висел свадебный плакат, гласивший: «Стой, жених, ни шагу с места, здесь живёт твоя невеста!» Он являлся творением художественного таланта Лины. Похоже, и вывешивала—то сие произведение искусства она сама. Ни Ложкиных, ни Свистюшкиных поблизости не наблюдалось.
Покинув машину, я, ничтоже сумняшеся, прошествовал к ступенькам и, одолев их, взбежал на пятый этаж, к квартире Юриных. Жать на кнопку звонка не потребовалось, дверь оказалась приоткрытой. Чем я и воспользовался, проникнув внутрь.
«Охрана молодой, видать, с ночи наклюкавшись „Контушовки“, дремлет в пыльной подсобке».
Лина перед трельяжем примеряла шляпку, пристраивая её так и этак, то набекрень, то опуская вуаль на личико, а заметившая меня Нина Васильевна замахала руками и принялась кричать:
– Куда, Сергей? Куда? Нельзя! Рано ещё!
Обернувшаяся на её крики Лина, бросилась ко мне. Мы обнялись, стали шептаться. Леона расположилась на диване, лизала мороженое и с любопытством за нами наблюдала. Расфуфыренная Карина, в коротком синем платьице, крутила, подбрасывая к потолку, головной убор, который ей доверила Лина.
«И в воздух чепчики бросали…»
Практически всё пространство гостиной занимал длинный раскладной стол, притащенный от соседей. На голубоватой скатерти уже расставили пустые, жадные бокалы, тарелки с голодно поблёскивающими приборами, пузатые бутылки с шампанским, вином и водкой, коробки с соком, минералку, дымчатые стопки, хрупкие вигвамы салфеток. Для выхода на балкон между креслами и стульями сохранили узкий проходик.
Свадебный наряд на Лине я уже видывал, но внезапно избранница показалась мне сущим идеалом. В белых миниатюрных туфельках она, порхая от меня к маме и обратно, лучилась счастьем, улыбка не сходила с её личика. В то же время, девушка тревожилась, видимо, не меньше моего, а то и больше. Хваталась то за часики, то, оставив их, за цепочку.
– Как твой ядовитый зуб? – спросил я, помня, что накануне боль у неё обострилась.
–
Наточила
Котлова находилась на балконе и примеривалась к съёмке.
– О, наконец—то, и свидетели подъехали, – громко произнесла она, появляясь в гостиной. – Ну—ка, жених, давай—ка, с вещами на выход, и руки за спину. Я снимать стану, а ты уж не ударь в грязь лицом. Да и остальным тоже. Ничего не забыл? Цветы не потерял?
– Не забыл, – похлопал я себя по карманам пиджака, наполненным мелкими трескучими монетками. – Букет внизу пока.
Сбежав на первый этаж, я поздоровался с Ложкиными и Свистюшкиными, чьей машине предстояло стать второй в автопарке нашего брачного кортежа.
– Готов, герой дня? – улыбнулся Веня.
– Всегда готов! – решительно ответил я.
Веня тут же перехватил руководство процессом. Он, Свистюшкина и Филатова встали на крыльце подъезда, раскрыли папочку с текстом сценария и принялись его обсуждать, тыча пальцами в строчки.
Тётя Люба Котлова прицеливалась, а Инесса Васильевна и вся моя родня ожидали начала клоунады.
– Внимание! Запускаем Серёгу! Камера! Мотор! – крикнул Вениамин, отходя в сторону, и Котлова указала, где мне полагалось протиснуться на сцену.
Слово взяла Филатова, выглядевшая не лучшим образом из—за обильно подведённых глаз и чрезмерно нарумяненной мордашки. Свистюшкина оделась неброско, скромненько, но со вкусом, в длинное серебристое обтягивающее платье с боковым разрезом до бедра.
Филатова: Ох, вы гости, господа! Вы откуда и куда? Есть у нас одна девица. За дверьми она таится. Чтоб её заполучить, нас должны вы подкупить.
Свистюшкина: Здравствуй, молодец, прекрасный! Что ты тих, как день ненастный? Где ты был и что нашёл?
Я: За невестой я пришёл!
«Не зря репетировали! Ох, не зря!»
Филатова: Посмотри невест у нас. Тебе будут в самый раз! Вот – красива! Вот – бела! Вот – румяна! Вот – скромна! Выбирай! Какая?
Я: Мне нужна другая!
Свистюшкина: А другая у нас – дорогая. Чтоб её забрать нужно испытание пройти и выкуп заплатить.
Филатова: У нас есть листочек с загадкой несложной. Найдёшь ли ты губки своей наречённой?
Сзади засмеялись.
«Ну—ка, ну—ка! Что за фигня? Не прописывали же номер!»
Передо мной расстелили внушительных размеров кусок ватмана, усеянный следами помадных поцелуев. Из десятка требовалось выбрать одни губки. Линины. Я склонился над бумагой, и многозначительно промычав «Угу, тэээк! Ага…», задумался, теребя ус.
Котлова: Ну, примерься усищами—то!
Все снова расхохотались. А я тянул кота за хвост, да почёсывал тыковку. Ибо к подобному повороту оказался совершенно не готов. Не предупредили заранее, злыдни!
Решившись, наугад показываю в крайний справа отпечаток.
Свистюшкина (изумлённо): Нет! Неправильно.
Котлова: О—о—о! Он не померился, он ошибся! Давай, примерь, примерь!
Свистюшкина: Пять рублей плати, штрафа! Каждая ошибка пять рублей!
Гогот позади не прекращался.
Делаю второй заход и на этот раз указываю верно.
Свистюшкина (с облегчением): Правильно!
Путь открыт, и народ вслед за мной устремляется в подъезд. Алика Мингазовича я не разглядел.
Обшарпанные стены, отбитая штукатурка, висящая зелёная краска, под ногами что-то хрустит.
Свистюшкина (держа вместительную тарелку с, хм! голубой каёмкой): Положи сюда столько денежек, сколько с женой проживёшь лет!
Передав кому—то из родни букет, я залез в карман и на блюдце забрякали кругляшики. Горсть, вторая.
«Пожалуй, достаточно. Вечно не живут…»
Филатова (с улыбкой): Долго будете жить! А теперь наполни нам бокалы. В одном, чтоб сверкало, в другом, чтоб звенело, а в третьем, чтоб бурная пена шипела.
Для меня это не сюрприз, всё предварительно обговаривали с Ложкиным.
Щёлкнув пальцами, потребовал:
– Гарсон, стаканы́!
Ведущие, замешкавшись, не смогли сразу найти нужное, и сзади кто—то поторопил:
– Ну, куда стопари—то задевали?
Наконец, Свистюшкина, изящно изогнувшись, подняла их с пола, из угла.
Я: Что там? В одном, чтоб звенело?
Свистюшкина: Да.
Колчина И. В.: Что ж вы стаканчики такие маленькие взяли?
И тут прошло на отличненько, без сучка и задоринки, поэтому вскоре двинулись на следующий этаж. Впереди деловито шествовали Свистюшкина с красной папкой и Филатова с блюдом монет.
Свистюшкина: Коль споёшь, то дальше пойдёшь.
Я (растерянно): А чего спеть—то? Так недоговаривались.
Свистюшкина (посмеиваясь): Пой, пой!
С укоризной оглядываюсь на Веню.
Ложкин (разводя руками): Я здесь ни при чём.
Голос из массовки: Арию влюблённого!
Приоткрылась дверь и на площадку из—за общего хохота выглянула встревоженная голова соседа. Беспокойство его, впрочем, мгновенно улетучилось без следа после того, как ему поднесли кубок шампанского. Перекрестившись зачем—то, он ухнул игристое в себя, и вернул посуду Колчиной:
– Ну, ребята, счастья, согласия!
Алла я в бар!
А я, затянул, одолевая ступеньки:
«Ты нужна мне – что ещё?Ты нужна мне – это все, что мне отпущено знать;Утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать;И разве я поверю в то, что это кончится вместе с сердцем?Ты нужна мне – дождь пересохшей земле;Ты нужна мне – утро накануне чудес.Это вырезано в наших ладонях, это сказано в звёздах небес;Как это полагается с нами – без имени и без оправданья…»И ещё одна площадка осталась позади, только чей—то голос разочарованно протянул:
– Ну—у—у, что за тоску развёл? Веселей выступай! Задорней! Забористей.
А мне, упёршемуся в наглядную агитацию «Это ж надо так влюбиться, что придумали жениться!», снова преградили дорогу.
Филатова: Есть вода солёная, горькая и сладкая. Угадай, какая судьба ждёт тебя.
Я уже заметил стоящие на подоконнике лестничной клетки три наполненных бокала. Поколебавшись, я выбрал крайний справа.
Свистюшкина (экспрессивно): Э, э! Ты зачем взял? Угадай вначале, а потом пей.
Я собрался было вернуть чашу на место, но резко передумал и заявил:
– А я уже отгадал!
Котлова: Бегом, бегом, выпивай скорей!
Свистюшкина: Что ты отгадал?
Я: Сладкая!
Попробовав содержимое, довольно хмыкнул и допил остатки и осчастливил присутствующих афоризмом:
–
Халявную
Из массовки: Лишь бы не бедовую!
«Пророк фигов, оглоблей тебя по дышлу!»
Котлова: Следующий пробуй!
Я: Лопну же! Мне к невесте, а я напьюсь у вас, куда побегу? А?
Подъезд вновь сотрясся от группового хохота.
Шутник из массовки: Такими темпами туда очередь выстроится.
Второй шутник: Жениха без очереди!
Свистюшкина: А теперь вопрос другой. Ты, жених наш дорогой, быстро голову ломай, эти числа разбирай. Ну—ка, что означает каждое из них?
Передо мною разложили карточки с нарисованными на них цифрами. 29, 78, 99, 12, 4, 9. Орешек расколол за две минуты, ни единожды не сбившись. Ребусы, связанные с Линочкой я знал назубок.
Свистюшкина: Ой, молодец!
Филатова (указывая на вырезанные из бумаги следы ног): Отыщи ножку твоей любимой.
Засучив рукава и присев, я принялся измерять пальцами фигурки и поднял первый:
– Вот этот!
Свистюшкина: Сергей, ты переверни и прочитай!
Я (переворачивая): Лина!
Ложкин: Хорошо подготовился!
Котлова: Класс!
И чудо свершилось, мы оказались у дверей квартиры Лины. Но что это? На стенке укреплена картонная замочная скважина. Однако, очень странная. Силуэт ключа поразительно напоминал фигуру бутылки.
Свистюшкина: Что ты видишь пред собой? Тут висит засов большой. Если ключик подберёшь, то замочек отопрёшь!
Я: Да, своеобразный замочек. Вень, где там у нас отмычки?
Ложкин, замучившийся таскать сумку со стеклом, охотно передал его мне, и я нашарил то, что, по моему представлению, больше соответствовало роли ключика.
Котлова: Шикарный ключ!
Я: О! Сразу подошёл!
Ложкин: Подходит!
А за дверью, в коридоре, честную компанию с нетерпением поджидали. Волнующаяся завитая и накрашенная Наталья Васильевна, Ядвига Львовна.
Свистюшкина: Ну и вот твоя невеста. Забирай!
Я (заглядывая с интересом за её плечо): Где моя невеста?
И разглядев, что ко мне подталкивают Карину под вуалью свадебной шляпки, отвечаю:
– Это не моя невеста! Это чья—то чужая невеста.
Карина, сыграв сценку, упорхнула в спальню, где пряталась Лина.
Свистюшкина: Больно уж ты придирчивый, да разборчивый. А чтоб мы знали её имя, выложи его рубликами.
Пока я выкладывал имя, Котлова комментировала:
– Не жадный
простофиля
Ложкин: Не влезет, места мало.
Котлова: Перенос напишет. Грамотный. О, крупнее валюта пошла.
Я: Готово.
Котлова: Сейчас проверим, прочитаем: Лина. Правильно!
Свистюшкина: В светлицу девичью стремясь, скажи пред всем народом…
Я: Лина, я люблю тебя!
Котлова: Ой, тихо, ой, тихо. Ну—ка громче!
Свистюшкина: Конечно, громче!
Я, набрав в лёгкие воздуха, ору: Лина, я люблю тебя!!!
Свистюшкина: А где невеста—то пропала? Линка, выходи быстро!
Лина, смущённо улыбаясь, пряча за вуалькой направленный в пол взгляд, появилась из соседней комнаты и приблизилась к нам.