Орфей неприкаянный - Светлов Альберт 6 стр.

Свистюшкина: Дорогие Сергей и Лина. Поздравляю вас с днём свадьбы! Я зачитаю стихотворение:

Филатова (скороговоркой): Дорогие Сергей и Лина. Поздравляю вас со свадьбой и желаю вам всего хорошего. Я благодарна судьбе за то, что повстречала Лину. Мы вместе учились с первого класса. Она для меня, – как сестра. И я хочу, чтоб в её жизни было всё замечательно. Выпьем же за нашу красавицу невесту!

Когда гости, отменно закусив, прилично выпили, и им наскучило просиживать задницы, они потребовали: «Даёшь танцы до упада!» Против танцулек я ничего не имел и в качестве медляка врубил Ricky Martin «Casi un Bolero».

Лина, вставив в волосы цветок, приобняла меня, положила голову мне на грудь, а я гладил её по локонам, наклонившись, шептал на ушко всякие легкомысленные глупости, соответствующие моменту. Ложкин, покачиваясь, извивался в паре со Свистюшкиной, демонстрируя потрясную хореографию, а Филатова тянула на свободное пространство Колчина. Полностью сосредоточившись на Лине, я упустил из внимания переменные в виде мамы Зои, Владлена и его благоверной, незаметно успевших изрядно набраться. Тучи уже собрались, и на горизонте слегка погромыхивало.

Услыхав просьбу гостей вытащить

шашлычницу

– Чё ты докопалась? Тебе не нравится? Тебя чё—то не устраивает? Ну, так и… домой! Чё, думашь заплачу? Ага, зарыдаю, …! Навзрыд, …! Пшла …!

– Да! – отвечал резкий визгливый голосок его жены, – не нравится, что ты с ней в наглую секретничаешь, что ты смотришь на неё, как на кошку!

– Мне уж и посмотреть ни на кого нельзя, да? И поговорить запрещается?

– А ты обниматься к ней лезешь! Думаешь, я не видела, да?

Я вырубил музыку и, выйдя на воздух, с высоты пятого этажа разглядел сквозь ветви кустов орущих друг на друга Владлена и его ненаглядную. Там же, на скамейке расположились Наталья Васильевна, Филатова, Алик. Мингазович, Свистюшкина и Ложкины. Неподалёку, у машины стояли Колчины. Матушка пьяным голосом требовала от Владлена, чтобы он заткнулся и успокоился, но он не воспринимал её увещевания, распаляясь больше и больше.

Алик Мингазович предпринял отчаянную попытку разрядить ситуацию, пригласив драчунов за стол, отведать пломбира. И умчался за ним в ближайший киоск. Обернулся папа Алик оперативно, принеся целый пакет мороженок.

Подойдя к брату, я напомнил ему вчерашнее обещание вести себя прилично.

– А чё я—то? – вскипел он. – Чё она меня к каждой

песочнице

Наконец все расселись, Владлен буркнул даме нечто примиряющее, и налил водки себе, ей и матери. Я неодобрительно следил за подобными манипуляциями, а бабушка, находящаяся рядом, дёргала Владлена за рубашку.

Алик Мингазович выдал присутствующим по плитке эскимо, а Ложкин попытался продолжить ведение праздника. Однако с этого момента всё покатилось в тартарары. Жара сыграла подленькую штучку, многократно усилив воздействие алкоголя у тех, кто не стесняясь, опустошал рюмку за рюмкой. Владлен, сорвав пуговички, засучил рукава, обнажив армейские татуировки, на которые с нескрываемым ужасом и явным неодобрением воззрилась моя новоиспечённая тёща.

В течение часа обстановка лишь продолжала накаляться. Мама Зоя, дойдя до кондиции, уволокла Алика Мингазовича на кухню и, закрыв дверь, принялась что—то ему втолковывать. Наталья Васильевна металась по комнате, а Владлен подмигивал Филатовой, и получал пинки от благоверной.

С кухни вернулся тесть. Лицо его было искажено гримасой злобы и недовольства. Он схватил пиджак и выскочил на лестничную клетку, а мама Зоя, улучив минутку, последовала за ним. Через пять минут она уселась на место, и выпила без перерыва две стопки белой.

– Слышь, Василич! Я, наверное, в Питерку свалю, – обратился ко мне раскрасневшийся от спиртного и духоты, Владлен.

– А чего рано—то? Никто ведь не расходится.

– Да работёнка кой—какая у меня не завершена

– Ну, дело твоё, конечно. Не маленький. Как знаешь!

– Василич, ты… это… на дорогу выдели денег.

– У тебя совсем нет?

– Ни шиллинга! Бабуля обещала дать, да до Кировки надо переться. А тут я сразу на вокзал рвану…. Пока автобусы ходят…

– Сколько?

– Двести, хотя бы, отсчитай…

– Стопроцентно в деревню поедешь?

– А куда ещё—то? Ну, ты сам подумай!

– А супруга?

– Пускай, …, празднует, сидит, греет…. …, настроение напрочь испортила.

Я вышел в спальню, порылся в кармане пиджака, висящего на дверце шкафа, и вынес Владлену две бумажки.

– Вот спасибо! Выручил, по чесноку, выручил! За мной не заржавеет! Верну с процентами! Слово моряка!

– Ладно, о чём разговор! Не чужие.

– Ну, бывай! Всего тебе!

И Владлен, не попрощавшись ни с матерью, ни с бабушкой, ни с любимой, выскочил из квартиры.

Тут начали со стола таскать в мойку грязную посуду, и я принялся помогать, включив погромче «Био—Радио». Однако желающих возобновлять «дискач», не нашлось. Свистюшкина сидела на диванчике и обмахивалась газеткой, Колчин, разморённо, подрёмывал в кресле, Филатова испарилась в неизвестном направлении, Алик Мингазович, сбегавший за сигаретами, сосредоточенно курил на балконе. Лина о чём – то оживлённо и весело стрекотала с Леоной и Кариной.

Неожиданно, перекрывая музыку, послышался вопль:

– Где они? Где

Фродо

Вопила спутница Владлена.

– Что ты, что ты? Какие сволочи? Не кричи! Что стряслось? – успокаивали её.

– Ты, …, давал ему деньги?

Вопрос адресовался мне.

– Да, двухсотку. Он же в Питерку поехал.

– В Питерку?! С… ли в Питерку?! Да он, …, литру бодяги у «таксёров» купил и спрятался с той потаскухой! Я ей всю харю обезьянью расцарапаю! А ему… оторву и на прищепке сушиться повешу!

– Заткни хайло! – закричала мама Зоя. – Здесь их нет! Надо лучше за… смотреть!

Жена брата пробежала на кухню, заглянула в ванную, но любимого супруга в объятиях Филатовой не обнаружила.

Все хором затараторили на повышенных тонах, а Свистюшкина пробралась к нам с Линой и сказала, что наверно Филатова увела Владлена к себе, в соседний дом.

– Да ну, – отмахнулся я, – не может быть!

– Сергей! Ты должен немедленно это прекратить. Ни разу в нашей семье похожих скандалов не случалось! – гневно причитала Наталья Васильевна.

Чувствуя, что от меня требуют, по меньшей мере, остановить землетрясение, я пожал плечами, пробормотал: «А я—то чего могу сделать?», и подошёл к орущим родственничкам.

Они, по—прежнему торча в коридоре, не обратили на меня ни малейшего внимания, а я бесцеремонно развернул мать к себе лицом, и напомнил, что они в гостях, и сцены отвратительные закатывать не следует.

– А кто закатывает? Никто не закатывает!

– Ага. Вы уедете, а я отдуваться останусь? Вы же утром клялись, буквально! Забыли уже?

– Отдуваться? Перед кем? Правильно, …, собралась интеллихенция, фу, ты, ну, ты, пальцы гнуты! А мы, вишь, простая неотёсанная дерёвня! Академиев не кончали!

– Идите на улицу и там выясняйте отношения.

Я подталкивал скандалистов к выходу, и они вскоре оказались на лестнице, где продолжили экспрессивно обвинять друг друга в смертных, и не очень, грехах. Спустя несколько минут галдёж их слышался уже со двора.

При моём появлении, в гостиной воцарилось гробовое молчание. Присутствующие взирали с осуждением и укором, словно бы я прилюдно совершил некий постыдный поступок и теперь горжусь содеянным.

– Серёж, отойдём? – предложила Лина, и мы прошли в спальню. – Я не шучу: безобразие надо прекратить. Прикажи им уже уехать. Свадьба ж завершилась. Ну, потолкуй с Владленом, путь одумаются…

– Приказать? Где он? Кому приказывать?

– Мы незаметно вместе со Светой дойдём до Филатовых, и если он у неё, то ты его выманишь.

Я начинал заводиться.

– Ну—ну, попробуем, давайте! Пошли.

Миновав двор, мы втроём очутились на филатовской площадке.

На наши звонки никто не отвечал. Тогда я стал колотить в дверь ботинком и кричать, что нам известно, где они прячутся, и будет лучше просто открыть, не доводя до серьёзного скандалища и вызова милиции.

Спустя минут семь к моим увещеваниям присоединились и Лина со Светой. Лязгнул засов, в образовавшуюся щёлку выглянула пунцовая Филатова, и изобразила на лице полнейшее незнание и непонимание. Мы почти хором потребовали привезти Владлена, и в итоге он, шатаясь, нарисовался за спиной хозяйки.

– На 

самолёт

– А чего? Я не парюсь. Мы за ваше здоровье пьём. Безобразия не нарушаем. За жизнь базарим, общаемся…

– Общаетесь? Да твоя жена целый подъезд на уши поставила, истерику устроила, они с матерью драку готовы учинить. Это нормально?

– А я с какого бока тут?

– Что значит, «с какого бока»? Тебя фрау приревновала к Филатовой…

– Пф! Её проблемы…

– Честное слово, по—хорошему прошу. Пойдём с нами. Ну не порти окружающим праздник. Мне же завтра людям в глаза смотреть. Что я скажу? С лучшей стороны вы себя показали, ага? И меня подставили шикарно! И Лину! Молодцы!

– А те чё? Стыдно за братана? Да?

– Да, …! Стыдно, …, за ваш… дебош! Быстро собирайся, мирись с мамой, извинись перед супругой.

– Ага, щаз! В ноги, …, пал и землю есть начал! Потрещу с девушкой часик, а там….

И Владлен, оттолкнув меня, дважды повернул ключ в замочной скважине.

Мы ошалело замерли, Свистюшкина произнесла: «Ну, блин, офигеть вообще!» и направилась к выходу.

Встретивший нас Ложкин покачал неодобрительно головой:

– Вот от тёти Зои я подобного фокуса не ожидал.

– Слушайте, а пойдёмте гулять! – неожиданно подскочила Лина. – Пусть они тут без нас разбираются. Вернёмся, а всё уже и уладилось.

– Правда! – захлопала в ладоши Свистюшкина. – Самый лучший вариант. Жара спала.

Вениамин поддержал сие начинание, и мы всемером отправились к набережной. Прохладный ветерок с пруда успокаивал разгорячённые, взбудораженные мысли, и я старался не думать о произошедшем, наивно полагая, будто грозовая туча сама собой рассосётся к нашему возвращению.

Но Владлен не являлся бы Владленом, закончи он дело миром.

Когда мы, проводив Ложкиных на маршрутку, приблизились к дому, сражение полыхала вовсю. Бабушка, сидя на лавке, лила слёзы, а Владлен воспитывал супругу, норовящую его ударить. Не особо заморачиваясь системой Макаренко, он заехал благоверной кулаком по уху, и она, запнувшись о невысокий деревянный заборчик, вверх тормашками грохнулась в кусты. Прифронтовая полоса огласилась душераздирающими воплями: «Убивают!»

Кто—то из жителей, высунувшись с балкона, проговорил:

– Не, пора в 

похоронную

Жена брата, выбравшись из зарослей акации, опять отважно бросилась на мужа, но и в этот раз он двинул ей настолько крепко, что она улетела в песочницу, визжа, словно подрезанная.

Зрелище оказалось не для слабонервных. Я затрясся от бешенства и, более не сдерживая ярости, понёсся вверх по лестнице, а Лина побежала за мной.

– Ах так?! Ну, я вам счас… покажу, где раки зимуют! Накушаетесь до отвала! И трави—вали, …, и ширли—мырли огребёте! – кажется, рычал я.

Тёща с бывшим супругом на меня не смотрели, брызгая ядом, издавали злобное шипение.

Сграбастав подарки родственничков в охапку, я рванулся к окну, намереваясь запустить их прямиком в пустые котелки скандалистов. Но Лина, не потерявшая пока хладнокровия полностью, и рассуждавшая здраво, повисла у меня на правой руке, Свистюшкина вцепилась слева, и вдвоём они не позволили мне совершить задуманное.

Метнув посуду обратно на диван, я накинулся на бабушку:

– Матушка—то куда делась?

– Ой, что было, что было! Они без вас форменное бесчинство устроили! Всех крыли матюгами, на три буквы посылали, бутылками швырялись, кричали и дрались. И Зоя тоже не отставала!

– Да ты мне скажи, куда она пропала—то?

Но никто не знал местонахождение мамули.

Я по наитию взбежал на шестой этаж, и пред очами моими предстало эпичное полотно: прямо на бетонном полу, у чужого порога, храпела мамаша. Схватившись за голову в ужасе от увиденного, я припустил в квартиру, выбрал чистый стакан, наполнил его холодной водой и выплеснул жидкость на маманю. Очухавшись, она что—то забормотала, но я, не мешкая, подхватил её подмышки и погнал вниз, честя на чём свет стоит. Дощатую лёгкую дверь подъезда не успели отворить, и мать от моего толчка в спину врезалась в неё, распахнула и вывалилась, скатившись по ступенькам, на улицу.

– Ну, ладно, сынок! За всё отблагодарил… – начала она, но я прервал её жалобы.

– Убирайтесь на хрен! Пошли к чёрту! Здесь вам не деревня, чтоб бузу заводить. Мне теперь, из—за ваших фокусов, до конца жизни сегодняшним днём в морду станут тыкать. Пошли вон, скоты! Вас в нормальное общество выпускать нельзя. Одна цель – нажраться до хрюканья и в душу нагадить!

Лина, наблюдавшая эту сцену сверху, когда я вернулся в комнату, рыдала, уткнувшись в подушку, а Свистюшкина её успокаивала.

Не сдержавшись, я снова принялся орать на старушку:

– Вот! К чему ты их привезла! Мы тебя просили? Давай, забирай эту шоблу к себе!

– Серёжа, зачем ты баб Катю—то обижаешь? Она же не виновата! – сквозь слёзы увещевала меня Лина.

– Не виновата? Они сами приволоклись, да?

– Вот спасибо тебе за заботу, дорогой внучек! Пожалеешь, да поздно будет…

И она вышла, крестясь и матерясь одновременно.

– Лин, вы с Сергеем меня проводите? Сумерки уже, страшно в одиночку добираться.

– Проводим, Свет. Умоюсь сейчас.

И мы отправились провожать Свету, да только, пройдя половину дороги, та очнулась и спохватилась, что забыла ключи на пианино. Пришлось возвращаться. Часы показывали без пяти одиннадцать.

Но повторно сопровождать Свистюшкину не позволили Наталья Васильевна с Аликом Мингазовичем. Они вызвались доставить Светлану до хаты, предоставив нам заниматься приборкой.

Мытье посуды прервала Наталья Васильевна, заглянувшая на обратном пути проверить темп наведения чистоты квартире.

– Ну и закатили вы

«Второй концерт для баяна со скрипкой»

После её ухода Лина, не стесняясь, взвыла, и, обняв меня, наивно вопрошала:

– Почему у нас так получается! Самое светлое, самое долгожданное событие в жизни, и то умудрились испоганить! Рок какой—то! Проклятие над нами! За что—о—о?

– Лин, милая, не расстраивайся, утрясётся помаленечку. Не мы первые, не мы последние. Вместе переживём.

– Не утрясётся! – всхлипывала девушка. – Моя мама этого не оставит!

Лишь около трёх утра мы с Линой закончили возиться с чашками, тарелками, с чисткой полов, и, упав на кровать, мгновенно заснули мертвецким сном, успев взяться за руки.

Знали бы мы, что день грядущий нам готовит!

15

1В. Дорогой Илья Семёнович!

«…всё ли ещё служит

Старый наш учитель или нет»

Г. Полонский.

Драгоценные сэры, пэры и прочие мэры! А также юные, да и не слишком юные, друзья! Если по окончании педагогического института вы вдруг, по недоразумению, или присущей вам с детства блажи, любви к риску и самоистязанию, решили—таки зарабатывать на убогое существование преподаванием, то с моей стороны нелишне напомнить вам о некоторых вещах, характеризующих современный процесс обучения.

Во—первых, поскорее привыкните к мысли, что вы – обыкновенный, и не самый большой, винтик в системе предоставления образовательных услуг. Именно этим словосочетанием в настоящем и обозначают взаимодействие со школьниками. Поэтому с вашим персональным мнением не станут особо считаться ни родители, ни дирекция, ни, что неизбежно выводится из сказанного, подопечные.