Но не Вадику, который даже говорит с ошибками, не то, что пишет, а кроме секса его ничего не интересует в тебе. «Твоя беда», – подумала Оксана, обращаясь к себе в третьем лице, – «что ты всегда душой тянулась к чему-то хорошему, высокому, а выбирала плохих парней». Оксана любила историю, поэзию, живопись, но парни, с которыми она встречалась, были исключительно здоровыми, грубыми, лишенными всякой чувственности «пятиборцами» в постели. Быть может, здесь влиял гороскоп (а по нему Оксана была Близнецами, склонными к раздвоенности), а, возможно… Она хорошо запомнила эпизод из ее ранней юности, происшедший ровно семь весен назад. По иронии судьбы, это было 8-е марта. День Женских Радостей и Мужских Забот.
Она, тогда 13-летняя девчушка отправилась со своими подругами (две сестры, 14-летние Аня и Мария, сильно схожими между собой и 10-летней Юлечкой) на свою первую дискотеку. Перед этим они немного выпили шампанского (для нее это тоже было впервые), чуть-чуть намазались для красоты и чувствовали себя очень весело и хорошо. Они ехали в троллейбусе 11-го маршрута, и она с Юлечкой расположились слева на втором спереди двойном сиденье, а сестры – по диагонали справа. Прозрачный ветерок через открытую форточку обдувал ее разгоряченное лицо. О, она уже тогда была симпатичной, о чем, правда, еще не подозревала, и с заднего сиденья, к ней как бы в шутку стали приставать с расспросами уже пьяные в доску парни (она абсолютно не помнила их лиц). А прямо перед ней сидела большая грузная женщина в дешевом пальто, с нависающим на переносице вулканическим прыщом; между всеми этими участниками интермедии завязался живой пьяный разговор ни о чем, когда слова вылетают прежде, чем о них думают. Легкое опьянение подействовало на нее, как наркотик, она воспринимала себя словно со стороны, слыша свой непривычно громкий звонкий голос и упиваясь им и этой витающей в воздухе легкостью. Парни что-то предлагали, она что-то с задором отвечала, а пожилая женщина возмущалась: «…да, встречаться с ними, да, но не спать! С ними нельзя спать! Все они собаки, собаки, собаки…» Она, казалось, повторяла это снова и снова, словно заученный отрывок, а, может, ей просто так запомнилось, возможно; парни пытались пьяно возражать женщине, наперебой поздравляли ее с праздником, но она упорно твердила, и ее багровое лицо при этом содрогалось, словно огненный шар, а глаза смотрели с диким блеском и убежденностью: «Не спать! Только не спать с ними!.. Это нельзя!.. Нехорошо… Собаки… Можно встречаться, разговаривать, но не спать…». Это слилось в мозгу Оксаны в какой-то беспрерывный гул: «неспатьнеспать…неспать…с-собаки…». И ей было ужасно весело, она смеялась, и маленькая Юлечка в очень короткой юбочке тоже. Наконец, парни вышли из троллейбуса, произнеся напоследок какую-то раскованную шуточку, а она просто заливалась смехом и думала о том, что жизнь прекрасна, что мир скачет вокруг нее, точно резвый жеребенок (она как раз перед этим видела передачу о лошадях)… А женщина говорила уже что-то другое еще пару остановок, прежде чем они вышли, она тоже смеялась, потом… Потом была дискотека, и посреди журчащего моря ритмов она слышала шепчущий тихий растягивающийся голос: «Не с-с-спать, не С-с-СПАТЬНЕСПАТЬНЕ…». Она уже не помнила, что было дальше, но то, что она ни с кем не переспала – это точно.
Это сталось позже и многократно повторялось с теми парнями, которые были «собаки» и «спать» с ними было «нельзя», но запретное притягивало, забирало ее соки, сводило ее жизнь до сводящего с ума звука поскрипывания кровати и собственного дыхание, снова и снова, до пресыщения… Порой она ненавидела саму себя и видела внутри ту старую женщину, которой она станет, когда больше не сможет делать то, что нельзя. Ее спасали от безысходности те же науки, литература, которую она читала много и с упоением, не останавливаясь даже перед Кантом и Ницше. Оксана пыталась найти в этом нечто, некую высшую опору. Но не раз думала о том, что если бы все сложилось по другому, она встречалась с «хорошими» мальчиками и не думала о старости, ее бы все равно тянуло к чему-то мерзкому и противному. Часть ее – наверняка. Может, она просто испорчена, как гнилое яблоко? Она гнала от себя эти мысли, потому что знала, что они – могила. И, в общем, ей это удавалось, за редкими периодами стресса, в основном до начала менструаций, ее жизненный тонус выплывал на поверхность, словно спасительный буек надежды. В конце концов, она красивая и сложная девушка, равно обладающая умом и сексуальностью. Видит бог, у многих нет ни того, ни другого.
Успокоив себя, Оксана, как обычно, принялась наводить марафет.
* * *
В голове Володи продолжал настойчиво звучать «Рэйдж», и он ничего не мог с этим поделать. Немудрено – вчера весь вечер балдел под него на полную громкость. Настоящая, сильная музыка. Жаль, что он не может позволить себе приобрести электрогитару – скопил бы, да нечего. У них в школе ребята как-то хотели скинуться и сделать свою группу; это была классная идея, но, как всегда, не в свое дело вмешались родаки и все полетело. «Отсыревшие» предки видно хотят, чтобы все их детки слушали только нудотину вроде Пугачевой, АББА, и еще песни-пляски в исполнении ансамбля «Самоцветы». Сами тащатся и других заставляют. Впрочем, Вова философски оценивал этот конфликт «отцов и детей», как печальную неизбежность, вроде хождения на пары. Все же лучше, чем сидеть на армейских хлебах. Можно себе кое-что позволить. Вроде той же музыки под травку – такая вещь! Полный кайф. Один раз после подобных экспериментов Володю даже посетило совершенно неземное ощущение – типа, он держит на своем указательном пальце весь земной шар и крутит его туда-сюда, а вокруг прыгают звезды. Это еще ничего, шала и не такое дает. Трава и металл, вот две вещи, которые спасают мир. Но большинство этого не понимают, и, в их числе препод Корзененко, а попросту Корз, и его убийственные «Входные потоки». Чтобы на втором курсе была такая лажа! На одной из бесконечных пар в большой аудитории (это была лекция) он четко и однозначно охарактеризовал его (Корза) на деревянной поверхности перочинным ножиком, как а) «поца» и б) «лоха». Это было чистой правдой, но что с того, если по этому предмету проблемы возникают у него, а Корз их создает? Гребаная учеба. Ну и ну ее на… Володя вытащил из кармана кожаной (почти кожаной, если на то пошло) черной отпадной курточки небольшой прокуренный плейер и воткнул подушечки наушников в уши, зафиксировав себя пребывающим на прохладной облезлой скамеечке возле здания института, предающимся мощным металлическим аккордам бессмертного «Slayer». Мысли о паре тонули в них беспомощными утлыми суденышками во время вселенского шторма. FUCK IT ALL преподов, и Корза в частности, ему особый привет. Как говорил Курт Кобейн, «до встречи под землей!».
* * *
Катя Бузникина в синеньких джинсах и светло-сером свитерке, обозначающем высокую полную грудь, стояла у буфетной стойки и ее премилое бледненькое овальное личико выглядело рассерженным, нет – просто разгневанным! Она стремительно уплетала уже вторую булочку с маком и подумывала о третьей. Ну вот, когда она волнуется, ей всегда так хочется кушать! Просто безобразие. Сегодня все идет кувырком. Все началась с мамы (с нее всегда все начинается), с их нехорошего спора за завтраком о домашних обязанностях (что она делает, что нужно делать, как нужно делать, почему нужно делать) – как будто она сама их прекрасно не знает! Если мама идет в гости, то ей вовсе не вменяется заниматься генеральной уборкой лишь потому, что потом в гости придут к нам. Для этого есть отдельное время – по субботам, на выходных. Нельзя превращать жизнь в сплошное подлизывание пыли, и только потому, что мама столь щепетильно к этому относится. Потом по дороге соседская собака лаяла на нее с нездоровым энтузиазмом, в автобусе толкнули, а вдобавок этот ужасный Андрей так и не появился с ее тетрадкой, И что ей теперь делать на этой паре?!.. Сидеть, считать звезды? Писать на листиках – это неэстетично. И двойная работа впридачу, все равно придется переписывать. Она всегда ценила свои чистенькие ухоженные, как и все остальное ее хозяйство, тетрадки, где всегда есть все. И вот. Если Андрей потерял, то она его просто убьет. Нет, хуже: она заставит его переписать весь конспект, от корки до корки! Иначе пусть забудет, как ее зовут, и пеняет на себя. Почему люди так любят подводить других?! Это что, талант такой редкостный? Для них – мелочи, а для нее, Кати, они очень важны. Неужели нельзя этого понять? Как только начинает казаться, что все в порядке, кто-то, да обязательно развеет эту губительную иллюзию. А ведь для счастья ей надо – всего ничего! – сущие пустяки: чтобы родные проявляли чуть больше понимания, чтобы собаки вели себя прилично, чтобы вещи находились на своих местах, и их можно было бы найти, и чтобы тетрадки – да, тетрадки! – отдавались тогда, когда тебе это обещают. Ну, Андрей, погоди ж ты, я тебя увижу!.. Ты услышишь многое, что тебе будет полезно знать. Может, подействует. Бури негодования продолжали бушевать в ней с неутихающей силой, хотя и по нисходящей. Катя поняла, что без третьей булочки ну никак не обойдешься. Это было для нее подобно маслу, что лили на воду опытные моряки, дабы на время усмирить стихию. Скоро она успокоится, и мир снова примет для нее светлые очертания, а пока… Что ж, если не можешь справиться с собой – то страдает желудок.
* * *
Евгений Рожков находил институт неизбежной, не очень-то болезненной, но довольно нудной медицинской процедурой, подобно отстукиванию молоточками и свечению в глаз. Интересных предметов – один на десять, а так сплошная тягомотина. Его живая непосредственная натура была проникнута убеждением того, что пополнять дефицит знаний гораздо проще и эффективнее через общение с людьми, а если что – то чтение книжек, нежели углубляясь в путаные и сухие, как гербарий, проспекты лекций. Можно предположить, что некоторые преподаватели порой сами не ведают, что же они такое говорят. Ну и ладно. Он ехал в троллейбусе вместе с Колей, случайно встреченным знакомым, глядя в окно и лениво перебрасываясь шутками по поводу всякой всячины, которая только забредает в голову, а затем пугливо исчезает оттуда в неведомые края. Женя знал, что солнце воссияет для него особенно ярко, когда – трам-тарарам! – прозвучит последний звонок с четвертой пары и он, скорее всего пешком, в компании, отправиться домой, ощущая свободу и приток энергии. Институт не лучшее место для приколов, но и тут им всегда можно отвести свой уголок. Женя просто обожал быть центром внимания, сыпать изощренными остротами под оглушительный мужской регот и девичий сдержанный хохоток. В эти мгновения он чувствовал себя артистом на сцене, исполняющим особенно вдохновенные монологи. Есть ли такая вещь на свете, которую невозможно было бы осмеять? При желании – нет. Придумать нечто смешное раньше других и соответствующим образом произнести это вслух – пожалуй, это настоящее многосложное искусство, служащее для того, чтобы повышать настроение себе и окружающим. Другое дело, что когда ты расходишься, то очень сложно остановиться и не перегнуть палку: начинаешь такое загибать, что самого оторопь берет. Ну так и что? Пусть каждый делает то, что ему нравится, тогда в жизни не останется места скуке. Болтовня – его стихия. Думается, если бы его взяли ди-джеем на радиостанцию, он бы там не потерялся, совсем нет. Он бы с удовольствием поработал в этом направлении, но пока предложений не поступало, и это тоже не столь плохо. Он еще себя покажет – в свое время. Когда у него хорошее настроение ему все по плечу, по крайней мере, такое ощущение. И что с того, что у него нет богатых «предков», и он носит непрезентабельные мешковатые свитера в компании с затертыми джинсами. Зато он отлично понимает, что все люди без исключения – ходячие мешки с проблемами большой и маленькой вредности, пережить которые без здорового чувства юмора весьма и весьма затруднительно. Так что он не пропадет. Вот, берем, например, сегодня: он пропускает вторую пару, священный предмет «Системный анализ». Кошмар – так скажут недальновидные зануды. А на деле, чего он там не «анализировал»? Только тоску на себя нагонять. Не предмет, а чья-то на редкость неудачная шутка.
* * *
Какое, блин, солнце, какой классный день! Как можно будет сегодня потусоваться! Дима Свирин с наслаждением выпустил струю дыма в безоблачное голубое небо над его головой. Он развалился на одной из скамеечек напротив ГУКа, заложив ногу за ногу. Дима размышлял о том стоит ли сегодня появиться в «Атлантисе», или все же предпочесть «Космо»… а может «Домино»? У Димы были деньги, чтоб позволять себе такие вещи, и вообще он принадлежал к той категории бравых парней, которых исподтишка называют «модными» или «крутыми». На Диме были темные джинсы, дорогая черная кожаная куртка, а довершали прикид солнцезащитные очки все того жизнеутверждающего цвета. Выбивались из этого направления сияющие на солнце белизной кроссовки «Пума» с подкачкой воздуха, слегка подрагивающие в такт неслышной мелодии, крутящейся где-то далеко в глубине Диминой головы. Он чувствовал себя просто отлично. Хорошо, что он не пошел на пару! В конце концов, всегда можно положить в зачетку 20 баксов – и проблемы по предмету мгновенно исчезают непостижимым образом. Так было все 4 курса, что он проучился. Впрочем, шел он на это нечасто – он же не тупица! К тому же, его отец требует от него знаний, а с ним лучше не шутить. Знания – что ж, значит, будут знания. Но он приложит ровно столько усилий, сколько нужно, и не каплей больше! Он выпустил следующую эффектную струю. О, какая телка пошла! С такими ножками – хоть в Голливуд. А вот буфера подкачивают, но не все же сразу! Помять такую одно удовольствие, а всунуть – как два пальца. Полно таких. Он для них – как липкая лента для мух, главное сохранять невозмутимое спокойствие, как агент 007 в своих лучших сценах. Классно вот так покурить, что ни говори. Во второй половине дня придется чуть поднапрячься – маленький бизнес, в помощь отцу. Это – да, настоящее, и баксы тоже. Это – его будущее. Он быстро въехал во все эти дела и, похоже, ничего сложного, если умеешь немного шевелить мозгами. Когда нужно. Вот рядом с ним расселся Славик, тоже строит из себя крутого – а, в общем-то, лох, каких мало. Пустозвон. Вчера, как обычно, упился, как свинья, покрыл блевотиной все стены, орал, заводился, сейчас сидит с головной болью и посоловевшими красными глазами. Отдыхает. Для него это стиль жизни – выпендриться перед всеми, бухать, снять какую-то дешевую шлюшку. Думает, что так доказывает всем свою крутость. Это несерьезный парень. Но он, Дима, вовсе не собирается посвящать в свои мысли Славика – какого черта! В конце концов, и он, Славик, на что-то может сгодиться. Когда-нибудь. «Шестерки» бывают полезны. Дима откинул со лба прядь волос и блаженно улыбнулся в окружающее пространство. Кажется, скоро можно будет пойти на пляж! Классно, ничего не скажешь.
* * *
«Неужели ты не понимать?…» «В чем дело, Рита?» «Ты даже не пытаешься, не хочешь понять». «Но Рита, послушай…» «Оставь меня!» (пауза, тихо) «Я не хочу тебя больше видеть», и он ушел. Раздавленный и убитый, чувствуя, что смысл происходящего проходит сквозь него, как сквозь дырявое сито. Это была далеко не первая их ссора. Но он никак не мог привыкнуть. И на этот раз ему было особенно больно. Его глаза застилала легкая туманная дымка, превращающая все вокруг во что-то нереальное, малозначащее для него. Это было вчера вечером, и, придя домой, ему удалось уснуть, но ночь не принесла ожидаемого облегчения. Максим ощущал мятущуюся тупую боль, перекатывающуюся внутри него как тяжеленная гиря. Это походило на разрыв. Все произошло так быстро. Будто бы и не происходило вовсе. Почему она так повела себя? Может, он ее чем-то обидел? Или… мысль казалось ему невероятной… Рита забеременела?! Или она встретила кого-то… кто оказался более способным к чему-то, о чем он не подозревал? Мысли вспыхивали одна за другой и тут же гасились, у него сильно болела голова в центре лба, но он почти этого не чувствовал. Рита, моя рыжеволосая длинноногая красавица, что с тобой, где ты? «Я люблю тебя, Рита». Почему он не сказал этого тогда? Почему??? Ведь это было самым важным. Все должно было пройти по-другому. Но он был раздавлен мгновенностью поворота к худшему, его мозг отказался служить, став беспомощной деревянной игрушкой. Ему нужно встретиться с ней, как можно скорее, поговорить, все выяснить… Они могут помириться. Черт возьми, они должны помириться, иначе зачем все это?! Они встречались уже полтора года, и это время летело для него раскованно и бездумно. Собственно, он был счастлив. Точнее, он думал, что был счастлив. Как-то незаметно они подошли к черте, за которой начинаются ссоры. Что же будет дальше? А, может, «дальше» уже не будет? Сердце противилось этому с отчаянной силой, выплескивая поочередно горячие и холодные волны. Он направлялся в институт пешком, через парк Ленина, вдыхая прохладный весенний воздух, но он казался Максиму тягучей плотной массой, распирающей его легкие. Мысли крутились на одном и том же скрещивающимися хаотичными кружками. Лицо походило на маску, глаза лихорадочно блестели, в них отражался внутренний поиск ответов. Рита бросит его?… мгновения их прошлых ласковых объятий резали его память едкими отравленными лезвиями, борозды от которых не заживали. Нет ничего хуже неопределенности. Нужно поговорить, поговорить, поговорить. После института, сразу. Максим мотнул головой, и принятое решение, наконец, принесло ему некоторое облегчение. Вот так. Он сделает все, чтобы спасти их любовь. Он ведь любит ее. Ты понимаешь это, Рита? Парковые деревья успокаивающе трепетали листочками и обещали помочь. Скоро, совсем скоро.