Недолгая идиллия в романе с едой закончилась, когда Ева перестала помещаться в пятьдесят шестой размер, а дочке стало стыдно появляться с ней на людях. Как-то некстати замаячил впереди призрак сахарного диабета, а муж ушел спать на диван в гостиную, объясняя, что на супружеской постели ему слишком тесно и жарко.
Борьба с едой возобновилась. Теперь сражаться было еще сложнее – вокруг все ели: дети завтракали, уходя в школу; отвратительно долго и громко жевал муж; жрали наглые телеведущие в многочисленных кулинарных программах; развязная полуголая девица на рекламном постере самозабвенно откусывала здоровенный кусок шоколадного батончика, а бедная Ева терпела и крепилась изо всех сил. Теперь она пыталась не просто воздерживаться от еды, но выработать к ней устойчивое отвращение, старательно припоминая все народные пугалки: как колбасу делают из крыс, сыр – из молока, в котором принимали ванну работники молокозавода, как травят овощи пестицидами. Ева пыталась представить себе синюшные, залежавшиеся трупики кур и гниющие куски мяса, из которых готовят полуфабрикаты… Получалось плохо. Очень хотелось кушать.
Ева срывалась, лопала до отвала, испытывала мимолетное блаженство – и все по новой: еще пара лишних килограммов, снова грызущее чувство вины, злость на собственное слабоволие, потом – заслуженное наказание. Вот тебе, получай, еще два дня голодовки! Нет, три дня! Пусть тебе будет хуже! Выдерживала двенадцать часов и бежала на кухню среди ночи, озверело вонзала зубы в отбивную и плакала слезами стыда и счастья.
Как-то вычитала в женском журнале про два способа разумного питания. Первый заключался в том, чтобы есть все, что хочется, но только до шести часов вечера. С шести до утра – ни крошки. Второй способ предполагал, что завтрак должен состоять из мюсли или овсяных хлопьев на воде, в обед разрешалось съесть тарелку жидкого супа, а ужин мог быть полноценным и включать в себя несколько разнообразных блюд. Журнал предлагал каждому читателю выбрать удобный для него вариант и гарантировал хорошее самочувствие и нормальный вес.
Ева послушалась умных людей и решила определиться с режимом питания. Она долго колебалась между двумя вариантами и наконец предпочла первый. До шести вечера она много и разнообразно питалась, преисполненная решимости голодать весь вечер. Однако вскоре после того, как пробило шесть, Ева решила, что второй способ все же больше подойдет ее организму, и отправилась плотно ужинать. Так прошло какое-то время: день начинался с варианта №1, а заканчивался вариантом №2. И хотя Ева старательно соблюдала все рекомендации, указанные для обоих режимов питания, она почему-то не худела. Видимо, журнал врал. Вот бессовестные эти редакторы – печатают всякую ерунду, а люди верят.
Одна умная подруга рекомендовала Еве отвлечься, переключиться с мыслей о еде на что-нибудь другое, не менее захватывающее. Найти себе хобби. Например, помогает шитье и вязание. Можно начать что-нибудь коллекционировать. Или читать, непременно что-то интересное, с продолжением. Словом, занять себя.
С иголками и спицами у Евы проблемы были с детства – пальцы слишком толстые, работать ими аккуратно и кропотливо не получалось. Собирать марки или монеты ей никогда не нравилось. А вот читать она любила, особенно жалостливые и слезливые рассказы про любовь. Поэтому сразу после разговора с подругой, Ева отправилась в книжный магазин и накупила книжек модной писательницы, известной тонким психологизмом и нестандартным подходом к описанию типичных жизненных ситуаций. Писательница была очень плодовита и регулярно выдавала житейские истории на тему «Вот что с людями делает любовь», над которыми плакали и умилялись домохозяйки всей страны.
Принеся домой драгоценный груз, Ева без промедления, занялась книготерапией – вместо приготовления обеда. Первая история увлекла ее сразу: переживания героини, имевшей несчастье полюбить женатого мужчину, Ева приняла близко к сердцу. Полтора часа и сто страниц, на протяжении которых писательница открывала читателям бесценную истину – на чужом несчастье своего счастья не построишь – пролетели незаметно. Одна беда: несмотря на крайне напряженную обстановку, персонажи повести постоянно жрали. Каждая встреча влюбленных сопровождалась трапезой – в лучшем случае в кафе за чаем и пирожными, а чаще – за обеденным столом (причем подробно перечислялось все съеденное и выпитое). Если герои отправлялись на романтическую прогулку по осеннему лесу, их непременно тянуло собрать грибов, которые они потом долго жарили, варили, тушили и употребляли – в сметанном соусе с отварной картошкой и укропом. Если в повествовании речь шла о свадьбе или дне рождения – автор книги не ленилась предоставить любознательным читателям подробный список блюд с описанием вкусовых и обонятельных ощущений. И даже оставшись в одиночестве и оплакивая свою разбитую жизнь, героиня грустно жевала бутерброд с семгой. При этом она вспоминала о прогулках с любимым по ночному Парижу, о жареных каштанах, которые они запивали красным вином… Тьфу ты, провались все пропадом! Ну почему они все время едят? Ну как тут можно отвлечься? Смертельно голодная Ева с досадой бросила книжки и обиделась на всю мировую литературу.
Другая опытная подруга посоветовала: дома, в семье, ограничивать себя в еде невозможно, надо поехать в специальный санаторий – там совсем нет еды, значит, нет соблазнов. Ева разыскала адрес, вызвала к детям бабушку, долго уговаривала мужа: тот ворчал и удивлялся, что санаторий без еды стоит дороже, чем турецкое «все включено». Уговорила. Собралась, поехала, с надеждой и опасениями: справится ли она, выдержит ли? Санаторий оказался обшарпанным, сильно нуждающемся в ремонте строением с протекающей в некоторых местах крышей. Зато с едой не обманули – ее действительно не было. Вместо завтрака пациентам полагалась очистительная клизма, вместо обеда – массаж, а ужин заменяла прогулка на свежем воздухе. Кроме воды без газа внутрь принимать было нечего. Еве стало страшно. Не просто страшно – жутко. Но не надолго.
В первый же вечер ее соседка по комнате – солидная и, судя по сему, не первый раз в таком месте оказавшаяся дама разложила на прикроватной тумбочке крупные ломти белого хлеба, нарезанный сыр и копченую колбасу. Кивнула ошарашенной Еве: угощайся. Что теперь, умирать, что ли? Все так делают. А кто не делает – в психушку попадает. Бери, не стесняйся, мне завтра еще привезут. А как же лечебное голодание, попробовала возразить Ева. Новая подруга не ответила – жевала. Только плечами передернула – совсем психованная, что ли? И Ева вздохнула и приступила к еде.
Из санатория Ева вернулась не похудевшая, но обогащенная новым опытом. И с твердой уверенностью: еда непобедима. В этом мире нет ничего могущественнее ее. Одолеть ее невозможно, но положено делать вид, что сопротивляешься. И Ева продолжала ломать комедию перед собой и окружающими: покупала штаны для похудения во сне, ходила в фитнес-клуб, время от времени считала калории и даже иногда вставала на весы (обычно утром, до завтрака, и только в том случае, если ей казалось, что она немного сбросила вес). К сожалению, впечатление почти всегда было обманчивым.
Занятия на тренажерах приносили моральное удовлетворение: Еве нравилось знать, что она борется. После спортзала она отправлялась в находящееся в том же здании биокафе и старательно изучала меню, составленное специально для поклонников здорового образа жизни. Выверенный баланс белков, жиров и углеводов, экологически чистые продукты – все это успокаивало и вселяло уверенность в правильности выбора. В конце концов, тарелочка тушеной кенийской фасоли или суп с пророщенными зернами пшеницы – вполне достойное вознаграждение за два часа потения на беговой дорожке. Можно даже добавить рагу из молодых овощей, маринованную спаржу и запеченного в листьях манго угря. Все очень диетическое, низкокалорийное, полезное.
Еще Ева пыталась соблюдать пост, для чего даже начала верить в бога и ходить в церковь. Во время Великого поста ей больше всего нравились Масленица и Пасха, остальное же время она потихоньку грешила, каждый раз прося у бога прощения. Впрочем, Ева искренне не могла понять, чем поможет всевышнему тот факт, что она, скажем, откажется от поджаристого бараньего ребрышка. И зачем богу нужно, чтобы она морила себя голодом? Выстаивая службу, Ева представляла себе аппетитные макдональдсовские гамбургеры, толстые церковные свечи напоминали ей сосиски в тесте, а лики святых почему-то вызывали в памяти глазированные сырки и миндальные пирожные. И, чтобы не искушать себя греховными мыслями, Ева ела. Лопала все – постное и скоромное. Кушала. Жрала. Трескала. Уминала, заглатывала, поглощала, хавала. Словом, с религией что-то не получилось. Наверное, она все-таки была атеисткой.
Не помогла и идеология – общество «зеленых», гостеприимно распахнувшее свои объятия перед жаждущими стать правоверными вегетарианцами, в Евином случае оказалось бессильным. Ева внимательно прослушала лекцию о вреде мяса, поплакала над фильмом, живописующим страдания поросят, но с неизменным аппетитом поужинала свиной рулькой и вкус к мясным деликатесам не потеряла.
Разумеется, и мнение мужа, неожиданно увлекшегося спортом и здоровым питанием, не могло ничего изменить. Ева продолжала есть, а переродившийся супруг тем временем накручивал круги по стадиону, пытаясь убежать от гиподинамии, инфаркта и атеросклероза. В результате убежал он только от Евы – к спортсменке, мастеру спорта по метанию молота, на целых пятнадцать лет моложе Евы и всего лишь на пятнадцать килограммов легче.
Ева проплакала несколько дней, заедая утрату пельменями, супом с фрикадельками и клубничным вареньем. А потом ночью ей приснился удивительный сон – как будто она вышла замуж за кулебяку. Она ясно увидела, как стоит в церкви, перед алтарем, а рядом с ней – несравненный красавец – мясной пирог, держит ее за руку, смотрит нежно в глаза и сладким тягучим голосом произносит клятву: в болезни и в здравии, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас… Ева проснулась почти счастливая и сразу отправилась завтракать.
Вот так выглядит настоящее: – полное единение Евы и еды под видом непримиримой борьбы. А что в будущем? Если заглянуть лет на тридцать вперед (а это вполне возможно, ведь будущее каждого из нас предопределено), то мы увидим следующую картину. Вопреки прогнозам воинственных поклонников умеренности, Ева дожила до преклонного возраста, бесполезную борьбу с едой прекратила и научилась любить свои килограммы. Смотрела передачи про анорексичных девушек, ужасалась, жалела их и радовалась: как же мне повезло! Освоила новые экзотические рецепты и, хотя вообще-то передвигалась уже с некоторым трудом, по кухне летала по-прежнему вдохновенно и страстно. Нянчила внуков, правда, в футбол и вышибалы играть с ними не могла, зато с упоением учила внучек кулинарным секретам. На старости лет познакомилась с очень симпатичным и совсем не спортивным старичком, любившим вкусно покушать, и с удовольствием проводила время в его обществе за любимым занятием.
Умерла Ева не от диабета и не от инфаркта, вызванного ожирением, а совсем по другой причине – сбил пьяный водитель. Переходя дорогу, Ева жевала бутерброд с ветчиной, так что жизнь ее до последнего вздоха была счастливой.
Ёклмн для Ёжика
Третьеклассник Ваня Ежов по прозвищу Ежик искал в школьной раздевалке куда-то запропастившуюся шапку. Потерял он ее еще накануне и пришел домой, по выражению мамы, «без головы», за что был выруган. Тем не менее Ваниной вины в потере не было – в раздевалке постоянно что-то пропадало. Иногда потом находилось, особенно если вещь никакой ценности не представляла. Шапка была старая, с обтрепанными завязками, поэтому существовали серьезные шансы вновь обрести ее. Ежик специально пришел на следующий день в школу пораньше, чтобы заняться поисками.
Но увы! Ни на вешалках, ни под скамейками, ни в углу, среди беспорядочно сваленных и забытых хозяевами кроссовок без пары, разрозненных рукавиц, шарфов и даже синтепоновых штанов знакомой серой шапки не было. И за батареей Ежик ее не нашел. Зато там застрял интересный продолговатый предмет – пыльный, но от этого не менее притягательный. Мальчик засунул пальцы в щель между батареей и стеной, осторожно выудил металлический цилиндрик, сдул пыль и принялся рассматривать. Это был фонарик – небольшой, как раз по размеру ладони, в серебристом корпусе и с несколькими кнопками. Ежик нажал самую большую кнопку – лампочка вспыхнула ярким ровным светом, отбросив на стену четкое круглое пятно. Ежик попробовал другую кнопку – и фонарик превратился в лазерную указку, сократив пятно света до маленькой красной точки. И еще один режим имелся у этого чудесного устройства: разноцветное мигание, постепенный переход отблесков от оранжевого и малинового до сиренево-сине-зеленого, красоты неописуемой.
Ежик, недолго думая, сунул фонарик в карман и понесся на урок, забыв про шапку. Какая шапка, если в кармане такая замечательная находка? Раз фонарик за батареей пылился, значит – ничей. Значит, можно взять себе. Удача! Отдать игрушку охраннику, чтобы тот нашел хозяина, Ежику даже в голову не пришло.
На уроке математики Ежик не утерпел: вытащил потихоньку фонарик и, замирая от восторга, принялся под партой переключать режимы. Как ему казалось, делал все незаметно. Неправильно казалось: Татьяна Николаевна увидела. Рассердилась, что Ваня Ежов посторонними вещами занимается, в то время, как весь класс задачки решает. Фонарик – о ужас! – отобрала. Сказала, что отдаст директору, а директор – Ваниным родителям, чтобы те знали, что сын на уроках творит. Ежик приуныл. Сначала надеялся – учительница пугает. Повоспитывает, пожурит, а потом отдаст фонарь. Как бы не так. В тот день Татьяна Николаевна была настроена сурово. После математики с фонариком ушла – Ежик только уныло посмотрел ей вслед. Все, пропала вещь. Жаль.
На следующем уроке – рисования – Ежик отвлекся от мрачных мыслей, работая над изображением старинного замка с узкими окнами, башнями и флагами. Замок был почти завершен, осталось лишь раскрасить древний герб на воротах. И в этот момент вошла секретарь директора и объявила: «Ежов – к Галине Петровне. Живо!» Тут все ученики как по команде подняли головы и посмотрели на Ежика. А у Ежика похолодело в животе. Неужели директриса его из-за фонарика вызывает?
«И вы, Татьяна Николаевна, тоже зайдите», – бросила на ходу секретарь и удалилась, цокая каблуками. По классу пронесся вздох, затем удивленно-заинтересованный шепот.
«Тихо, дети! Рисуем молча!» – Татьяна Николаевна, похоже, не ожидавшая такого поворота событий, неуклюже засуетилась: «Ну что же ты, Ежов? Выходи!»
Весь путь со второго этажа на первый, до кабинета директора, они шли молча: Татьяна Николаевна – поспешно впереди, Ежик за ней, семеня и спотыкаясь. Перед страшной дверью учительница подтолкнула мальчика вперед, а сама вошла следом. Ежик пробормотал «Здрассть» и уставился в пол, краем глаза заметив на директорском столе злополучную игрушку. За что его вызвали – он представлял себе слабо. Неужели из-за того, что играл под партой? Но он всего лишь несколько раз нажал на кнопочки. Это же не очень страшный проступок. То есть, не до такой степени страшный, чтобы сразу к директору…
Директриса, поблескивающая очками, возвышающаяся над столом и над Ежиком, встретила третьеклассника как давно ожидаемого, но нелюбимого гостя.