И я отвернулся от них. Где и что Агуара?
Вот он, прилёг на полу у Путевого Шара и упорным взглядом сверлит пустое небо. Я подошёл и сказал как можно дружелюбнее:
– Устал я… Посидишь за меня?
Решение созрело. «Иду на вы!», как говорили когда-то. Пора всколыхнуть застоявшееся болото.
***Войдя в каюту, надёжно запер дверь и осмотрелся. У меня всё как в момент старта. В левом от входа углу – резервный пульт управления Путевым Шаром и Перископом, а также их основой, биомозгом шхуны. Теперь он бесполезен – Арета легко его блокирует по своему желанию. Правее на стене – иллюминатор. Персональный экран обзора. Окошко в четырёхмерность. Правее, у смежной стены, напротив входа – кокон отдыха. Я его называю «койка». Дальше – пульт формирования заказов на еду и питьё. Бесполезная вещь. Рядом – вход в ванную. Она просторней основной комнаты. Здесь дежурит капитанский личный робот-универсал «Юнга». Шесть рук-манипуляторов, настоящий паук. Или скорпион. Я подозвал его, преодолевая дрожь в руках и ногах. Пока «Юнга» докладывал, набрал на пульте нужный код. Открылось окошко, протянул руку и взял холодный стакан, наполненный пенистой розовой жидкостью. Необходимая сейчас порция наркотика.
Делая неспешные глотки, мысленно пересмотрел все пункты задуманного плана. Отведённое мне время заканчивается, следует торопиться. Антарес увеличивает силу притяжения.
За пять минут «Юнга» приготовит необходимое. Арета не помешает, и ей интересен результат. Она уже отключила коммуникации, ведущие к моей каюте.
Я прилёг на койку и постарался расслабиться. Наркотик делает своё дело. Сознание освобождается от последних чётких образов.
Вот склонился над койкой Аристотель, молодой, с красивой курчавой бородой, пронизанной несколькими серебряными нитями. Я извинился и отослал его к Кертису. Аристотель послушно ретировался. За ним пришли сразу двое: Платон и Лукреций. Прекрасное сочетание чистых первоидей и сладострастия! Им место рядом с Андрием и Джино. Идите, идите!
Я ждал другого, и он явился, похожий на курсанта Космоколледжа Алекса Сибирцева. Только костюм выдавал в госте знатного лорда: парча и шёлк, воротничок, кружева, воланчики…
– Бэкон, друг мой, вот и ты! – обрадовался я, – Что ты думаешь о том, что творится здесь?
Хрустко колыхнулись белоснежные волны жабо, дрогнул на них ухоженный подбородок. На глазах – влажная пелена печали. Но голос оптимистичен:
– Ты забыл, Алекс? Разве Илона не говорила тебе? Все изменения во Вселенной укладываются в три состояния. Первое – свободное движение. Во втором природа выведена из равновесия; она – чудовище, поглощающее гармонию и выделяющее энтропию. Третье же состояние – развитие в соответствии с волей разума. Человеческого тоже…
Фрэнсис успокоил меня. Я прав. Да! В соответствии с моей волей!
Я вошёл в ванную. «Юнга» доложил о готовности. В бассейне – вязкая масса биораствора. Средства реанимации – на стене рядом.
В шаге от края бассейна – подставка для мозга. Полупрозрачный оранжевый купол над ёмкостью с питательным составом. От полусферы к потолку тянется цветной канат связи с Аретой. Около – подвижной столик с медицинским инструментом.
Осталось проверить силовой кокон удержания тела.
Теперь успех дела определяется степенью хирургического мастерства «Юнги». Воображение, как ни странно, работает. Я вдруг предельно чётко, во всех крохотнейших подробностях, увидел, как со дна бассейна всплывает и поднимается, разводя тяжёлые густые круги биожидкости, блестящее обнажённое тело. Когда-то оно было капитаном «Ареты», Алексеем Сибирцевым. Опершись рукой на манипулятор «Юнги», тело делает шаг, взмахивает другой рукой и наносит ею удар по оранжевому полушарию.
По полу и стенам разлетаются серые комочки, оставляя грязные влажные потёки. Бессмысленные зрачки смотрят в никуда, бледные губы шепчут:
– Шалтай-болтай, шахсей-вахсей…
И тело, переставляя негнущиеся ноги, направляется к выходу.
…Страх жертвы, смертный ужас сковали меня. Я затряс головой, надавил пальцами на глазные яблоки. Видение исчезло. «Юнга» протянул стакан анестезирующего напитка. Проглотив разом прохладную жидкость, стараясь не поворачиваться к оранжевому куполу, вложил в нишу питания мозга три резервные ампулы стимулятора. Теперь должно хватить. Больше моё серое вещество не способно выдержать.
Решающий шаг в бассейн дался легко.
***Жуткий сплошной чёрный занавес…
Но вот он раздвинулся, и открылась алая бездонная пасть, прорезанная беспощадным хищным блеском изогнутых клыков. Чёрная дыра изнутри выглядит именно так.
Между клыками, удерживая в металлических лапах лазерный скальпель, застрял «Юнга». С лезвия на светящуюся эмаль капает кровь. Из глубины алого зева вытянулись клейкие щупальца, окутали «Юнгу» и втянули в закрутившийся кровавый вихрь. Тут же всё исчезло.
Бесцветная аморфная пустота распространилась всюду. Личностное самосознание возвращалось медленно.
Вначале понял, что существую только я – один-единственный. Информация о себе проявлялась постепенно, раздвигая и увеличивая грань между знанием и незнанием. Когда услышал своё имя, бесцветная ночь осветилась мерцанием звёзд. Их первый робкий свет вызвал к жизни мрак. Несколькими прыжками он по-хозяйски расположился в межзвёздном пространстве, искривляя лучи, очерчивая углы. Мир обретал формы.
Я попытался осмотреться и увидеть себя. Не вышло: нигде ни рук, ни ног… Ничего. Но Алексей Сибирцев есть. Вся эта рассыпанная всюду масса звёздных искр – это моя теперешняя сущность. Самопроявление продолжилось. Сияние звёзд скрылось за вспышкой, рассредоточенной всюду. Мрак, сгустившийся там и тут, растворился в новом свете. Я понял вдруг: из нейронных сетей перешёл на субклеточный уровень. Звёзды здесь тоже имеются, но их неисчислимо больше и местами они сливаются в яркие плотные образования. А весь объём сияющего звёздно-лучевого облака окружён радужно-многоцветной прозрачной оболочкой.
Я добрался до физических границ собственной сущности. Далее простирается Иное. Ради него, Иного, я и снял телесную оболочку. Для того, чтобы достичь с Иным полного контакта. Может быть, и слияния. Да – вспомнил я – Иное зовётся вакуумом, и именно в нём, через него я смогу реализовать свой план. Свою программу, дубль-копия которой находится в другой сущности. Точнее: в другом мозге. В мозге Ареты. Но где же она? Ведь без Ареты мне понадобится очень много времени. А времени у меня – ограниченный промежуток. Не успею – зло, таящееся в том же вакууме, поглотит меня. И Арету. Иначе зачем я здесь?
Арета… И я. И я тоже – мозг. Всего лишь мозг, изолированный от тела. Лишённый тела. Странно, но осознание потери не расстроило. Я по-прежнему Я, только другой. Свободный, не ограниченный… Точнее, неотграниченный от поля действий. От поля боя…
А поле – во мне. Враг вот-вот начнёт битву. Пучок сигналов сверхсветовой скорости… Арета ответила немедленно, даже одновременно. Новая вспышка в моей новой истории – и рядом возникла новая микровселенная. Следующий шаг – воссоединение. Арета станет моим телом, защитой, гарантией, усилителем… Её мозг обладает параметрами, мне недоступными.
Опасность грозит отовсюду. Между моими и Ареты звёздами мечутся юркие красные кометы с коническими багровыми хвостами. Хвосты бьют по световым пучкам, которые мы протянули друг другу. Одна за другой гаснут искры объединённого разума. Молнии комет вихрятся в диком танце уничтожения. В зазвёздной вакуумной глубине обозначилась тугая спираль и охватила меня и Арету. Спираль-пружина скручивается и стягивает нас, лишая воли к сопротивлению. Витой змеиный клубок неведомой пружинной геометрии действует неумолимо. Наших сил не хватает. Пора принимать допинг.
Подконтрольный Арете и «Юнге» механизм, ответственный за питание мозга, укрытого оранжевой полусферой, вскрыл резервную ампулу стимулятора.
Сноп зелёных стрел ударил по змеиным кольцам, давление ослабло. Я вспомнил общую с Аретой задачу: создать образ действия, который позволит оторваться от притяжения Антареса. Создать и внедрить его в вакуум. Только тогда моя программа получит шансы на материализацию. Эту, первую программу, догонит вторая. Первая приведёт к полному погружению в вакуум, вторая позволит всплыть в нужном участке четырёхмерности.
Я не способен и предположить протяжённость операции: мгновение, годы, столетия… И не знаю, сохраняют ли скользящие в «шубе» биоорганизмы внутренние часы, свои ритмы, свои точки отсчёта. Возвращение в прежнее тело может и не состояться. Но переживаний по этому поводу нет – Алексею Сибирцеву в новом, третьем состоянии, совсем неплохо. Он только начинает осваивать свои возможности в новом мире. Особое спасибо другу в прошлом бытии Фрэнсису Бэкону.
Мысль о Бэконе всколыхнула пласты человеческой памяти. Сибирцев в земном детстве иногда находил в себе нечто, не соответствующее земному. Такое, что и словами не пересказать. Будто в нём живёт и иногда показывается волшебное, могущественное и доброе существо. Покажется и – спрячется. Иногда сны приносили красочные картинки из странных миров, в которых он дома. Но приходило настоящее утро, и ночные картинки превращались в недосказанные, недосмотренные сказки.
Со взрослением такое случалось реже. Но то было с Сибирцевым, который не совсем я.
Теперь, став тем самым волшебным существом, я понимаю…
Времени хватит. Обе программы пошли, вакуум принял их с готовностью и ожиданием. Вакуум всегда знал обо мне!
И Арета обретала могущество и самобытие.
Открытая в юности бинарность мира не тревожит. Где ангел, там где-то крутится дьявол. Рядом с Кертисом всегда будет Агуара. Нормально! А я по-прежнему Сибирцев и человек. И мне придётся вернуться во состояние «капитан Ареты».
Как её экипаж, полностью изолированный и беспомощный?
Добренькие или злые, любящие Землю или Антарес – они люди. И если изменённый Алексей Сибирцев не вернётся к ним, они так и останутся в неведении. И злые не станут добрыми, а добренькие не обретут крыльев.
Пружинные кольца змеи напряглись, исторгнув мириады красных искр. Антарес бросил в битву резервы. Но они не всемогущи. Я попросил Арету стимулировать мой мозг собственной энергией. И вновь переменилась звёздная картина в контактном с вакуумом слое.
Антарес перенёс зону воздействия в обычное пространство. Я из вакуума ощутил удар, нанесённый по Перископу. Шхуну затрясло. Обезьянкам придётся особенно туго. Но они выдержат, как и люди. Ибо смерти здесь нет. Смерть тех и других ждёт не здесь.
Что будет в ближайшем итоге? Независимо от того, вернусь я в тело или нет, моё «Я», полностью отпечатанное, отражённое в одном из слоёв вакуума, обрело независимое существование. Если я вернусь, меня станет двое. Один – человек, другой – не знаю… И оба «Я» навсегда связаны между собой. Один – в мире явлений, другой – в мире причинных действий… Возвращение – соединение обновлённого мозга с телом, которое неизбежно преобразуется. Каким станет моё первое, земное «Я»?
Нет, всё-таки это буду один «Я». Хотя бы потому, что тот, который в вакууме, присутствовал там до начала эксперимента с мозгом. Ибо отсюда он – то есть Я – способен проникать в любой временной слой верхнего, непрерывно меняющегося мира.
Я буду навещать себя там, на Земле. Там, на Земле, я буду встречать себя в себе. Возможно, немного не так, как в детстве, сохранённом в памяти.
***Очнувшись, Агуара вполз в кресло и, морщась от боли, ощупал себя. Что это было? Словно побывал в эпицентре землетрясения! Все органы и конечности на местах. Уже хорошо. Теперь – осмотреться.
С Аретой что-то случилось. На экране демонстрируется хроника атомной войны. Где, на какой планете, не понять. Если творится рядом, надо ждать новых ударов.
Все, кроме капитана, на полу рубки в различных позах. Агуара напряг зрение. Живы. А где капитан? Ах да, перед землетрясением ушёл к себе. В каюте с ним ничего не случится. Происходящее вовне воздействует в основном на пространство рубки.
Обезьянки, кроме Белого Йога, без сознания. А эта гордая копия противного Алекса, расправляя белый костюм, пристально наблюдает за ними. Агуара собрался погрозить ему пальцем, но усилие потребовало слишком большого напряжения.
Надо войти в транс, освободиться от болей и прояснить ситуацию. Он не делал этого сто лет, придётся восстанавливать навык. Послушная память отыскала наставления жреца-опекуна:
«К своим упражнениям-медитациям адепт подключает свой фаллос и поднимает энергию огненного змея Кундалини по позвоночнику-чакрам вверх в голову. Отчего чакры обретают яркость и интенсивность своего цвета…»
Агуара вспоминал инструкции и расслаблялся, готовя тело и сознание к очищению.
Небо изменилось, но он понимал, что изменения не объективны, а всего лишь отражают наиболее чёткие образы из его подсознания.
Вот и глаза желанного Антареса. Смотрят одобрительно, их жаркая краснота обещает исполнение желаний. Посадка на одну из планет неизбежна. Хорошо бы на Цитадель. Его ждут. Он пройдёт нужные ступени обряда, и его вернут на Землю. Вернётся не Агуара-Тунпа, а Айпуат.
На Земле Айпуат – Открывающий Пути – станет Единственным. Вначале обретёт власть над Цехом Гора-Сфинкса, затем… Обретя власть над планетой, прежде всего наладит вакуум-мост Земля-Антарес. Таков его обет, данный красным мирам.
Пирамиды Цеха наконец исполнят предназначение. Геродоту было что-то известно. Это он написал:
«Пирамида была построена богами и в её конструкции были заложены знания, выходящие за пределы „золотого сечения“, и принёс их великий Тот Гермес Трисмегист, и при постройке пирамиды Тотом были даны таинственные буквы IPWT».
Да, Трисмегист стал первым Айпуатом. Агуара-Тунпа будет последним. Геродот не во всём разобрался. Боги тут ни при чём.
Я – капитан Алекс.
Передо мной на экране Федеральный Дворец. Панорама перемещается. Когда оказался в части Дворца, отведённой Цеху Гора, понял: глазами Белого Йога наблюдаю видения, извлекаемые из памяти Агуары. А сам Агуара медитирует, расположившись в кресле дежурного по Арете.
Это Арета предложила посмотреть. Что-то важное… Громадное помещение, напоминающее главный зал Большого Театра в Москве. Зрительские места заполнены служителями Цеха Гора. Оказывается, у них – видно по одеяниям – столько высших чинов!
На сцене проводится ритуал под названием «Сброс излишней жестокости». Я о таком не слышал. Жестокость бывает и излишней?
В программе – два акта.
Первый акт. На сцене дерево, почти лишённое листьев. На ветке застыл крупный хамелеон, напуганный непривычной обстановкой. К дереву подходят двое: жрец Цеха в красно-золотом и его ученик, юноша в скромной серой мешковине. Узнаю ученика – юный Агуара!
Хамелеон пытается отползти, но жрец простирает руку и животное замирает под магическим жестом. Ученик деревянной указкой щекочет голову хамелеона, тот раскрывает пасть, и Агуара всыпает в неё солидную для мелкой твари щепоть серого порошка.
Табак, понимаю я.
Хамелеон изгибается, меняет цвет. Из оранжевого становится зелёным, затем чёрным. Через конвульсии к животному приходит мучительная смерть.
Так вот как начинал свой путь к звёздам штурман Агуара!
Зрители наблюдают за ритуалом молча, степенно.
Второй акт. Сцена меняет обстановку на зимний пейзаж. Похоже на северное поселение в снежную зиму. Улица плотно укрыта снегом, домики дымят трубами.