Трава блестит от дождя, холодный воздух звенит от криков голубей. Перед выстроившимися в ряд солдатами стоит мужчина с рыжеватыми волосами в серой военной форме. Он делает шаг вперед и обводит нас взглядом, а затем останавливается на мне.
– Катарина, – говорит он. – Приятно наконец-то с вами познакомиться. Меня зовут Чарльз Бринк.
Я выпрямляюсь. Бринк. Глава Центрального штаба «Картакса». Я удивлена, что он лично прилетел сюда. Его голос звучит дружелюбно, но меня он сверлит пристальным взглядом, словно пытается прочитать. Он высокий, с выверенной улыбкой и тщательно выстроенными морщинками вокруг глаз, которые придают ему добродушный вид.
– Вольно, лейтенанты, – говорит он. – Моя команда сообщила, что на прошлой неделе вы оба использовали технологии тайных агентов.
– Нас ранило, сэр, – начинает Коул, но Бринк перебивает его:
– Ты планировал отправиться за Лакланом в одиночку.
Плечи Коула опускаются:
– Да, сэр.
Бринк кивает с удовлетворенным видом:
– Трудно осуждать тебя за это. Но я рад, что ты решил вернуться. Вижу, ты к тому же позаботился о мисс Агатте. Мы беспокоились, что с ней что-то могло случиться.
Он идет вдоль строя солдат, чтобы встать передо мной.
– Тебе должно быть сейчас нелегко, Катарина. Нас всех шокировало известие о том, что Лаклан оказался совершенно не таким, каким все его считали. Я знаю твоего отца с детства, но даже не представлял, что он способен на такое. Да я даже не догадывался, что у него есть дочь. Он, видимо, сильно постарался, скрывая твое существование все эти годы. Кто твоя мать?
Я бросаю неуверенный взгляд на Коула. Стоит мне сейчас допустить ошибку, и Бринк может догадаться, что Лаклан на самом деле не мой отец.
– Она умерла, когда я была маленькой, – говорю я. – У нее был гипергенез.
Взгляд Бринка стекленеет, когда он начинает что-то проверять в своей панели.
– Ах, ну разумеется. Исследования гипергенеза. Интересно. Что ж, я рад, что ты присоединилась к нам.
Он отступает назад к солдатам, и на мгновение его локоть погружается в закрытый броней торс одного из них.
На самом деле его здесь нет.
Передо мной трехмерный образ человека, прорисованный модулем VR. Как было с Цзюнь Бэй. Только этот вызван не из файла, сохраненного на моей панели. Он передается напрямую, как звонок на коммуникатор. Лаклан и Дакс вели подобные беседы с другими кодировщиками, когда мы жили в хижине, но я никогда не видела их собеседников. Границы изображения нечеткие, но это единственное подтверждение фикции. Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к тому, что люди появляются так.
– Крик, – поворачиваясь к Даксу и приподняв бровь, говорит Бринк. – Удивлен, что вижу тебя здесь.
– Я послал его, – доносится голос из лаборатории.
А затем оттуда появляется фигура – парень примерно моего возраста, может, немного старше. Солдаты расступаются в стороны, когда он встает с ними в ряд и хлопает ладошами, словно стряхивает пыль. Бледная кожа, прямые и темные спутанные волосы до плеч. Когда он выходит на свет, я узнаю́ его.
Я знаю его.
Эту позу, глаза, черты лица. При взгляде на него в мыслях возникают код и спиральные нити ДНК, но моя память совершенно пуста. Он одет в черные рваные джинсы, кожаную куртку и футболку, на которой спереди изображена молекула. Дофамин[5]. Часть лба закрыта треугольным куском темного стекла, который сидит на нем как влитой. Он тянется вдоль линии роста волос до скулы и, образуя дугу, закрывает левый глаз. Это маска кодировщика – компьютер, подключенный непосредственно к сети электродов на его черепе. Они соединяются через отверстия, просверленные во лбу. Несколько лей-линий спускаются от краев маски по щеке и по боковой стороне шеи, а затем исчезают под воротником.
– Я решил, что Дакс сможет привести Катарину, – говорит парень. – И, похоже, оказался прав.
Он рассматривает нас, на лице застыла полуулыбка, и от нее во мне зарождается слабое, трепыхающееся пламя страха. Бринк меня совершенно не пугает, потому что сразу видно, что он делец. Да и солдаты под броней и касками обычные люди. Но этот парень другой.
Он кодировщик и явно умен – это видно по пронзительному взгляду и черному стеклу на лбу. Единственная причина, по которой люди надевают такую маску, – возможность кодировать немного быстрее, чем это доступно через панель. Маска не использует кабели в теле или память панели, поэтому реагирует на каждую команду на долю секунды быстрее. Не стоит недооценивать того, кто готов просверлить десятки отверстий в черепе.
– О, Мато, – говорит Бринк. – Как тебе лаборатория?
– Грязновата, – отвечает он, отряхивая воротник куртки.
Он проходит мимо Коула и Леобена, бросая на них мимолетный взгляд, останавливается рядом с Даксом и внимательно рассматривает синяки на его лице, а затем поворачивается ко мне.
– Катарина Агатта, – говорит он.
Его взгляд спокойный и серьезный. Мне виден только один его глаз, но тот, что скрыт под маской, все же едва различим, в свете прожекторов «Комокса» угадываются нижние ресницы.
– Я Сомата Уотсон, но чаще меня зовут Мато. Приятно наконец-то познакомиться с тобой лично.
– Мы знакомы? – спрашиваю я, стараясь следить за тем, чтобы голос звучал ровно.
Я уверена, что Цзюнь Бэй знала этого парня, но он точно не мог знать меня.
Его маска становится чуть прозрачнее, а лей-линии подчеркивают тонкие, острые черты лица. Его красота холодная, и сразу видно, что он умен, но чувствуется и оттенок высокомерия.
– Именно я блокировал твои попытки взлома серверов с хакерами «Небес», – объясняет он. – Это были неплохие – правда, примитивные – атаки. Когда-нибудь ты можешь стать хорошим кодировщиком. Твой многоуровневый червь заставил меня слегка попотеть прошлым летом.
Я не стала ему отвечать. Он действительно обсуждает мои атаки, пока мутировавший штамм чумы расползается по миру?
Бринк откашливается:
– Мато, миссия.
На лице Мато мелькает разочарование, а затем маска снова темнеет.
– Да, миссия. Насколько я понял, Катарина, Лаклан установил тебе нейронный имплант. Вот почему мы здесь. Я думаю, это может нам помочь.
Мы переглядываемся с Даксом. Это он обнаружил имплант во время расшифровки вакцины. Оказалось, что тот вырабатывал вещество, которое подавляло мои воспоминания, а еще из-за него к вакцине Лаклана добавился код. За последнюю неделю я несколько раз пыталась проверить его, но все запущенные мной тесты показывали, что он пуст.
– Кажется, все данные с него стерты.
– Она права. – Дакс отталкивается от бока «Комокса», на который опирался во время моего разговора с Мато. Похоже, он уже с трудом стоит. – Судя по показателям после расшифровки, на нем не осталось никаких данных. Лаклан замел все следы.
– Да, я знаю, – говорит Мато. – Я тоже изучил результаты, но, очевидно, внимательнее, чем ты. У меня установлен такой же имплант, поэтому мне известно, как он работает. Но в файле с данными Катарины есть запись, которую я не могу объяснить. И это может помочь нам найти Лаклана.
– Подожди, – останавливаю его я. – Что значит «найти» его?
– Думаю, твой отец поместил в него отслеживающий жучок, – объясняет Мато. – И он указывает твое местоположение.
Я осторожно поднимаю руку к затылку. Когда моя новая панель начала устанавливаться, я тут же попросила Леобена проверить ее на отслеживающие жучки. Если я так важна для Лаклана, как он утверждал, то вряд ли бы он оставил меня без присмотра во время эпидемии. Леобен ничего не нашел в моей панели, но мы не догадались проверить имплант. Мы решили, что я чиста, раз Лаклан не пришел за нами.
После событий в Саннивейле прошла неделя. Если ему так нужна была моя помощь, то почему он все еще не объявился?
– Я бы хотел взломать имплант, – говорит Мато. – И отследить сигнал Лаклана. Эта лаборатория… устарела, но в ней есть все необходимое для этого. Хочешь, мы сделаем это прямо сейчас?
Это прозвучало как вопрос, но я прекрасно понимала, что он не спрашивал моего разрешения. Правда, все еще не определилась, что чувствую по поводу взлома этим парнем чего-то в моем теле, не говоря уже о чем-то в моем черепе. Но если есть шанс, что это приведет нас к Лаклану, то нам стоит попробовать.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Отлично, – говорит Бринк. – Как только мы узнаем, где Лаклан, тут же привезем его. Франклин, ты присоединишься к команде захвата.
– Да, сэр, – отвечает Коул.
– Я буду добровольцем, – говорит Леобен.
Бринк качает головой:
– Не в этот раз, лейтенант. Ты слишком важен, чтобы рисковать тобой. Мне с самого начала не следовало позволять Даксу забирать тебя с базы.
Леобен сжимает челюсти, но ничего не говорит.
– А как же я? – подаю я голос.
Бринк поворачивается ко мне, на его лице читается удивление:
– У тебя нет никакого опыта участия в боевых операциях. Ты будешь только мешать.
– Если вы хотите схватить Лаклана живым, чтобы он смог изменить вакцину, то вам понадобится кто-то, кто сможет с ним договориться. И я могу вам в этом помочь.
Бринк оглядывает меня с головы до ног.
– Возможно. Но сначала вычислим его местонахождение, а потом вернемся к этому вопросу. Почему бы вам не отправиться внутрь? Мне нужно отдать несколько распоряжений лейтенанту Франклину.
– Пошли, – беря меня за руку, бормочет Леобен.
– Приятно было познакомиться, Катарина, – говорит Бринк, когда мы проходим мимо его трехмерного образа. – Ты умна. Тебя ждет светлое будущее в «Картаксе». Свой ум ты явно унаследовала от отца, а внешне, должно быть, в мать.
Я моргаю и озадаченно переглядываюсь с Леобеном. Во мне совсем ничего нет от матери. Все, кто видел меня, говорили, что я копия Лаклана. Его ДНК внутри каждой моей клетки. У меня его руки, нос, даже оттенок кожи.
– Почему вы так говорите?
– Ну, ты совершенно на него не похожа, – говорит Бринк. – Он никогда не показывал тебе свои старые фотографии?
Я выдерживаю его взгляд, пытаясь придумать ответ. Я не понимаю, о чем он говорит, и не знаю, как выглядел Лаклан в молодости. Но знаю ДНК Лаклана лучше, чем кто-либо другой: серые глаза, узкий нос, оливковая кожа. Четкие фенотипы[6]. Он не может выглядеть как-то иначе, иначе, чем я его помню, а значит, вполне возможно, что Бринк проверяет меня. Он сказал, что знает Лаклана с детства. С одной стороны, это может быть ловушкой, попыткой определить, та ли я, за кого себя выдаю.
А с другой – у него нет причин для этого. Я уже разрешила Мато взломать. А значит, он легко может просканировать мою ДНК.
– У него не так много фотографий, – говорю я.
Бринк кивает. Если он что-то и подозревает, это никак не отражается на его лице.
– Я думал, что он просто захотел изменить внешность, но, встретив тебя, увидел в этом иной мотив. Должно быть, ему было приятно видеть твои черты в зеркале, раз он не мог видеть тебя саму, пока вы были в разлуке. Полагаю, это было напоминанием о том, ради чего он работал. Хотя я всегда считал, что ему больше шли его натуральные рыжие волосы.
Глава 8
Леобен уводит меня в лабораторию, оставляя Коула и Дакса с Бринком. Я в оцепенении иду по коридору с треугольными лампами дневного света, которые свисают с потолка, прокручивая слова Бринка в голове: «Я всегда считал, что ему больше шли его натуральные рыжие волосы».
У Лаклана не могло быть рыжих волос. Или это бы читалось в его генетическом профиле. Волосы Лаклана темно-каштановые, почти черные. У него даже нет рецессивных признаков гена рыжих волос.
Я бы это знала. Та же ДНК хранится и в моих клетках.
Леобен распахивает одну из дверей и заводит меня в маленькую лабораторию. Стеллаж у дальней стены заполнен жуткими хирургическими инструментами, рядом с ним гудит генкит, а в центре комнаты стоит металлический стол, на который подняли пластиковые стулья. Стены и пол выложены глянцевой белой плиткой, к одной из стен прикреплен лабораторный стол с несколькими раковинами. По экрану в углу под потолком идут зеленые и фиолетовые статические помехи.
Когда я вхожу в комнату, на меня не накатывают воспоминания – просто смутные сенсорные вспышки боли, холода и полузабытья от обезболивающих. Я смотрю на полки со скальпелями и пилами, датчиками и мотками кабелей. Коул говорил, что иногда воспоминания не стоят той боли, которую они в себе несут. И, стоя в этой комнате, мне трудно не согласиться с этим.
Может, существуют вещи, о которых лучше не вспоминать.
Леобен захлопывает за нами дверь.
– Здесь можно разговаривать свободно. – Он указывает на потолок: – Ни одной камеры. Они боялись, что кто-нибудь взломает компьютеры лаборатории и увидит, что здесь творилось.
Я коротко киваю и отхожу в дальний угол комнаты, потирая прядь все еще влажных волос между пальцами.
– У Лаклана же каштановые волосы, да?
– Столько, сколько я себя помню.
– Тогда о чем говорил Бринк?
Леобен скрещивает руки на груди и прислоняется к лабораторному столу.
– Может, Лаклан использовал в молодости какой-то алгоритм, чтобы изменить их цвет на рыжий.
Я качаю головой:
– Тогда еще не существовало гентеха. Если он и использует что-то, чтобы изменить цвет волос, то делает это сейчас. Но даже в этом случае под темными волосами скрывался бы ген рыжих. Гентех не изменяет естественную ДНК. Только мое тело на это способно. К тому же я знаю геном Лаклана, и его волосы темные.
– Может, он маскирует свою ДНК, – говорит Леобен. – Дакс же сказал, что может подделать наши, чтобы мы попали в бункер.
Я упираюсь руками в лабораторный стол и склоняюсь над одной из раковин. Это возможно. Я слышала об алгоритмах, которые обманывали генкиты, искажая ДНК. Генкиты не очень надежны, поэтому я и не понимала, кто он на самом деле, пока жила в хижине. И если Лаклан действительно рыжий, то он пошел на многое, чтобы скрыть это. Но тогда мне непонятно другое – Лаклан превратил меня в свою дочь. Он сделал меня похожей на себя.
Так почему он сделал меня похожей на свой ненастоящий образ?
– Скорее всего, Бринк просто пытается забраться тебе в голову, – говорит Леобен. – Это в стиле Центрального штаба. Ты же видела, что они сделали с Даксом.
Я перевожу на него взгляд:
– Кстати… Дакс. Ничего не хочешь мне сказать?
Он отворачивается, задевая каблуком дверцу шкафчика под лабораторным столом.
– Нечего рассказывать.
– Ну-ну. Так почему ты промолчал?
Он приподнимает бровь:
– Может, потому что Дакс твой бывший, а в вашу последнюю встречу он стрелял в тебя, а ты откусила ему ухо.
– Справедливо, – бормочу я.
Он запрокидывает голову:
– Я даже не думал, что Дакс мне действительно небезразличен, но теперь, когда он заражен… Не могу сосредоточиться на чем-то другом.
Я отхожу от стола, стараясь не обращать внимания на вспышку ревности после его слов. То, что происходило между мной и Даксом в хижине, сложно назвать отношениями, к тому же последние два года мы провели врозь, а сейчас я с Коулом. Мне следует порадоваться за Ли, и я рада, но почему-то мне до сих пор сложно расслабить плечи.
Я снимаю один из стульев со стола.
– Как давно вы вместе?
– Мы не вместе. – Он подходит ко мне, хватает стул и ставит его на пол. – Я не знаю. Год примерно.
Я закатываю глаза:
– Год? Нет, ребята, вы определенно вместе.
Он поднимает два последних стула обеими руками и опускает их. Его движения быстрые, но грациозные.
– Не все влюбляются с первого взгляда, как вы с Коулом. Между нами ничего нет. Он пытался разобраться с вакциной, поэтому проводил тесты, чтобы лучше изучить меня, и мы… подружились.
Мурашки побежали по коже при мысли о Даксе, который проводит исследования на Леобене. Не представляю, как это могло их сблизить. Я перевожу взгляд на изогнутые шрамы, которые выглядывают из-под воротника его майки, и он тут же поднимает руку, чтобы прикрыть их.
– Кстати, об исследованиях, – говорит он, поглядывая на стеллаж с медицинскими инструментами. – Я никогда не спрашивал – Лаклан проводил какие-нибудь тесты на тебе, когда вы жили в хижине?