Сейд - Гальцов Михаил 8 стр.

Wie beim stillen Abendrot

Du die Hand uns freundlich reichtest…»

(стихотворение И. Гёте «К Лоттхен»)

***

Александр Михайлович очнулся. В голове его ощущалась удивительная прозрачная пустота. Алгуй сидел, скрестив по-турецки ноги, напротив Александра Михайловича и улыбался. Игральной доски с расставленными на ней фигурками уже не было, но сам пол пещеры расчерчен был на ровные черно-белые квадраты, на одном из которых стоял одетый в незнакомую Александру Михайловичу военную форму офицер. В переносице офицера зияло пулевое отверстие.

– Отличный выстрел! – невольно вырвалось у Александра Михайловича.

– Неплохой.

– Кто ж это его так?

– Я. – Алгуй легонько стукнул себя кулаком в грудь.

– Когда и где? Что все это значит?! – Александр Михайлович указал рукой на стоящего в углу пещеры офицера.

– Какая разница когда? Какая разница – где? Время, оно очень большое.

– Время большое, но почему он похож на меня? Он – это я? Я – это он?

– Можно и так подумать. Всякий волен думать, как хочет.

– Ответ хороший, но он меня не слишком удовлетворяет – Александр Михайлович повертел в руках недоеденный кусочек сушеного гриба и недоверчиво посмотрел на Алгуя, – твоя отрава так действует?

– Может быть и отрава. Может быть, ты сам себе как отрава. Все это происходит внутри тебя…

– Да? Внутри меня, во всем пространстве и в твоем большом времени? Кажется, до меня что-то начинает доходить.

– Скоро многое понятно станет, а пока нам с тобой дальше надо идти – Алгуй хитро улыбнулся, оскалив прокуренные зубы.

– Куда, любезный, ежели не секрет? – с издевкой в голосе произнес Александр Михайлович и кивнул головой в сторону офицера – Мы с тобой уже куда-то хорошо сходили.

– Хранители тебе нужны. Это – первый из девяти. Видишь, на войне погиб?

– Вижу, Алгуй, вижу – Александр Михайлович с нетерпением пощелкал пальцами – И что же дальше?

– Теперь ни на какой войне ты убит не будешь.

– Понятно. «Рожденный быть повешенным, не утонет.»

– До повешенных мы тоже дойдём. Дорога у нас с тобой долгая и длинная.

Александр Михайлович понимающе закивал Алгую головой, а про себя подумал, что лучше бы эта дорога была побыстрее, да покороче – хватит и одного убитого хранителя с дыркой во лбу.

Алгуй тем временем рылся в своем кисете. Неожиданно для Соловьёва Алгуй выдернул из кисета свою жилистую сухую ручку, и перед лицом Александра Михайловича появилось маленькое облачко белого порошка. Он увидел, как матово – белые крупинки превращаются в блестящие прозрачные кристаллы и медленно подлетают к его глазам. Александр Михайлович опустил веки, но это не помогло – в голове раздался тихий хлопок, в ушах гулко застучали барабаны, и низкий голос шамана произнес: «Лети».

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. ПЕРЕХОД ВТОРОЙ. 15 МАРТА 44 ГОДА ДО НАШЕЙ ЭРЫ. РИМ.

Цезарь собирался в сенат. Он тщательно зачесал редкие волосы с темени на лоб и надел на голову лавровый венок. Этой ночью у Цезаря опять был приступ падучей. Дикая боль раскаленными клещами вырвала из мозгов разум и бросила на розовый мраморный пол. Двое темнокожих рабов с большим трудом разжали Цезарю зубы и вставили в рот небольшую палочку из сандалового дерева.

Жена Цезаря стояла рядом, прижав ладони к щекам, горячие слезы капали из огромных карих глаз на голубую тунику и расплывались на груди небольшим темным пятном.

Когда приступ закончился, Кальпурния рассказала мужу свой страшный сон: «Мы лежали на брачном ложе и спали. Вдруг дом потряс мощный удар и чья- то огромная волосатая рука разбила над нами крышу. Я увидела багровое небо, с которого огненной лавой неслись звезды. Двери нашей спальни сами собой распахнулись, и в нее вошли люди с кинжалами, лица их были скрыты за волчьими масками. Через мгновение ты уже лежал мертвый, истекающий кровью, которая быстро заливала нашу спальню. Я стала захлебываться в твоей крови и, когда проснулась, увидела, что тебя рядом нет!»

Цезарь ласково погладил жену по голове.

– Не волнуйся, Ка. Сны снятся нам очень часто, но исполняются очень редко. Ты просто слишком много переживаешь последнее время. Мартовские иды и на меня действуют удручающе, но это отнюдь не значит, что мы с тобой должны так сильно поддаваться влиянию погоды. Мало ли куда дует ветер…

– Я просто очень боюсь за тебя и погода здесь ни при чем. За твоей спиной чуть ли не каждый день затеваются заговоры. Если бы шпионы, которым ты платишь звонкой монетой, работали плохо – ты был бы давно мертв. Когда против тебя замышляют очередную мерзость, ты ограничиваешься лишь тем, что объявляешь в очередном эдикте, что тебе все об этом известно. Твои враги остаются живыми, набираются еще больших сил и готовят тебе очередные козни. Ты же, как ни в чем ни бывало, надеваешь на голову венок, идешь в сенат и ждешь, когда тебя объявят царем!

– Да, ты права. Сегодня на заседании сената квиндецимвир Луций Кота внесет предложение провозгласить меня царем.

– Зачем тебе все это. Неужели мало власти и почестей?!

Цезарь криво улыбнулся и устало закрыл глаза.

– Ка, ты прекрасно знаешь – в пророческих книгах Сивилл написано, что победу над парфянами сможет одержать только царь. Давай-ка лучше спать.

Никто из них до утра так и не заснул. Карусель тревожных мыслей кружилась, набрав бешеные обороты, и не давая сну затопить временным покоем растревоженный мозг.

Утром Цезарь проснулся и вспомнил, что сегодня к нему придет гадатель Спуринна – он хотел знать, что ожидает его в ближайшие дни. «Вероятно, старею – подумал Цезарь – раньше мне было совершенно наплевать на все эти предсказания. Я всегда шел к своей цели и не обращал внимания на умников предсказателей! Надо перейти еще один Рубикон, и я сделаю это, не взирая на то, что мне сегодня скажет Спуринна!»

Гадатель заявился с опозданием на час, когда Цезарь собирался уже послать за ним своего самого быстроногого раба. Одежда на предсказателе была сильно измята, кожаный ремешок одного из сандалий был оборван и волочился по земле, грозя нерадивому хозяину опасным падением со всеми вытекающими из этого падения последствиями. Лицо Спуринны было покрыто трехдневной щетиной, изо рта несло жутким перегаром, но глаза смотрели на императора с такой проницательностью, что Цезарю казалось – этот человек уверенно ходит по закоулкам его души и видит все бушующие там страсти.

Цезарь вспомнил, как несколько месяцев назад, гадатель пришел к нему с вестью о том, что император в скором времени погибнет от рук заговорщиков. Предзнаменованием смерти Цезаря послужило следующее: жители Капуи, чтобы построить себе усадьбы, раскапывали древние могилы. В одной из гробниц, где по преданию был захоронен основатель Капуи – Капий, жители нашли доску с надписью, которая гласила: «Когда потревожен будет Капиев прах, тогда потомок его погибнет от руки сородичей и будет отмщен великим по всей Италии кровопролитием».

– Когда это произойдет? – с недоверием поинтересовался Цезарь.

– Не позднее, чем в первые иды марта – лениво ответил гадатель и почесал лоснящийся жиром подбородок.

– Я могу избежать опасности? – с тревогой в голосе спросил Цезарь.

– Можешь, если захочешь.

Спурина хитро посмотрел в глаза императора. Цезарь открыл маленький ларец из эбенового дерева, инкрустированный слоновой костью, достал оттуда кожаный мешочек, набитый монетами, и протянул его Спуринне. Гадатель взял мешочек, взвесил его в ладони, удовлетворенно почмокал толстыми мокрыми губами и воровато оглянулся по сторонам.

– Великий Цезарь, нас никто не подслушивает? – хрипло прошептал гадатель.

– Нет. Можешь говорить спокойно – произнес Цезарь и приготовился слушать.

– Ты, конечно, знаешь, мой император, о великом Пифагоре

– Да. О Пифагоре, я думаю, знает каждый ребенок.

– Я хочу рассказать тебе, император, о том, как Пифагор провел свои последние годы жизни на этой земле. Он пришел в город Кротон и поселился в подземной пещере…

– Ну и что же, много кто жил в пещерах. Некоторые и поныне предпочитают скрываться там от людских глаз – перебил гадателя Цезарь.

– Все дело в том, мой император, что в пещере, где жил Пифагор, имелся узкий, темный и бесконечно глубокий лаз, ведущий в страшную бездну.

– Вход в Аид?! – удивленно воскликнул Цезарь.

– Вот именно. Однажды Пифагор исчез в этой дыре, надев на себя шкуру какого-то черного мохнатого зверя. Прошло очень много времени, прежде чем он вернулся обратно. Выглядел он так, как будто демоны терзали и пытали его. Голое тело покрывали ужасные раны и толстая корка запекшейся крови. Людям, которые подобрали его рядом с пещерой, Пифагор рассказал, что он был в Подземном Царстве и беседовал там с душами Гомера, Гесиода и других великих людей. Он создал учение о бессмертии души и вечном возвращении. Получив разрешение отцов города, он собрал на первую лекцию две тысячи человек и рассказал им о своем учении. По окончании речей Пифагора, шестьсот человек объявили себя его приверженцами. Так было создано знаменитое аристократическое братство.

– «Пифагорейский союз»?

– Да, мой император. Союз, в который допускались только избранные. Союз, основанный на принципах огромного северного государства – Гипербореи.

– На принципах справедливости, равенства и добра?! Ну, ты удивил меня, Спуринна! – Цезарь откинул голову за спинку кресла и громко захохотал.

Спуринна со скрытой неприязнью наблюдал за императором. Вдоволь насмеявшись, Цезарь смахнул ладонью слезы с лица и вопросительно посмотрел на гадателя.

– Учение Пифагора, которое поначалу с радостью восприняли во всех греческих колониях в Италии и у твоих римских предков, через несколько лет подверглось жестоким гонениям со стороны сибаритов – этих изнеженных любителей разврата праздной жизни и роскоши. Однажды, когда несколько десятков самых преданных учеников Пифагора собрались во главе с ним на тайное собрание в доме одного аристократа, сибариты окружили этот дом и подожги со всех сторон. Мало кому удалось выбраться оттуда.

– Об этом я знаю, Пифагор сгорел вместе со своими учениками, – Цезарь разочарованно посмотрел на гадателя, – ничего нового ты мне не поведал.

– Не торопись, пожалуйста, мой император и дослушай историю до конца. Ученики Пифагора построили мост из своих живых тел, и Пифагор скрылся от преследователей. Он ушел в глубь земли и по бесконечным подземным переходам добрался до той самой Гипербореи.

– Этого не может быть – задумчиво произнес Цезарь.

– Ты ошибаешься, мой император, вот карта переходов, ведущих в Гиперборею – Спуринна вытянул из своей потертой сумы толстый папирусный свиток, небрежно перевязанный кожаным шнурком и подал его в руки Цезарю.

Император быстро развернул карту и жадно впился в нее взглядом. Через некоторое время он поднял глаза от рисунка и увидел перед собой гадателя, который, опустив веки, шептал слова на непонятном Цезарю языке.

– Что ты там шепчешь? – с угрозой в голосе спросил император.

– Я шепчу заклинание, чтобы ты понял, как важна для тебя эта страна и великий учитель Пифагор.

– Ты хочешь сказать, что он до сих пор жив?

– Да. Он жив, и мы изредка с ним встречаемся.

– Я мог бы увидеть его?

– Ты можешь увидеть Пифагора, но сначала ты должен попасть в Гиперборею.

Цезарь задумался, и внезапно в его голове созрел грандиозный план – он приобретет бесценный опыт у великого Пифагора, соберет свои железные легионы, и вся огромная Вселенная ляжет к его ногам! Ведь он еще не так стар, как думают его враги

– Хорошо. Я поверю тебе. Что еще скажешь?

– Много еще чего… – произнес гадатель и поднял к потолку лукавые глаза.

Цезарь снова открыл ларец из эбенового дерева, и Спуринна увидел, как сверкают там драгоценные алмазы.

Через час гадатель покинул дом императора и быстро смешался с разношерстной толпой римлян, спешащих к амфитеатру.

Цезарь задумчиво сидел на полу, по-восточному скрестив ноги, и смотрел прямо перед собой.

«Опасность подстерегает меня в мартовские иды? Опасность – моя лучшая подруга, и она сопровождает меня всю жизнь! Хотя, в том, что сказал этот прощелыга, есть определенный смысл. Необходимо принять все меры, дабы обезопасить себя и не доставить удовольствия заговорщикам лицезреть императора на смертном одре».

После разговора с гадателем, Цезарь знал, что он будет делать.

В шестом часу вечера император вышел из дома в окружении доверенных рабов и направился в курию Помпея, где было назначено заседание сената. Уверенной походкой двигался он по улицам Рима, в то время как недовольные его диктатурой заговорщики обсуждали последние детали покушения. Множество просителей окружало императора, то и дело, пытаясь сунуть ему в руку папирусные свитки с различными тяжбами.

– Император!!! – Цезарь увидел блестящее от пота лицо Артемидора из Книда. Глаза Артемидора страшно сверкали, а над головой он держал крепко зажатый в ладони свиток.

Цезарь приостановился.

– Артемидор, неужели и ты о чем-то меня просишь?

– Прошу лишь об одном – возьми скорее этот свиток и прочти! Это – очень важно! – Артемидор протянул Цезарю свое послание.

Через секунду он уже был оттеснен напирающими со всех сторон просителями.

Свиток Цезарь так и не раскрыл. Еще несколько шагов, и он вошел в сенат. Натянутые улыбки соратников таили за собой невероятное напряжение. Цезарю показалось, что кто-то невидимый натянул за его спиной тетиву тугого лука – еще секунда, и разящая стрела просвистит в тишине зала, воткнется в его беззащитную спину и, вращаясь, разорвет дрожащие от напряжения жилы.

Цезарь спокойно подошел к своему золотому креслу. Заговорщики окружили его плотным кольцом. Цезарь сел в кресло и только сейчас заметил, что рука его до сих пор сжимает свиток, который дал ему Артемидор. Он расправил свиток у себя на коленях и увидел там одно единственное слово «БЕРЕГИСЬ!!!».

Резкая боль от удара в шею заставила его мотнуть головой. Кровь хлынула на папирус. Цезарь зажал рану ладонью и огляделся вокруг – разящая сталь блестела в руках заговорщиков. Брут подскочил к императору, холодно посмотрел ему в глаза и, коротко взмахнув кинжалом, сильно ударил его в пах. Император не отбивался и не стонал, он молча натянул на голову тогу. Телу его не давали упасть удары кинжалов, которые исступленно наносили убийцы. Сандалии их скользили по мокрому от крови мрамору, в спешке они даже ранили друг друга, но что такое были эти раны по сравнению с долгожданной наградой за многолетнее терпение!

Через минуту все было кончено. Бездыханный Цезарь лежал рядом с забрызганной кровью колонной. Брут наклонился к телу диктатора и отдернул тогу. Дикий вопль вырвался из его груди. На плече Цезаря Брут увидел татуировку – белый ворон летел к маленькому солнцу, широко раскинув большие крылья.

– Это не Цезарь!!!

– А кто же?! – недоуменно спросил Каска, играя окровавленным кинжалом.

– Это – двойник. У Цезаря никогда не было татуировок.

– Ну и что же – спокойно проговорил Каска – никто и не узнает об этом. Ведь ты никому не скажешь?

Брут посмотрел в глаза Каске и молча кивнул головой. Он закрыл тело тогой, и чернокожие нубийцы аккуратно положили то, что еще полчаса назад было властелином империи, на носилки и понесли. Мертвая рука «императора» свесилась с носилок и беспомощно болталась в такт их шагам.