Когда мы пришли домой, обнаружили, что дом во всю кишит людьми, снующими взад-вперёд, нося кружки с горячим чаем в гостиную, где около телевизора под одеялами прятались другие. Мало кто нарушал тишину. Большая шумная компания подростков превратилась в детей, смотрящих мультфильм по телевизору сквозь помехи. Нужно будет заняться этим телевизором.
В моей комнате Арина скинула все мокрые вещи. Она промокла насквозь, бедняжка. Я отчитал её за то, что она не сказала мне об этом, чтобы мы скорее возвращались домой, но девушка лишь улыбнулась мне и что-то пробубнила себе под нос. Я одолжил ей свой старенький, но любимый шерстяной свитер с ёлочками и оленями. Этот свитер связала тётя Лиля, мама Игоря и Маши, мне на новый год. С этой вещью у меня были самые тёплые воспоминания, свитер стал для меня чем-то родным, живым, дарящим иллюзию настоящей семьи, которой у меня не было… Арине я одолжил его без каких-либо размышлений. Мне вдруг захотелось, чтобы она была в нём. Мне вдруг захотелось, чтобы она почувствовала то же самое, что чувствовал в нём я. Арина становилась человеком, с которым мне хотелось разделить всё. Мне захотелось, чтобы именно она была той, что хранит в себе часть меня. В свою же очередь я хотел хранить в себе часть неё. Поэтому, как только мы переоделись, мы растянулись на диване в моей комнате, укрылись одеялом и заговорили на личные темы.
– Прости, это, конечно, не моё дело, но Лена как-то обмолвилась, что ты живёшь с дедушкой и бабушкой… – первым заговорил я, но она меня перебила прежде, чем я смог перейти к сути вопроса.
– Да, я живу с бабушкой и дедушкой, потому что у меня нет родителей, – без какой-либо обиды или горечи произнесла она. – Они погибли в автокатастрофе, когда мне было три года. Я почти не помню их. Я помню их живыми только в вечер нового года, когда папа вёз меня на санках на городскую ёлку. Тогда я уже засыпала, но всё же отчётливо помню его профиль, светящиеся глаза, обращённые на маму. Помню звонкий смех мамы, её рыжие волнистые волосы, выбившиеся из-под меховой шапки. Помню, как они одновременно обернулись в мою сторону и нежно улыбнулись. Другие воспоминания, связанные с ними, стёрлись из моей памяти, остались только старые фотографии. Я знаю, что они любили меня, но, увы, я даже не помню их. В какой-то степени я даже не знаю их.
Скорее всего, ни я первый, ни я последний, кто задает ей подобный вопрос. Наверное, она уже осознала и приняла то, что у неё нет родителей. Она говорила о них с улыбкой и с любовью.
– Соболезную, – сказал я, не найдя в своей пустой голове слов получше.
В подобных ситуациях мне всегда было сложно подобрать подходящие слова. Заезженные фразы, которые люди обычно говорили в подобной ситуации, казались мне фальшивыми, напыщенными, неискренними. И прежде, чем в моей голове всплывали подходящие фразы, необходимость в искренности и в моих словах иссякала.
– Не знаю почему, но эта трагедия не вызывает у меня горьких слёз или затянутых депрессий. Я почти их не знала. Да, они были моими родителями, но единственное моё воспоминание, связанное с ними, укладывается в пару минут. Быть может, если бы мы были знакомы ближе, то мне было бы больнее. Меня воспитали дедушка и бабушка. Их утрату я буду переживать намного больнее, – сказала она, разглядывая рисунок на моём свитере.
– У меня тоже нет одного родителя, – заглатывая ком в горле, произнёс я.
Она ничего не сказала, лишь подняла глаза и посмотрела на меня понимающим взглядом.
– Моя мама умерла при родах. Воспоминаний с ней у меня нет. От неё не осталось даже фотографии. Отец сказал, что они сгорели в нашем старом доме. Обидно. Я даже не знаю, как она выглядела. Папа говорит, что я похож на неё…
– Значит, она была красивой, – полушепотом перебила меня Арина.
– Спасибо, – продолжил я, – и, имея живого отца, я всё равно рос с чужими людьми. Меня вырастили родители Игоря. Они заменили мне родных, и у них это получилось весьма неплохо. Они чудесные, но мне было обидно, что мой папа не занимается мной.
– А почему твой папа не воспитывал тебя? – осторожно спросила она.
– Он без конца занят своей работой. Бизнес. Ему было не до меня, – иронично улыбнулся я. – Мне рассказывали, что в детстве я сбегал из дома и ходил по ночным улицам, искал маму.
Арина, не говоря ни слова, прильнула к моей груди и крепко обняла меня. Её тонюсенькие ручки обвились вокруг моей спины. От неё приятно пахло уставшими после тяжелого дня розами, накинувшими на себя мужской шерстяной свитер.
Я тоже обнял её и притянул к себе, вдыхая глубже её запах. Я хотел запомнить её запах. Хотел сохранить в себе все нотки и тона. Мне захотелось, чтобы этот момент никогда не прекращался. Нежность и зимний уют в сумерках.
Глава 4
Проснувшись поздно ночью, я почувствовал что-то мягкое и тёплое под своей рукой. Арина. Она свернулась калачиком у моей груди, прижав к себе мою руку. Её волосы огненно-рыжими волнами раскиданы по подушке. А длинные пышные ресницы подрагивали во сне. Видимо, ей снится что-то страшное.
Я обхватил её обеими руками и притянул ближе к себе. В мои ноздри снова влился аромат нежных роз. Хоть в комнате и было жарко, она всё равно плотнее укуталась одеялом, пряча свой маленький носик. Она что-то пробубнила во сне, и на моём лице невольно всплыла улыбка.
Такая маленькая, беспомощная и хрупкая, будто только что срезанная роза. Надеюсь, она видит во мне не только друга и товарища. Я надеюсь на что-то большее, чем просто дружба. Надеюсь…
Вдруг откуда-то из глубины дома раздался дикий вой, заставляющий всё моё нутро сжиматься от страха. По неизвестной мне причине по спине градом прокатился холодный пот, а волосы на руках встали дыбом. То был не просто вой ветра, не вой одного из моих друзей, собравшегося над всеми подшутить. Это был волчий вой полный ужаса и ненависти. Вой одного из моих сородичей, призывающий проснуться некую силу, спящую внутри наших тел.
Казалось, каждая клетка моего организма завибрировала, слыша страшный воинственный клич, призывающий всю скрытую ненависть пробудиться. Волк внутри меня вскочил и приготовился броситься в атаку. Никогда прежде я не чувствовал в себе его присутствие настолько явственно, как сейчас. В ту минуту, когда дом завибрировал от низкого наполненного отчаянием воя, волк во мне стал настоящим, живым, таким же владельцем моего тела, как и я. Впервые мне стало страшно за свой разум, который, как оказалось, не один в этом теле.
– Что это? – вскочила на ноги Арина.
Её зеленые глаза спрятались за чёрными испуганными зрачками. Она оглядывалась по сторонам, но всё никак не могла понять происходящего.
– Я не знаю! – вскрикнул я от боли и скатился на пол.
Моё тело начала бить дрожь. Казалось, что вибрация этого воя дошла до самых костей. Мои кости тоже вибрировали. Челюсть свело от боли, как на сеансе у дантиста. Жар охватил меня целиком, и я начал проваливаться в темноту, извиваясь от фантомной боли, охватившей моё тело. Я старался не выпускать из виду её лицо, старался разглядеть Арину и сфокусироваться на её испуганных глазах, но что-то тащило меня во тьму, загораживая собой мой разум. Тщетно хватаясь за воздух руками, я пытался выкарабкаться, но то, что оттаскивало меня от неё, было внутри меня. Это существо было в моём сознании. Волк!
Каким-то образом вой пробудил во мне волка и призвал его выйти наружу, заняв моё место. Вой придал хищнику силу, дал ему волю, порвал цепи, сдерживающие его в клетке, материализовал его и распахнул перед ним двери. Волк хотел выбраться из клетки, хотел занять моё место, также по праву принадлежащее ему.
К дикому вою незнакомца присоединился чей-то наполненный болью визг. За ним ещё один. И ещё один! Непонятные мне звери кричали от боли где-то в доме. Что же это за напасть? Кто посмел вторгнуться к нам? Кто посмел? Что ему нужно?
– Елизар! – раздался знакомый голос.
На меня испуганно смотрела Арина. Её голос шёл словно из-под толщи воды: заглушенный, еле понятный, искаженный. Мне тяжело было понимать её слова, которые всё больше и больше казались мне всего лишь набором звуков.
– Ты слышишь меня? Елизар! – кричала она.
Но я уже не понимал её. Я уходил во тьму. Уходил в ту самую клетку, в которой сидел Хищник, ожидающий своего часа, когда откроется Дикая Тропа. Меня становилось всё меньше и меньше. Елизар таял, становился слабым и еле осязаемым, в то время как Хищник материализовался на моих глазах, принимая истинный облик и форму.
Огромная четырёхногая тень нависла надо мной, возбуждённо виляя хвостом, будто готовясь к атакующему прыжку. Я чувствовал, как становлюсь меньше, как сползаю по стенке. Закрыв голову руками, я в страхе стал ожидать атаки Хищника, понимая, что он победил. Понимая, что мои дни в теле человека окончены, а будущего больше нет. Он победил, он стал сильнее. Хищник взял верх над нами. Его внутриутробное рычание становилось громче, когти царапали каменный пол, по которому он приближался ко мне. Мгновение и он бросился на меня, раскрывая свою огромную пасть с белоснежными клыками.
Я почувствовал что-то нежное на своей морде. Нет, пока ещё не морде! Я почувствовал её мягкие вспотевшие ладони на своём человеческом лице. Волк отпрянул, когда она коснулась меня, будто её касание было огнём для него. Дикая Тропа не терпела присутствия человека. Мои чувства, вспыхнувшие к ней, стали факелом в моих руках. Стали огнём во тьме, которого боялся зверь.
Её глаза…
Волк внутри меня ослаб, и я освободился от его хватки. Мой разум полностью растворился в её глазах, наполненных страхом и болью за меня. От волка не осталось и следа, лишь воспоминание о чём-то страшном, диком, пугающем.
– Всё в порядке, – встал на колени я. – Залезай за диван и не двигайся! – сдерживая боль в висках, приказал ей я.
– Куда ты собрался? Я не могу тебя отпустить! Это может быть опасно! – схватила она меня за руку.
– Не беспокойся за меня. Это мой дом, и я здесь хозяин! – я освободил свою руку из её мертвой хватки и достал из-под дивана бейсбольную биту, припрятанную для таких чрезвычайных ситуаций.
Арина хотела что-то сказать, но никак не могла подобрать от страха слов.
– Я не хочу терять тебя! – вскрикнула она.
– Не волнуйся за меня. Я вернусь, – произнёс как можно убедительнее я и вышёл из комнаты, заперев за собой дверь.
Мои ноги подкашивало. Силы покидали меня, а волк снова становился сильнее, почуяв что-то в глубине дома.
Дом гудел от таинственного всепоглощающего воя. Стены дрожали, из каждой комнаты раздавался дикий человеческий вопль, треск дерева, а кто-то даже царапал стены ногтями, чтобы выбраться из плена. Я почувствовал себя в дурдоме, при всеобщем приступе паники и дикости. Надеюсь, ещё не поздно, и зверь не овладел моими друзьями.
Сдерживая внутри зверя воспоминаниями об Арине и стараясь не упасть, я оперся о биту и медленно направился к источнику воя.
Тьма вокруг меня казалось живой. Сам воздух вибрировал в прихожей. Стены дома двигались передо мной, накладываясь друг на друга. Прихожая преломлялась в калейдоскопе. Мне неистово хотелось встать на четвереньки, потому что голова кружилась, а ужин просился наружу. Но я знал, что изменение в доме, приступы тошноты вызваны метаморфозами в моём теле, вызваны желанием волка выйти из клетки.
Лишь бы с Ариной ничего не произошло. Почему вой не подействовал на неё? Она же сестра Лены, значит она тоже должна быть оборотнем. Или она одна из тех, в ком не осталось крови волка? Оно и к лучшему.
Стены передо мной ходили ходуном, стягивались в круговороте, а затем снова становились нормальными. Мои ноги вязли в полу, как в зыбучих песках, мне хотелось встать на четвереньки, будто лишь это могло мне помочь идти дальше. Но я чувствовал, что это не мои мысли. Я чувствовал, что кто-то в моей голове только и ждёт подобного случая, чтобы овладеть моей плотью.
Спустившись по лестнице, я почувствовал присутствие кого-то намного сильнее меня. Сама природа моего существа говорила, что я должен опустить голову при встрече с тем незнакомцем. Кровь в моих венах начала кипеть, мои кости стали хрустеть по мере моего приближения к источнику воя.
В ушах стали слышаться голоса из чужого прошлого: плачь, крики о помощи, стоны, наполненные болью. Перед глазами всплыли люди, охотящиеся за мной, огромные костры, факелы. Это не мои воспоминания – чужие. Мне стало сложно продвигаться вперёд. Я совсем не видел ничего вокруг. Картины перед глазами стали настоящими. Я будто провалился в прошлое. Ярость накрыла меня. Я бил кому-то в челюсть, я ударял лежачего ногой, перегрызал человеческие глотки. Я чувствовал, как моя нога ударяется о чью-то мягкую плоть. Чувствовал, как на костяшках кулака скапливается кровь. Чувствовал, как мои зубы разрывают натянувшуюся плоть. Чувствовал тепло и запах крови своей жертвы, сменяемые наслаждением.
Моё тело снова начало вибрировать. Виски будто проткнули проводами и дали напряжение. Мой мозг кипел, угрожая стать кашей. Всё вокруг меня закружилось в хаотичном вихре. Моя память начала выбрасывать передо мной всё больше и больше картин жестокости, призывая мне отдаться этому.
Вой становился громче и сильнее. Ненависть, жестокость, страх, злоба, реки крови звали меня. Мои ноги совсем не держали меня. Ещё один шаг, и я рухну. Я даже не знаю, лежит ли бита всё ещё в моей руке.
Шаг за шагом я приближался к источнику ненависти и дикой злобы. Шаг за шагом я чувствовал, что сил у меня совсем не осталось, и моё тело движется вперёд по чужой воле. Страх накатывал на меня волнами. Эпицентр отчаяния и ненависти был совсем близок. Чья-то чужая воля сжала мое горло.
Силы покинули меня, и я рухнул на пол, сильно ударившись головой о что-то твёрдое и тупое. Вой вокруг меня резко стих, и вокруг нависла тишина. Тьма обволакивала меня, не выпуская из своих стальных объятий. В ушах всё ещё стоял звон, я все ещё чувствовал метаморфозы в своём теле.
Что-то передо мной шевельнулось во тьме. Заскрипели половицы.
Я не потерял сознание!
Приподняв голову, я прищурил глаза. В ночной темноте нашего дома, посреди гостиной, стояло что-то белоснежно-белое. Огромная фигура подалась вперёд, приближаясь ко мне. От белой поверхности отразились отблески слабого света.
Я чувствовал, как ко мне приближается страх. Я чувствовал, что с каждым шагом пепельно-белой фигуры моё тело сжимается, а голова беспомощно опускается. Больше всего мне захотелось сдаться. Но если я сдамся, то что же тогда будет с Ариной? Что сделает этот пришелец, когда узнает, что в моей комнате есть беспомощная девушка, на которую не подействовал его вой?
Набравшись сил, я приподнялся, и, вложив в кулак все остатки своей воли, ударил по переключателю. В глаза ударил яркий свет, ослепляя и вызывая разноцветные шары. Что-то рядом со мной отшатнулось. Ненависть и страх исчезли, потухли, растворились с приходом света. Видимо, существо потеряло контроль над нашим сознанием.
Подняв глаза, я увидел его.
Передо мною стоял огромный пепельно-белый волк. Его чёрные глаза – первозданный источник злобы, ненависти и силы – сверлили меня. Я физически чувствовал превосходство этого волка над собой. Чувствовал, как каждая клеточка моего организма в страхе пытается убежать от него. Вот он, настоящий царь зверей. Вот он, настоящий повелитель мира и всех живых существ. Превосходный охотник. Безжалостный хищник. Источник злобы, ненависти, отчаяния, страха. Смерть во плоти. Жнец в образе волка. Огромный волк втянул воздух своими огромными ноздрями. По его телу пробежала волна, заставляя свет плясать в его белоснежной шерсти. В чёрных как безлунная ночь глазах появилось что-то вроде усмешки.