– Я всегда проигрываю.
– Как в казино? – глаза Яна сверкали.
– Хорошая аналогия.
– И вам противно и неинтересно, да?
– Отвратительно. Больше не хожу.
– А почему бы вам не проголосовать, как все, вас же к этому подталкивают?
– Это против моих принципов, какой смысл врать, лучше промолчать.
– Угу, хорошо. А теперь вернемся в наш окоп. Вот вы, человек, который никогда не поддерживал и, более того, не участвовал, не выбирал, не голосовал, не согласен со всем этим, вы как член социума по правилам этого социума должны подчиниться демократическому «большинству» и погубить свою душу и множество других, кстати, в большинстве своем таких же, как вы. Что мы имеем в результате?
– Негативный естественный отбор, со знаком минус, наоборот.
– Вы, я вижу, начинаете что-то соображать, Рыцарь. Не нужно быть очень умным, чтобы понять, что именно те, кто будет задаваться моральными вопросами, думать о душе, вообще думать, первыми падут в бою. Совесть, нервы никогда не приводят ни к чему хорошему. Не чужие, так свои прикончат. Жаль столько упущенных моментов, столько погубленных душ, ведь среди них могли быть интересные варианты, – он задумчиво смотрел в огонь черными глазами. – Какая, впрочем, разница, все одно – бесконечность.
– Так просто? – усомнился я.
– Проще не бывает, проверьте сами.
Реальность поплыла, звук пропал.
~
Глава девятая
~ Пулеметное гнездо ~
~ Штурм, боеприпасы, смерть снайперов, пулемет захлебнулся ~
~ Смерть ~
Холодное синее небо в бетонном окошке пулеметного гнезда, амбразура обложена мешками с песком, полная луна освещает сектор обстрела, весь заваленный еще теплыми телами. Звезды – их миллионы на небе, гильзы – их десятки тысяч под ногами. Кац в полевой форме, кряхтя, лопатой для уборки снега выгребает из бетонного блиндажа тысячи стреляных гильз и выбрасывает их за железную дверь на морозный воздух, словно снег. Они звенят и катятся с пригорка. За дверью высятся пустые ящики от боеприпасов. Полные, уже вскрытые и готовые к использованию, стоят в блиндаже. В умелых руках Ли перезарядка пулемета занимает несколько секунд. Гильзы, гильзы, гильзы везде. Каждая из них рассталась со свой пулей, многие благодаря им расстались с жизнью.
Пулемет был установлен на триподе и пристрелян по вершине холма, снайперы справа и слева отстреливали тех, кто смог пробиться сквозь свинцовый дождь из пуль, – за сегодня ни один не смог приблизиться и на 100 метров к блиндажу. Днем стволы пулемета раскалялись и их клинило, поменяли уже четыре. Анна в полевой форме поливала раскаленный металл водой из фляги целый день, вода кипела, пузырилась и, подхватывая частички масла, стекала под ноги, орошая зыбкую, звенящую почву из стреляных гильз. Тишина, как в космосе, слышен был только шелест лопаты и звон катящихся гильз. Девушки сидели на бетонном полу, облокотившись на стопку цинковых ящиков с пулеметными лентами, и, уставившись в черное небо, жевали свой сухпаек. Все молчали, казалось, Ангел смерти накрыл своими крыльями этот холм.
Вспышка зеленой ракеты в небе ознаменовала новую волну наступления. Сколько же их? Зачем бесконечно штурмовать заведомо неприступную высоту? Неужели их командирам так безразлична судьба своих солдат? Атаки шли волнами по шесть, семь за раз, откатываясь назад каждый раз, когда две трети личного состава оставалось лежать на склоне высоты. Шел третий месяц осады. С каждым штурмом холм становился более пологим, и штурмующим было проще приблизиться к блиндажу. Неужели они просто хотят завалить нас телами и тем самым задушить пулеметные расчеты? Другую стратегию в этих бесконечных штурмах предположить было невозможно. Снайпер, аккуратно поставив обмотанную ветошью винтовку к стене, тихо молился на коленях у пустых ящиков. Его глаза были красными от напряжения и слез. Он давно перестал делать насечки на прикладе винтовки, а лишь нервно втыкал свой штык-нож в мешок с песком после каждого выстрела – все были на пределе. К счастью для оборонявшихся, поставка боеприпасов и провианта была отлажена идеально, единственной проблемой было найти момент, чтобы оправиться, впрочем, на это не было времени, выходить из бетонного мешка никто не решался, и внутри стоял едкий человеческий запах. Ракета осветила холм, это означало новую волну наступления.
– Ефрейтор, – обратился я к Анне, – доложите о состоянии боеприпасов.
– 16 коробок с лентами по 250 и 10 коротких по 50 в бункере, на ближнем складе более 100 ящиков с длинными лентами, запасных стволов шесть, воды почти не осталось, две фляги.
– При интенсивности стрельбы в 1200 выстрелов в минуту без воды мы долго не протянем, добудьте воды, ефрейтор, пополните фляги.
– В луже, из которой мы набирали воду, ее больше нет, личные запасы тоже закончились.
В темноте уже виднелись силуэты наступающих.
– Всему личному составу немедленно оправиться во фляги! – скомандовал я. – Выполняйте. Анна, соберите фляги у всех.
Неловкая пауза длилась ровно до момента, когда пулемет изверг первую очередь, вниз по склону посыпались первые тела.
– Выполняйте! – заорал я в паузе между очередями. – Дома будете стесняться!
С каждой очередью гора росла, и наступающим требовалось все меньше времени, чтобы приблизиться к блиндажу. Взрывы от ручных гранат противника стали более частыми, и они стали падать значительно ближе к бойницам блиндажа. Один из снайперов вскрикнул и с проклятиями бросил винтовку – осколком снесло оптику и поранило ему глаз, кровь текла из глазницы между пальцев, он стенал и выл, стоя у бетонной стены на коленях. Краем глаза я увидел, что его правая рука расстегивает кобуру.
– Ефрейтор! – закричал я
Анна поймала мой взгляд и уверенным ударом сапога выбила из рук раненого парабеллум, который тот поднес к виску. Она обняла его и, быстро выпотрошив сумку с красным крестом, приложила к раненому глазу мокрую повязку и сделала укол морфия. Через несколько мгновений он перестал стонать и, привалившись к стене, отключился.
Люди были на пределе, без второго снайпера будет очень тяжело и подменить некем, его винтовка была более непригодна. Пулеметный ствол тоже был на пределе, но останавливаться было нельзя. Ли тонкой струйкой лила мочу на раскаленный ствол МГ, отчего весь блиндаж наполнил нестерпимый смрад. Первая волна была отбита, но ситуация была угрожающей – с одним снайпером и без охлаждения стволов. К тому же блиндаж справа от нас почему-то молчал, либо заклинило пулемет, либо атакующие попали гранатой в амбразуру. Тишина, холодный октябрьский вечер. Я оглянулся на личный состав, нас осталось четверо. Видимо, следующая волна нас накроет, я невольно поежился от мысли о неминуемой гибели.
– Анна, все боеприпасы внутрь, Кац, задраить двери блиндажа.
Новая ракета осветила склон, усеянный погибшими и ранеными. Какое же безумие эта война, у каждого из них была мать, которая кормила их грудью, у всех была личная жизнь, планы, мечты. Ракета упала в лес, наступление началось. Смерть висела липким холодным туманом над склонами высоты.
Пулемет отработал очередную ленту, ствол был на пределе.
– Ефрейтор, замена ствола и ленты, быстро!
Ли бросилась к ящикам, Анна схватила прислоненный к бетону резервный ствол. Обжигая руки, девушки окружили трипод пулемета. Две минуты на ствол, полторы на ленту – почти пять минут тишины, сейчас нас накроет! Я выхвалил из кобуры пистолет и выпустил всю обойму в темноту. Но разве это могло остановить лавину! С глубоким горловым криком наступление надвигалось. Кац не успевал менять магазины в винтовке, и его запасы тоже подходили к концу. Несколько гранат взорвались в непосредственной близости от бойницы. Гул надвигался, Анна последним щелчком установила ствол, теперь лента. Раскаленный ствол с металлическим звоном упал на бетонный пол в гильзы и зашипел. Наступающие были уже в 50 метрах, пули стали залетать в амбразуру, щелчок затвора, лента на месте, я бросился к станку. Кац вскрикнул и упал на спину, глаза были широко открыты, пуля попала в рот, раздробив зубы, вышла через затылок. Снайпера у нас больше не было.
Я нажал на спусковой крючок, и свежий холодный ствол разом выпустил 30 пуль в темноту. Совсем близко раздались крики и предсмертные стоны, разом в сторону амбразур полетело несколько гранат, которые ударились о бетон, покатились назад к наступавшим и взорвались, осветив склон. Лавина людей была перед нами. Господи милосердный, зачем же это все происходит! Палец закоченел на спусковом крючке, и пулемет без остановки отработал всю ленту.
– Ли, патроны, ленту!
Поздно, в правую амбразуру просунулся ствол и длинной очередью свалил Ли с ног. Анна выхватила из кобуры пистолет и выстрелила три раза в проем – тело со стоном упало и закрыло амбразуру с противоположной стороны.
Ли лежала, опершись на тело Каца, одна пуля пробила ей колено, вторая попала в живот, лужа крови вокруг нее росла на глазах.
Анна уже тянула новую ленту, я быстро открыл патроноприемник. Пули, ударяясь об откос амбразуры, залетали внутрь, одна зацепила мне щеку, кровь стала заливать шею и грудь, еще немного, Анна охнула и упала на колени, щелчок затвором – и пулемет выплюнул в амбразуру стаю пуль. Свет выстрелов на конце ствола озарил толпу в двух метрах от амбразуры, мне показалось, что я даже видел их лица.
– А-а-а!!! А-аа-а-а…
Пулемет не отработал ленту до конца, тела падали сверху, перекрывая друг друга, и окончательно закрыли собой бетонное окошко, пулемет захлебнулся, патрон перекосило и затвор заклинило.
Все! Стало тихо. За железной дверью послышались шаги и тяжелые удары. Сколько выдержит дверь? Гранату? Две?
Я щелкнул зажигалкой: мертвые Кац и Ли, Анна, лежа на боку, пристально смотрела своими зелеными глазами мне прямо в глаза, одной рукой она зажимала рану в груди, в другой была большая осколочная граната на длинной ручке.
Я кивнул головой и потушил зажигалку.
~
Глава десятая
~ Утро дома, телефон ~
~ Срочный вызов ~ Дом на Лубянке ~
~ Неожиданное задание ~ Кац в помощь ~ Ночной рейд ~ Арест ~
~ Кровавая развязка ~
Я проснулся дома в своей постели. Ощущение дурного сна не покидало меня. Без интереса взглянув в зеркало, я пошел принять душ. В глазах стояли последние сцены из моего «сна», лица, крики… Какой же ужас!
Зазвонил телефон, я поднял трубку и услышал бодрый голос Анны:
– Шеф просил передать, чтобы вы, Рыцарь, отдохнули сегодня после тяжелого дня, можете приехать попозже.
– Ань, ты как?
Полуминутная пауза.
– Все нормально, до встречи, Рыцарь.
– Хорошо, спасибо, – я повесил трубку.
После вчерашнего количества крови мысль о завтраке вызывала отвращение, я завернулся в одеяло и упал лицом вниз на кровать. Сон получился какой-то рваный: Ли с Анной голые танцевали вокруг пулемета. Проснулся я от того, что мамин бассет, которого она мне оставила на время своей поездки за границу, начал проситься на улицу, скулить и тыкаться в меня холодным носом.
– Сейчас, сейчас, подожди, – я перевернулся на другой бок, но сон уже ушел.
Я сел на кровати и начал одеваться на прогулку. На улице было еще темно и холодно. Собака радостно выскочила из подъезда и присела на газоне. Я стоял в дверях подъезда, подпирая дверь.
– Пойдем домой, холодно!
Гулять не было ни малейшего желания, духовная опустошенность и слабость валили с ног.
– Пойдем, пойдем домой.
Бассет покорно засеменил в подъезд.
Дома надрывался телефон.
– Да!
– Ян Дронович просил передать, что изменились планы. Вам, Рыцарь, следует немедленно прибыть, машину за вами выслали, будет у вас с минуты на минуту.
Я повесил трубку, во дворе послышался какой-то нехарактерный для современного транспорта автомобильный звук, и в дверь позвонили. В дверях стоял Кац в зеленой старомодной гимнастерке и кожаной куртке поверх, пенсне сверху прижимала кожаная фуражка со звездой, в руках он держал сверток.
– Переодевайтесь, – сухо сказал он, – Шеф ждет, я буду в машине, – и вышел.
Я развернул сверток. Там были форма довоенного образца и фуражка с синим околышем. Погоны, насколько я понял, были капитанские. Я переоделся, закрыл квартиру и вышел во двор. У подъезда среди современных дорогих автомобилей стоял черный воронок, двигатель громко работал, выбрасывая на улицу сизые клубы вонючего дыма. Кац вышел из машины и открыл мне дверь. Я сел рядом с водителем. Автомобиль издал нехарактерные для XXI века звуки и на удивление быстро тронулся.