Происшествие было вполне себе заурядным, но в результате привело к тому, что их жизнь коренным образом изменилась.
– Что это ты так на меня уставилась? – спросил Бен. Он стоял в изножье кровати и смотрел на нее.
Джессика поморгала:
– Как – так?
– Будто хочешь отрезать мне яйца ножом для сыра.
– Что? Я даже не на тебя смотрела. Я думала.
Дожевывая остатки яблока, он вскинул бровь. В первый раз, когда они встретились на уроке математики мистера Мунро, он сделал то же самое: невозмутимое, лаконичное движение левой бровью. Это в буквальном смысле был самый крутой жест, какой она видела за всю жизнь, и, может быть, если бы он вскинул обе брови, а не одну, она бы в него не влюбилась.
– У меня даже нет ножа для сыра, – сказала Джессика.
Он улыбнулся и выбросил яблочный огрызок в мусорную корзину в другом конце комнаты, потом взял их приветственный пакет:
– Что, прочтем?
Он вскрыл пакет, из него вылетели бумаги. Джессика сдержалась – не стала хватать их и раскладывать в прежнем порядке. За бумажные дела отвечала она. Если бы не она, они бы никогда не получали возврата налогов.
Он открыл конверт с сопроводительным письмом.
– Так, значит, тут у нас «путеводитель» нашего «путешествия к здоровью и духовной гармонии».
– Бен, – сказала Джессика. – Из этого ничего не получится, если мы не…
– Знаю, знаю. Я отношусь к этому серьезно. Я проехал по этой дороге, разве нет? Разве это не говорит о моем ответственном отношении?
– Бога ради, не начинай опять про машину. – У нее слезы навернулись на глаза.
– Да я только хотел сказать… – Рот у него скривился. – Ладно!
Он пробежал письмо глазами, потом прочел вслух:
– «Добро пожаловать в ваше путешествие к здоровью и духовной гармонии – и т. д. и т. п. Ваш оздоровительный курс начнется с периода молчания, который продлится пять дней, в течение которых не будет никаких разговоров, кроме как на консультационных сессиях, не будет прикосновений, чтения, письма, глазных контактов с другими гостями или вашими спутниками…» Какого черта?
– Об этом написано на сайте, – сказала Джессика.
Бен продолжил читать вслух:
– «Вы, возможно, знакомы с термином „обезьяний мозг“. – Он посмотрел на Джессику, но та лишь пожала плечами, и он продолжил чтение: – Говоря „обезьяний мозг“, мы имеем в виду мозг, который перепрыгивает от мысли к мысли, как обезьяна перепрыгивает с ветки на ветку».
Бен изобразил обезьяний крик и поскреб себя под мышкой в качестве демонстрации.
– Спасибо. – Джессика почувствовала, как ее губы растянулись в улыбке.
Иногда у них все было хорошо.
– «Чтобы привести обезьяний мозг к молчанию, требуется не менее двадцати четырех часов. Период благотворного молчания и размышлений успокаивает разум, тело и душу. Наша цель будет состоять в том, чтобы прийти к тому прекрасному состоянию, которое в буддизме и называется „благородное молчание“».
– Значит, следующие пять дней мы будем избегать глазных контактов и не будем говорить? – поинтересовалась Джессика. – Даже когда одни в комнате?
– Ну не то чтобы у нас совсем не было такого опыта, – сказал Бен.
– Очень смешно, – произнесла Джессика. – Дай-ка мне.
Она взяла письмо и стала читать:
– «Мы просим, чтобы во время молчания вы ходили по дому медленно, осмысленно, ступая с пятки на носок, избегая глазных контактов и разговоров. Если у вас возникнет потребность поговорить с кем-нибудь из персонала, просим вас пройти в приемную и следовать инструкциям на ламинированной голубой карточке. Будут проводиться ежедневные медитационные сессии с инструктором – как прогулочные, так и сидячие. Пожалуйста, слушайте колокол». – Она отложила письмо. – Это будет довольно экстравагантно. Нам придется есть с незнакомыми людьми в полном молчании.
– Ну, это лучше, чем скучный пустой разговор. – Бен посмотрел на нее. – И что, будем следовать их правилам? Мы могли бы разговаривать у себя в комнате, и никто бы об этом не узнал.
Джессика задумалась.
– Я считаю, мы должны делать все по правилам, – сказала она. – А ты? Пусть это кажется глупым, но мы должны делать, как они говорят.
– Я не против, – отозвался Бен. – Пока они не прикажут мне прыгать в пропасть. – Он почесал шею. – Не понимаю я, что мы здесь будем делать.
– Я тебе говорила, – ответила Джессика. – Медитация. Йога. Спортивные упражнения.
– Да, – сказал Бен. – Но в промежутках. Если мы не можем говорить или смотреть телевизор, то что мы будем делать?
– Да уж, будет непросто. – Джессика думала, что ей будет не хватать социальных сетей больше, чем кофе. Она снова посмотрела на письмо. – «Молчание начинается с трех ударов колокола». – Она бросила взгляд на часы в комнате. – У нас осталось полчаса, в которые нам разрешено говорить.
«Или прикасаться друг к другу», – подумала она.
Они молча посмотрели друг на друга.
– Значит, молчание для нас не будет таким уж трудным испытанием, – заметил Бен.
Джессика рассмеялась, но Бен даже не улыбнулся.
Почему они сейчас не занимаются сексом? Разве не этим они занялись бы прежде? Причем без всяких разговоров.
Она должна сказать что-нибудь. Сделать что-нибудь. Это ведь ее муж. Она могла прикоснуться к нему.
Но ее удерживал какой-то крохотный страх, который закрался в ее голову в конце прошлого года и от которого она никак не могла избавиться. Ее тревожило то, как он смотрел или не смотрел на нее; то, как он сжимал челюсти.
В ее голове возникла и утвердилась мысль: «Он больше меня не любит».
Казалось, в этом было столько иронии: он мог окончательно ее разлюбить, а ведь она никогда не выглядела так хорошо. За последний год она вложила немало времени и денег (и боли!) в свое тело. Она сделала все, что можно было сделать: зубы, волосы, кожу, губы, сиськи. Все говорили, что результаты поразительные. Ее аккаунт в «Инстаграме» был полон комментами вроде: «Джессика, ты высший класс!» и «Каждый раз, когда я тебя вижу, ты выглядишь все лучше и лучше». Единственным человеком, который не нашел для нее похвальных слов, был ее муж, и если он не считал ее привлекательной сейчас, когда она была хороша, как никогда, значит не считал никогда. Наверное, он все время притворялся. И зачем он вообще женился на ней?
«Прикоснись ко мне, – подумала она, терзаясь мучительным, тоскливым чувством. – Пожалуйста, пожалуйста, прикоснись ко мне».
Но он встал и подошел к фруктовой вазе:
– Мандарины выглядят неплохо.
Глава 8
ФРЭНСИС
Когда начались боли?
Фрэнсис лежала обнаженная на массажном столе, ее спину укрывало мягкое белое одеяло.
– Все снять и лечь под одеяло, – рявкнула массажистка, едва она появилась в спа.
Это была крупная женщина с короткими дымчатыми волосами и устрашающими манерами тюремного надзирателя или хоккейного тренера, совсем не та мягкоголосая деликатная массажистка, которую представляла себе Фрэнсис. Фрэнсис не расслышала имя, но была настолько поглощена соблюдением инструкций, что не стала переспрашивать.
– Недели три назад, – сказала Фрэнсис.
Массажистка положила ей на спину теплые ладони размером, кажется, с ракетку для пинг-понга. Неужели правда? Фрэнсис подняла голову проверить, но массажистка надавила на лопатки, и ее голова упала на прежнее место.
– И этому была какая-то конкретная причина?
– Ничего физического, – сказала Фрэнсис. – Но у меня был эмоциональный шок. У меня были отношения…
– Значит, никаких физических травм, – жестко отрезала массажистка.
Она явно плевать хотела на местный обычай говорить неторопливым гипнотическим голосом. Более того: она явно хотела, чтобы все разговоры заканчивались как можно быстрее.
– Нет, – попыталась возразить Фрэнсис. – Но я определенно чувствую, что два этих события связаны. Понимаете, у меня был шок, потому что мужчина, с которым я встречалась, вдруг исчез. Я очень отчетливо помню это. Я звонила в полицию, когда у меня возникли такие ощущения, словно меня ударили…
– Пожалуй, будет лучше, если вы помолчите, – сказала массажистка.
– Вы так думаете? – спросила Фрэнсис.
А ведь она собиралась рассказать этой страшной даме очень интересную историю! Она рассказывала ее уже несколько раз и чувствовала, что с каждым разом рассказ становился все лучше.
К тому же ей вскоре предстояли пять дней молчания, и она сомневалась, под силу ли ей справиться. Буквально только что, в машине, она была на краю ужасной бездны отчаяния и каким-то чудом сумела избежать падения. Молчание может снова отбросить ее на край этой бездны.
Массажистка надавила своими гигантскими большими пальцами по обеим сторонам позвоночника Фрэнсис.
– Ой!
– Сосредоточьтесь на дыхании.
Фрэнсис вдохнула смесь эфирных масел с запахом цитрусовых и подумала о Поле. О том, как это началось, как закончилось.
Пол Дрэббл был американским гражданским инженером, с которым она познакомилась в Сети. Друг одного из ее друзей. Дружба, обернувшаяся чем-то большим. В течение шести месяцев он посылал ей цветы, подарочные корзины, записочки. Они часами разговаривали по телефону. Он вышел с ней на связь по «Фейстайм» и сказал, что прочел три ее книги и в восторге от каждой. Он со знанием дела говорил о персонажах, даже цитировал свои любимые отрывки. Все это вызывало у Фрэнсис тайное чувство гордости. Иногда люди цитировали в качестве «любимого» такие места, что Фрэнсис только диву давалась. А потом чувствовала непонятное раздражение по отношению к таким поклонникам.
Он прислал фотографию своего сына Ари. Фрэнсис, которая никогда не хотела детей, без памяти влюбилась в этого мальчугана. Он был высок для своих лет. Любил баскетбол и хотел играть профессионально. Она собиралась стать мачехой Ари. Готовясь к этому, Фрэнсис прочла книгу «Воспитание мальчиков» и несколько раз вела приятные, хотя и короткие, разговоры с Ари по телефону. Говорил он немного, что и понятно, ведь мальчику было всего двенадцать, но иногда он смеялся над ее шутками, когда они общались по «Скайпу», а смеялся он тоненьким сухим смешком, от которого таяло ее сердце. Мать Ари – жена Пола – умерла от рака, когда Ари учился в подготовительном классе. Как это печально, как это ужасно, как это… «кстати»? – сказала одна из ее подружек, и Фрэнсис шлепнула ее по запястью.
Фрэнсис планировала переехать из Сиднея в Санта-Барбару. Она заказала билеты. Им нужно будет зарегистрировать брак, чтобы ей выдали грин-карту, но она не хотела торопиться. Если и когда это случится, она наденет что-нибудь с аметистом. Подходящий камень для третьего брака. Пол прислал ей фотографии комнаты в его доме, которую он выделил ей для работы. Там в ожидании ее книг уже стояли пустые стеллажи.
Когда раздался этот жуткий телефонный звонок посреди ночи, Пол был в таком состоянии, что едва мог говорить. Он плакал, сообщив ей, что Ари попал в жуткую автокатастрофу и возникла проблема со страховой компанией, а Ари срочно требуется операция. Фрэнсис не колебалась. Она отправила ему деньги. Огромные деньги.
– Простите, сколько вы отправили? – спросил молодой детектив, который тщательно записывал все, что сказала Фрэнсис, его профессионализм на секунду изменил ему.
Это была единственная ошибка Пола: он запросил слишком мало. Она бы отправила и в два, и в три, и в четыре раза больше – сколько угодно, чтобы спасти Ари.
А потом ужасающее молчание. Она сходила с ума. Она думала, что Ари умер. Потом – что умер Пол. Ее эсэмэски оставались без ответа, как и послания, уходившие в голосовую почту, как и ее электронные письма. Первое осторожное предположение высказала ее подруга Ди. «Пойми меня правильно, Фрэнсис, но, может быть…» Ди даже не закончила предложения. Это знание словно уже давно обитало где-то в подкорке Фрэнсис, даже когда она заказывала билет в один конец.
Она воспринимала это как личное, но оно не было личным. Это был бизнес. «Эти люди стали такими умниками, – сказал ей детектив. – Они профессионалы, они опытны, они выбирают женщин вашего возраста и ваших жизненных обстоятельств». Сочувствие на его красивом молодом лице было мучительным. Он видел перед собой пожилую даму в отчаянии.
Она хотела сказать: «Нет-нет, никакая я не женщина в возрасте и не женщина каких-то обстоятельств! Я – это я! Вы не видите меня!» Она хотела сказать ему, что у нее никогда не было проблем с мужчинами, мужчины преследовали ее всю жизнь, мужчины, которые искренне ее любили, мужчины, которые хотели иметь с ней только секс, но они все были реальные мужчины, которые хотели ее такой, какая она есть, а не профессиональные мошенники, которым нужны ее деньги. Она хотела сказать ему, что разные люди не раз говорили, как она хороша в постели, а ее вторая подача вызывала оцепенение на теннисном корте, и хотя она никогда не готовила, но могла испечь отличный лимонный пирог с безе. Она хотела сказать ему, что она настоящая.
Она испытывала жуткий стыд. Она столько о себе рассказала этому жулику. Как он, вероятно, посмеивался над ней про себя, но вслух всегда говорил с чувством, юмором и отличной дикцией. Он был миражом, нарциссистским отражением ее самой, говорил точно то, что она явно хотела услышать. Она поняла несколько недель спустя после этого, что даже его имя, Пол Дрэббл, вероятно, было выбрано с целью начать акт соблазнения, поскольку подсознательно напоминало ей о Маргарет Дрэббл, одном из ее любимых авторов, о чем она не раз писала и заявляла в интервью на всеобщее обозрение.
Выяснилось, что многие другие женщины планировали свои жизни в качестве мачех Ари.
– Многие дамы оказались в такой же ситуации, что и вы, – сказал детектив.
Дамы. Боже мой, дамы! Она не могла поверить, что она дама. Это унылое, старомодное слово. Фрэнсис от него дрожь пробирала.
Каждый раз он действовал по-новому, но имя мальчика неизменно оставалось Ари, и он неизменно попадал в автокатастрофу, и трагический телефонный звонок всегда поступал посреди ночи. У Пола Дрэббла было много имен, каждое подкреплено тщательно срежиссированным онлайн-персонажем, а потому, когда дамы гуглили своих ухажеров – а они всегда это делали, – они видели именно то, что хотели видеть. Он, конечно, не был другом друга. По крайней мере, в том смысле, в каком это слово понимают в реальном мире. Он играл вдолгую. Открыл аккаунт в «Фейсбуке», изобразил интерес к старинной реставрированной мебели, поэтому его и приняли в фейсбучную группу, которой руководил муж ее университетской подруги. Когда он послал Фрэнсис запрос на дружбу, она уже прочла немало его (умных, острых, лаконичных) комментов к постам ее подруги, чтобы поверить, что он реальный человек в ее обширном кругу общения.
Фрэнсис встретилась с одной из таких женщин за чашечкой кофе. Женщина показала на своем телефоне фотографии спальни с постерами «Звездных войн» на стене, которую она обустроила для Ари. Постеры, вообще-то, были Ари не по возрасту – «Звездными войнами» он не увлекался, – но Фрэнсис оставила это соображение при себе.
Знакомство с мошенником ударило по этой женщине куда сильнее, и Фрэнсис в конечном счете выписала ей чек, чтобы та смогла встать на ноги. Друзья Фрэнсис за головы схватились, когда она сказала им об этом. Да, она отдала деньги еще одному незнакомому человеку, но для Фрэнсис это было способом вернуть утраченную гордость, снова стать собой, восстановить разрушенное этим человеком. Она не надеялась, что благодарственная открытка от подруги по несчастью поможет ей почувствовать себя лучше, но человек не должен совершать благородные поступки только в надежде на открытки.
Когда все закончилось, Фрэнсис собрала свидетельства своей глупости в одну папку. Все распечатки электронных писем, в которых она изливала свое глупое сердце. Открыточки, приложенные к настоящим цветам с фальшивыми изъявлениями чувств. Письма, написанные от руки. Потом засунула папку в шкаф, но при этом, словно бритвой, порезала большой палец о кромку бумаги. Такой крохотный пустяковый порез, и столько боли.