– Хорошо, – сквозь зубы протянул мой собеседник. – А как насчёт классиков? Их благородных мыслей?
Я с улыбкой покачал головой:
– В своё время они тоже писали для увеселения, от эмоций и множества нерастраченной энергии. На фоне современности оно, конечно, кажется преисполненным смысла, но на деле в прошлом просто были другие нормы морали.
Юноша угрюмо уткнулся в тарелку, не желая продолжать тему.
– Не стоит так расстраиваться. Во все времена, всегда, люди работали из-под палки, требуя развлечений. И получали их. Просто сейчас это приобрело слишком глобальный вид.
Артур продолжал упорно молчать, а мне не было причин настаивать.
Пригубив вина, я посмотрел бокал на свет. Красивый алый оттенок, густая и почти непрозрачная, как кровь, жидкость. Идеально.
– Вы точно не хотите? Оно совсем недурно.
– Нет, спасибо.
– Завтра вам уже не доведётся его попробовать. Я могу за вечер с лёгкостью и без последствий выпить всю бутылку.
– Пейте, – безразлично махнул рукой Артур.
Я уже было подумал, что напрасно завёл речь о текущей ситуации – только собеседника потерял – однако юноша оказался отходчивым.
Помедлив с минуту, он тряхнул головой и приблизился, чтобы заговорщически спросить:
– Это особенность вашего состояния, да?
Его глаза так ярко горели лихорадочным огнём, что я откинулся на спинку стула и рассмеялся:
– Нет! Это свойство конкретно моего организма. Вы же не думаете, что я неуязвим и бессмертен?
Юноша отстранился и обиженно отвернулся, не ответив.
– Это не так, – мягко напомнил я.
– Смотря с какого края смотреть, – глядя в сторону, пробурчал Артур.