– Насчет меня можете не волноваться, – не сдержалась я, – Понимаю, в чей огород все ваши камни. Но мне и даром не нужен еще один межвременной роман – хватит с меня, честно скажу.
Шеф моментально сменил досаду на широкую улыбку:
– Не зарекайся, дорогая. Ты, помнится, сама говорила, что прошлое так и норовит подсунуть тебе что-нибудь необычное.
– Так то необычное. А что может быть обыкновеннее романа, пусть и между обитателями двух различных эпох?
Шеф заулыбался еще шире, и как никогда походил на чеширского кота.
– Никогда не говори «никогда», дорогая. Даже если это слово кажется тебе единственно верным. Все меняется.
– Не все, – упрямилась я, – Есть вещи, ситуации и категории сознания, которые…
– Считают неизменными, – с понимающей улыбкой закончил шеф, – Они тоже меняются. Просто «неизменное» меняется медленно, почти незаметно. Но тоже меняется, поверь на слово своему старому и мудрому начальнику.
– Ну ладно, убедили, – у меня оставался только один шанс с честью выйти из ситуации, – Могу я взглянуть на безответственную персону Наблюдательницы?
– Вот, пожалуйста, – шеф достал из папки фотографию, – Как тебе это легкомысленное существо?
Я с интересом осмотрела девицу, в которой профессиональный долг пасовал перед невнятной скороговоркой покуда неведомых мне бытовых причин. Наверняка неуважительных причин, как я считала.
Надо отдать должное, она была хороша. Пепельные локоны, голубые глаза, и тонкий шрам на правой скуле, чуть заметный, только добавляющий ей шарма. Должно быть, подумала я, от поклонников нет отбоя, вот ей и показалось, что именно там, в глубине веков, все они испытывают настоящие чувства, а не жалкую смесь из похоти и боязни одиночества. Она, видно, так прижилась на плодородной романтической почве, что сама не заметила, как перестала считать домом наши странные и противоречивые времена.
– Какой типаж подходящий, – не удержалась я от комментария, – Настоящая саксонка, мечта проклятых норманнских оккупантов.
Шеф только уныло кивнул. Девушка оказалась даже слишком подходящей для той действительности, в которую попала. И легко разрушила вполне рабочий план, где ей назначалась главная роль.
– Ну ладно, – перешла я к делу, – А от меня что требуется?
Шеф поскреб подбородок.
– Изучить, – наконец выдал он, – Изучить и выяснить обстоятельства столь насыщенной биографии.
– У всех у нас насыщенные биографии, – откликнулась я, – Может, потомкам тоже покажется, что мы не могли всего этого успеть…
* * *
Отпущенные на подготовку дни миновали с третьей космической скоростью, и я оказалась на бескрайних просторах Средневековой Европы. Там мог бы разместиться целый легион подобных гостей – так много в ней оставалось еще свободного места.
Долгие дни, пока мы ехали на северо-запад, я посвятила размышлениям о пространстве в человеческой жизни. Мои современники – хотели того или нет, – были пожизненно заперты на полуживой планете в тесной толпе себе подобных. Скрашивала их существование разве лишь иллюзия скорости передвижения, иллюзия, которая, в сущности, мало что меняла.
Наш обширный караван двигался так неспешно и величественно, будто мы вообще не собирались никуда попасть. В прежние времена я бы уже сто раз вышла из себя от такого медленного развития событий. Однако теперь даже получала удовольствие от черепашьих темпов передвижения. К тому же, плотность народонаселения вокруг нас неуклонно стремилась к нулю. Изредка встречаемые поселения по величине можно было примерно разделить на три категории: претендующие на роль городов, похожие на деревни и просто малые скопления человеческих жилищ.
Раздвоение личности, посещавшее меня и раньше, снова поселилось в голове. Я проживала первые дни в новой эпохе, и в то же время как будто наблюдала за собой со стороны. Благородная дама в тяжелом плаще существовала вполне самостоятельно. Она, а не я, терпеливо сносила неудобства походных ночлегов, ела полусырое мясо и черствый хлеб, запивая их разбавленным вином, легко вскакивала на лошадь (мужское седло оказалось гораздо удобнее дамского), и ехала туда, куда ей указывали путь.
Экс-Наблюдательница мне обрадовалась.
– Слава богу, догадались прислать женщину, – констатировала она, встретив меня в условном месте, – Я-то думала, прибудет какой-нибудь авторитетный пень, и примется пилить меня денно и нощно на предмет профессионального долга.
Я моментально развеселилась:
– А если я начну тебя пилить? Думаешь, не умею?
– Не умеешь, – быстро ответила она, смеривая меня внимательным взглядом, – Такие как ты никогда и никого не пилят. Если что, они просто сразу убивают.
На эту лестную оценку возразить было совершенно нечего. Имидж кровожадной особы мог пригодиться в будущем, и я на всякий случай с усмешкой кивнула.
Между прочим, моя гипотетическая свирепость ничуть не отпугнула Марго – так ее на самом деле звали. Она была великой мастерицей задавать «детские вопросы», на которые, в зависимости от крепости нервной системы, следовало оскорбиться, или отвечать с той же прямотой, с какой они задавались.
– Скажи честно, – любопытствовала она, к примеру, – что ты чувствуешь, каждый раз возвращаясь назад?
Я только печально улыбалась. Вряд ли я смогла бы доходчиво объяснить хоть половину своих ощущений. Но, может, полезно было произнести их вслух:
– Не знаю. Иногда мне кажется, что в прошлом осталась часть меня, жизненно важная часть. И обойтись без нее – все равно, что научиться жить без руки или ноги. А иногда я думаю, что каждый раз вместо меня домой возвращается кто-то другой, на вид в точности, как я, но абсолютно другой изнутри. И это тоже, наверно, правда.
– И что… ты всякий раз находишь в прошлом то, что ожидаешь найти? Никаких сюрпризов, ничего… такого?
– Наоборот. Я всякий раз нахожу в прошлом нечто, чего вовсе не ожидала встретить. Что-нибудь, вдребезги разбивающее ожидания от мира, в который попадаю. Следует твердо помнить, что на самом деле все не таково, каким кажется из нашей реальности, дорогая. Все вообще не таково, каким кажется сначала.
– И как же ты… находишь свой путь?
– Путь? Я бы сказала – узкие тропинки. И у каждого они – свои.
– Как ты считаешь, я поступаю правильно? – осведомлялась она на привале, перед тем, как заснуть.
– Нечего лезть на рожон. Тогда ты имеешь отличные шансы прожить в этой эпохе длинную содержательную жизнь, и мирно почить на руках у десятка внуков…
– Все дело в том, что я, – Марго ткнула себя в грудь, – не хочу умирать от старости. Я хочу умереть от любви. Или от ненависти… все равно.
Мне нечего было ответить ей. Встав однажды перед подобным выбором, я выбрала просто жизнь, о чем впоследствии не раз горько пожалела.
Глядя на почти идеальную адаптацию несостоявшейся Наблюдательницы в Средних веках, не верилось, что ею двигало одно желание переменить обстановку. На мой взгляд, была еще какая-то причина. Чуть позже оказалось, интуиция меня не подвела.
– Между прочим, – заговорщически улыбаясь, добавила Марго, – у меня есть тут одно дело… Ну, может, не лично мое, но оно меня касается.
Боже мой, опять загадки! Я бы полжизни отдала за то, чтобы никогда больше не разгадывать ничьих тайн. Но тайны были другого мнения: они преследовали меня с тупой настойчивостью, и слишком часто достигали своего.
– Что за дело? – спросила я, примиряясь с действительностью.
Марго приняла вовсе таинственный вид и шепотом объявила:
– Здесь произошло убийство.
– Эка невидаль! – я пожала плечами, – Да здесь их произошли тысячи – ты-то, как специалист, должна знать.
– Но именно это осталось нераскрытым.
– И кого убили? – я вела диалог совершенно автоматически, почти не задумываясь о том, что говорю.
Мне было неинтересно, что за кровавые трагедии таило Средневековье: я и без того повидала их предостаточно. У Марго, как видно, детективные хитросплетения еще вызывали живое любопытство. На минуту мне показалось, что она произнесет «элементарно, Ватсон!», но она выдала другое:
– Моих родителей.
– Что ты сказала? – заинтересовалась я.
Может, эта девица просто сумасшедшая, раз ей показалось, что посреди Средневековой Англии прикончили ее папашу и мамашу? Тогда – чего проще! – я сдам ее с рук на руки специалистам, а сама примусь за дела, которые, судя по всему, ее вовсе не занимают.
– Родителей, – убежденно продолжала Марго, – И убийцу не нашли. Странная история… Я говорила с одним монахом, так он рассказал мне, что не осталось никаких следов. Вообще ничего, представляешь?
– Нет, – я и в самом деле не могла представить, чтобы от чего-то не осталось никаких следов. Разве что следов не отыскали, но это, как говорится, уже совсем другая история.
Марго между тем так разошлась, что схватила меня за рукав и подергала, стремясь удержать мое внимание.
– Ты должна мне помочь, – объявила она, – Мне нужен чей-нибудь свежий взгляд. Мы направляемся в Скай-Холл, как раз там все и произошло. Когда доберемся туда, нужно держать ушки на макушке. Глядишь, и заметим что-нибудь необычное.
Мне страшно захотелось охладить ее пыл.
– Сколько лет прошло? – вопрос прозвучал так равнодушно, что я сама забеспокоилась, не обидела ли новую подругу.
Беспокойство оказалось напрасным: она не слышала ничего, кроме собственных слов.
– Много, – отмахнулась она, – тринадцать. Неплохое число, чтобы преступник получил по заслугам, как ты думаешь?
Оставался последний способ отвратить ее от задуманного предприятия.
– Ты совершенно уверена, что твои… родственники – невинные жертвы? Здесь так развита самооборона, что упреждающие удары считаются в порядке вещей. Может, кто-то просто нанес удар первым?
Спорила я с ней больше по привычке. По-своему она была права в стремлении довести до конца то, что не могла закончить малышка Ариана по причине ранней погибели.
Хотела она того или нет, но эпоха накладывала на нас свой отпечаток, метила невидимым клеймом. И мы заранее готовы были пустить корни, обрасти бытовыми подробностями, привязанностями, долгами и должниками, и с большим трудом разорвать все эти связи, когда придет срок. Тут на первый план выходило умение не позабыть, кто ты на самом деле. И экс-Наблюдательнице еще только предстояло его обрести.
– Может быть, – упрямо заявила Марго, – Может быть, и виновные. Но все равно жертвы. Я должна сделать, что смогу. А ты должна мне помочь.
– Не будем спорить, – примирительно предложила я, совладав с желанием просто послать ее подальше вместе со всеми секретами, – Вернемся к разговору, когда доберемся до места.
Как-то на рассвете я проснулась от неясного шума. Наша охрана бесшумно перемещалась вокруг лагеря, по совершенно неясным причинам.
– Чего они засуетились? – спросила я у Марго, сонно приподнимающейся на постели рядом.
– На нас напали, – равнодушно ответила она, выпятив нижнюю губу, – В этих местах завелась какая-то шайка бандитов, сейчас их убьют, и мы сможем ехать дальше.
Через четверть часа я поняла, что ее слова буквально отражали реальность. Наша охрана поучаствовала не в стычке с равным противником, а именно в убийстве. Грязные мужички в немыслимых серо-бурых отрепьях погибли так быстро и глупо, что, пожалуй, и сами не успели этого понять. Воины скрутили их во мгновение ока, а скрутив, перерезали глотки, будто баранам. Никогда до сей поры я не видела такого фонтана крови, от него земля вокруг стала бурой, и в траве затерялись зловещие темные ручейки.
– Почему у тебя такое лицо? – скептически протянула Марго, – Ты разве впервые видишь смерть?
– Такую – впервые, – ответила я, с трудом отводя глаза от мрачного зрелища.
Полное презрение к смерти с обеих сторон так меня заинтриговало, что остаток дня я готовилась умереть – столь же просто и естественно, как это проделали «работники ножа и топора». Всякое могло случиться в такие жестокие времена.
– Здесь смерть – разрешение любой проблемы, а не окончание жизни. Не трагическое, а закономерное событие, – назидательно заметила Марго ближе к вечеру, в ответ на мои молчаливые терзания.
– И ты собираешься так же разрешить проблему, что досталась тебе по наследству?
Она решительно сдвинула аккуратные бровки.
– Я даже готова заплатить жизнью за восстановление справедливости. Есть такая старинная поговорка: «Если собрался мстить, вырой сразу две могилы». Конечно, лучше бы мне уцелеть, но… Это уж как повезет.
На ее странные речи я могла только задумчиво кивнуть, очень надеясь, что сумею избежать проблем, требующих столь кардинальных решений.
3. Время – платье
Когда в поле моего зрения возник Скай-Холл, я вспомнила семинары по истории России. Наилучшие стратегические условия для строительства крепостей роднили эту могучую твердыню и творения моих собственных далеких предков. На вершине довольно высокого холма крепко стоял настоящий романский замок, так похожий на широкогрудого конягу-тяжеловоза. Он и вправду подпирал небо каменными плечами. Замки более поздних времен, изящные, словно белые единороги, и такие же беззащитные, в подметки ему не годились. Они уже не застали кровавых жестоких битв раннего средневековья, и презрения к смерти, владевшего умами на стыке двух первых тысячелетий нашей эры, и не обладали той мощью, что наполняла до краев надежную кладку его стен.
Вдоволь налюбовавшись величием представшего передо мной зрелища, я предалась печали по поводу неизбежных трудностей подъема. Высоты я не боялась, но терпеть не могла бороться с лошадьми, как правило, смертельно пугающимися крутых тропок.
Однако лошади почему-то не торопились пугаться, преодолевали подъем с похвальной скоростью, и не доставляли наездникам никаких хлопот. Как-то не пришлось мне сполна насладиться красотами английских пейзажей: я и оглянуться не успела, как мы уже подъезжали к воротам замка. Тяжеленные створки ворот натужно приоткрылись, и мы смогли проехать внутрь.
Я озиралась с любопытством, ожидая увидеть один из множества замковых дворов, так подробно описанных в рыцарских романах. Мне-то представлялась довольно грязная и запущенная территория, до отказа набитая толпой тощих и печальных рабов… Почти что так оно и было. Территория выглядела слегка закопченной, но отменно вылизанной. Тощие рабы деловито передвигались по двору, явно занимаясь каждый своим делом. Печали на их лицах я не обнаружила, во всяком случае, на первый взгляд.
Кроме них во дворе присутствовала еще одна категория населения: воины. Они выглядели даже чересчур мужественными, при этом антураж при них тоже был самый что ни на есть мужской. Кони, каждый из которых выглядел способным в одиночку сдвинуть средних размеров утес. Тяжелая упряжь, тяжелая даже на взгляд: я была почти уверена, что не управилась бы и с самым тонким ремешком. И оружие, чертова пропасть оружия, начищенного до умопомрачительного блеска. Среди всего этого и какой-нибудь женоподобный дохляк смотрелся бы настоящим мачо, а уж суровые персонажи, которых увидела я…
М-да, здесь было не мирное поселение, а нечто совсем другое. Может быть, здесь и хотели мира, но в то же время не переставали готовиться к войне.
Марго, надобно сказать, чувствовала себя, словно рыба в воде. Она принимала приветствия с любезным и сосредоточенным видом, не выходя из образа ответственной за свои действия хозяйки крупного по здешним меркам поместья. Если бы я не знала заранее, кто она, ни на секунду не усомнилась бы в ее благородном и абсолютно средневековом происхождении.
– Эй, – подергала я ее за рукав, улучив минуту, – А почему они не удивляются твоему появлению?
– Письма, – отмахнулась она, – Им написали о нашем приезде. Они и принимают нас как должно. Не говори ерунды, Анна, чего им удивляться?