Мы знаем, что египтяне любили отмечать бинарные разделения в природе, но в данном случае оно было создано искусственно. Археологические находки, датируемые доисторическим периодом, свидетельствуют, что обе короны возникли в Верхнем Египте (колыбели царской власти): красная корона в Нубте, а белая – южнее, за Нехеном. Уже после объединения страны более «северную», красную корону назначили символом северного Египта, а более «южную» – символом юга; древние египтяне были мастера придумывать традиции. А где-то при I династии, лет через сто после Нармера, кто-то додумался совместить обе короны, создав двойной убор, знак господства правителя над двумя землями. С тех пор у фараона имелись на выбор три головных убора. В зависимости от ситуации он мог надеть ту корону, которая подчеркивала нужный аспект его власти.
Изобразительное искусство немало способствовало укреплению авторитета царей, но архитектура, с ее монументальными возможностями, была гораздо эффективнее. Как и другие склонные к тоталитаризму правители в истории, цари Египта увлекались грандиозными постройками, которые могли воплотить и увековечить их статус. С самого начала существования египетского государства монархи сумели применить язык архитектуры для целей идеологии. Был разработан стиль, наглядно выражающий идею царственности. Форма фасада из чередующихся выступов и углублений, создающих резкий контраст тени и света в солнечном климате Египта, была впервые разработана в Месопотамии, в середине четвертого тысячелетия до н. э. Как и другие культурные заимствования в период становления государства, этот архитектурный стиль очень нравился ранним правителям Египта. Он казался и экзотическим, и импозантным: идеальный символ царской власти. И его стали охотно применять при постройке царских дворцов, в том числе и в столичной резиденции царя в Мемфисе, где находились все правительственные учреждения.
Стены дворца были покрыты белой штукатуркой (его называли «Белостенным» – этакий Белый дом древности); здание должно было производить ослепительный эффект. Другие постройки в царских поместьях по всей стране сознательно моделировались по его образцу, и чужой архитектурный мотив вскоре стал одной из характернейших примет египетской монархии.
Главная роль
На протяжении всей истории фараонов иконография и архитектура играли важную роль в создании желательного образа царственности среди народа. В такой стране, как Египет, где до 95 % населения было неграмотно, они действовали особенно эффективно. Однако в древнем мире главная угроза царям крайне редко исходила снизу, от масс. В первую очередь монарху нужно было держать в узде тех, кто стоял рядом с ним, – своих советников. Малочисленная группа грамотных высокопоставленных чиновников, которые занимались делами управления, имели гораздо больше возможностей навредить царствующему монарху. Разумеется, все они, как правило, были обязаны своим постом, статусом и богатством царскому благоволению и потому были заинтересованы в поддержании status quo. И всё же умелые идеологи царской власти нашли тонкий способ повысить ее престиж среди образованного класса египтян. В принципе, они подняли положение царя в Египте практически на недосягаемую высоту.
Решение в данном случае было подсказано не иконографией, а письменностью. Иероглифы были изобретены еще в конце доисторического периода с весьма прозаической целью – облегчить хозяйственный учет и экономический контроль над обширной территорией. Но довольно быстро выяснилось, что у письменности есть и идеологический потенциал. На палетке Нармера, например, знаки служат для идентификации действующих лиц (царь, его сторонники и противники) и обозначения основных сцен. Словами (знаками) можно было также передать основные понятия царской титулатуры. В современном западном мире титулы почти утратили своё сакральное значение, которое едва просматривается в таких званиях, как «главнокомандующий» или «защитник веры», – но было очень сильно во времена жестких иерархий. В Древнем Египте имена и титулы были весьма значимы, именно поэтому цари не жалели усилий на разработку системы титулатуры.
Древнейшим из царских титулов было так называемое «Горово имя». Им пользовались еще до Нармера. Оно определяло царя как земное воплощение высшего небесного божества, бога-сокола Гора[24]. Это утверждение было равно и дерзким, и предельно конкретным. Если царь – не просто представитель бога на земле, но воплощение божества, то сопротивляться его власти – значит разрушать сами основы мироздания.
Этот постулат старались подкреплять всеми доступными способами. Царская печать, которую ставили на всех принадлежавших царю вещах или высекали в камне на царских монументах, изображала бога-сокола, стоящего на прямоугольной рамке с Горовым именем царя. Рамка по форме напоминала портал царской резиденции. Все вместе передавало вполне понятную идею: царь в своем дворце действует с благословения бога, и сам он является воплощением бога. Такой формуле монархического правления нечего было противопоставить.
Другой царский титул, встречающийся начиная с царствования преемника Нармера, дает понять, как развивалась дальше идея царственности. Его записывали при помощи знаков коршуна и кобры, в соответствии с иконографией двух богинь. Первая, Нехбет, была связана с городом Нехеб (ныне Элькаб), напротив Нехена, в самом сердце Верхнего Египта. Кобра Уаджет была богиней города Депа, одного из двух городов-близнецов, известных под общим названием Пер-Уаджет (ныне Телль эль-Фарейн) – это был важный центр в области Дельты, и Уаджет считалась покровительницей всего Нижнего Египта.
Итак, два древних божества были избраны символами двух половин страны, а вдвоем эти богини стали защитницами монархии. Это был умный ход: из двух комплексов местных верований и обычаев создать общегосударственную идеологию, сосредоточенную на личности царя. Принятие красной и белой корон было частью того же процесса – как и то, что имени богини Дельты, Нейт, оказывалось явное предпочтение в тронных именованиях царских жен раннего периода. Например, жена Нармера звалась Нейт-хотеп, «Нейт довольна». От болот севера до самых южных уголков долины Нила все основные культы – и их последователи – были вовлечены в орбиту идеологии царственности. Это была блестящая демонстрация принципа «объединяй и властвуй», победа религии в масштабах целой страны.
Третий царский титул, принятый в то же время, что и двойная корона, представлял собою еще более сложное определение роли царя. Он состоял из двух египетских слов: несу бити. В буквальном переводе это означает «принадлежащий тростнику и пчеле», в переносном – «царь двух стран». Точное происхождение этой формулы неизвестно, мы можем выделить в ней несколько уровней смысла. В первую очередь отметим, что тростник мог символизировать Верхний Египет, а пчела – Нижний Египет; но были и более широкие, сложные коннотации. Сюда вошли самые различные пары противоположностей, над которыми был властен царь, и только он мог поддерживать их равновесие: Верхний и Нижний Египет, Черная и Красная земля, царство живых и царство мертвых, и так далее. Этот титул отражал также основную дихотомию египетской царственности – контраст между сакральным чином («несу») и социальной функцией («бити»). Титул «несу бити» напоминал служащим царя о том, что он не только глава государства, но и бог на земле. Таким сочетанием было опасно пренебрегать!
Чем роскошнее, тем лучше
Правители всех сортов, но в особенности наследственные монархи, инстинктивно ощущали объединяющую силу церемоний, ценность срежиссированных постановок, способность публичного ритуала создавать всенародную поддержку. Древние египтяне были мастерами церемониала уже в раннем периоде их истории. Рядом с палеткой Нармера в Нехене нашли каменную, тщательно украшенную булаву, видимо, принадлежавшую одному из предыдущих царей (нам он известен как Скорпион). На ней изображено, как царь исполняет обряд, связанный с ирригацией. Царь открывает плотину при помощи мотыги; рядом слуга, низко склонившийся, держит корзину, чтобы принять взрытую им землю. О торжественности ситуации говорит присутствие носителей опахал, знаменосцев и танцовщиц. Эта сцена, происходившая на заре истории, изображена так живо, что мы ощущаем дух древнейших царских церемоний: практическое действие, превращенное в ритуал с целью подчеркнуть роль царя как гаранта процветания и стабильности.
Из того же клада извлекли еще одну булаву с изображением другой, но не менее важной церемонии. Царь, показанный здесь, уже Нармер, восседает на троне – высоком помосте под навесом – в красной короне, со скипетром-крюком в руке. Рядом с помостом стоят, по обыкновению, двое слуг с опахалами, а также носитель сандалий царя и визирь. Позади них – люди с большими палками: даже сакральная монархия не могла обойтись без охраны. Церемония сама по себе также была по-военному суровой, так как сопровождалась демонстрацией захваченной добычи и взятых в бою пленников пред царским троном. С этой сценой соседствует изображение трех плененных антилоп в загоне. Аналогия эта отчетлива и не случайна. Идеологическая связь между войной и охотой, между буйными силами природы и противниками царя сохранялась на протяжении всей египетской истории.
Раскопки в городе Нехене были недавно возобновлены; при обследовании места, где были найдены палетка и булава Нармера, удалось получить новые, подлежащие осмыслению сведения о методах возвышения образа первых египетских царей. Тот участок, который ранее считали храмом местного бога-сокола – Гора, – возможно, вообще был не храмом, а площадкой для царских церемоний. Согласно этой интерпретации, насыпь в центре окруженного стеной пространства служила основанием для помоста, где царь показывался во время официальных церемоний. Можно предположить, что площадку использовали для различных ритуалов, в том числе и демонстрации пленников. Тогда получается, что на булаве Нармера изображена реальная сцена. В любом случае предметы, найденные в Нехене, свидетельствуют о существовании культа монархии. Судя по декору изделий из слоновой кости, хранившихся в «Главной сокровищнице», большие булавы крепили на высоких шестах по периметру ограды, а потому можно считать, что булавы Нармера и Скорпиона первоначально служили разграничительными знаками на царском дворе.
Исходя из находок в Нехене, мы можем пересмотреть идентификацию многих зданий на остальной территории Египта – часть тех из них, которые прежде были признаны святилищами, также могут оказаться центрами царского культа. Царь и его деяния, несомненно, преобладали в тематике литературных и художественных произведений периода ранних династий, а другие божества играли лишь вспомогательные роли. На ранней стадии развития египетской культуры ответ на вопрос, где обитают боги, мог быть обескураживающим: в Египте! Да, здесь цари действительно были богами. Монархия не была просто связана с религией – они были синонимичны.
Эта тема осталась доминирующей в цивилизации фараонов до самого ее конца, но у нее имелась и темная сторона. Хотя булавы Нармера и Скорпиона – это искусно украшенные предметы, они могут кое-что рассказать нам о характере египетской монархии. Булава была символом власти с доисторических времен по очевидной причине: того, кто носит дубину (исходная форма булавы), нужно уважать и слушаться. Тот факт, что булаву приняли в качестве символа царского могущества, многое говорит о природе царской власти в Древнем Египте. Сцены на палетке Нармера также напоминают нам о жестокости, которая лежала в основе египетской царственности. На одной стороне палетки царь показан с булавой, готовый обрушить ее на врага. На другой Нармер не только уже победил, но и надругался над врагом. Он осматривает ряды обезглавленных тел, у которых к тому же отрезаны гениталии. Головы и пенисы жертв уложены у них между ногами; только одному из убитых оставили его мужское достоинство. Как это ни печально, нам придется признать, что для древних египтян времен Нармера подобное обращение с поверженным противником было рутинной процедурой.
Царь, находясь на вершине египетского общества, воплощал эту обязательную беспощадность. Хотя царя и изображали как объединителя страны, божественную сущность на земле, чей долг – поддерживать миропорядок, царская иконография также давала ясно понять, что защита мироздания подразумевает уничтожение врагов царя, как внешних, так и внутренних. Нармер и его предшественники приходили к власти насильственным путем, и они без колебаний применяли насилие, когда требовалось ее удержать. Образы, используемые для прославления монархии, были откровенно жестокими: царь в виде льва, гигантского скорпиона, свирепого сома, дикого быка или супергероя, размахивающего булавой, – все это заключало в себе и обещание, и угрозу.
В этом контексте одной из самых жутких сцен из жизни раннего Египта является ряд фигур, украшающих навершие булавы Скорпиона. Они представляют собой царские штандарты, символизирующие различные аспекты власти царя. Но они также служат в качестве виселицы. С каждого из них свисает птица с хохолком, в которой нетрудно распознать чибиса, подвешенная за шею на веревке. В иероглифическом написании чибис (рехит на древнеегипетском языке) символизировал простой народ, противопоставляемый малому кругу родственников царя (пат), стоявших у руля правления. Таким образом, на булаве Скорпиона простолюдины показаны повешенными по воле царской власти. Этот месседж многократно повторялся потом в египетской истории. Например, постамент статуи царя Джосера, строителя первой пирамиды, украшен луками (обозначающими чужестранцев) и чибисами – так, чтобы царь мог попирать ногами как своих врагов, так и подданных. Египтологов коробит от подобных деталей, но с этим ничего не поделаешь. Автократические режимы создаются силой и погибают от силы, и Древний Египет не был исключением.
Самые жуткие примеры этой традиции были найдены в гробницах первых правителей Египта. В Нубте, в некрополе знати, который датируется примерно 3500 годом, кроме обычного погребального инвентаря, нашли еще кое-что. С наружной стороны стен гробницы по ее периметру лежали человеческие берцовые кости, а внутри – набор черепов. Расчлененные тела нескольких людей были, очевидно, захоронены вместе с владельцем гробницы. В Нехене останки, находимые на додинастическом некрополе, часто носят следы скальпирования и обезглавливания. В Адайме, расположенном неподалеку, найдены останки двух человек, которым сперва перерезали горло, а потом отрубили голову. Археолог, нашедший их, предполагал, что это – ранний случай самопожертвования: верные слуги, покончившие с собой, чтобы последовать за своим господином на тот свет. Однако исследование царских гробниц I династии в Абджу заставляет предположить иную, более мрачную трактовку.