– Не сделать ли капеллу красками и золотом побогаче? Бедновато, бедновато, – размышлял понтифик.
– В те времена люди золота на себе не носили, – я был непреклонен, – а те, кто там изображены, и богатыми-то никогда не были!
Так всё осталось, как есть. Эта работа добавила мне известности как в Италии, так и в Европе. Лишь вернувшись к обычной жизни, я заметил, что четыре года с закинутой вверх головой не прошли для меня даром: я так испортил зрение, что несколько месяцев потом не мог читать и рассматривал рисунки не иначе как снизу вверх.
Я – мастер, зачарованный своим творением: каждый мазок в нём пронизан величием и силой абсолютной любви. Всякий раз, вглядываясь в купольную роспись капеллы, я смотрю, Донна, в глаза самому Богу.
Натруженные титаническим трудом руки ноют несносно: они не знали пощады ни дня. Мои руки творят как руки Бога! «Некрепко любим то, что плохо зримо. – Я улыбнулся ночи. – Донна зрима ясно и Бог отчетливо зрим. К утру рукам будет полегче». Благословенный сон снизошёл на моё скромное лежбище…
Двадцать лет спустя провидение снова призовёт меня в Сикстинскую капеллу. Мне предстоит сотворить для неё колоссальную по размеру и размаху фреску «Страшный суд». Я опять обойду путь иконографии традиционной. Пять лет жизни станут годами вдохновенной работы. Людское скопление, где праведников едва ли можно отличить от грешников. Людская нагота, как телесная, так и духовная… Когда человек более всего уязвим? Когда он наг. И всё это племя людское – оно от Бога и пред Богом… И каждому человечищу здесь уготовано держать ответ за свои деяния, за чистоту дарованного ему лика.
Я стану воплощать замысел под шепот стихов Данте. У меня превосходная память и я, читая «Божественную комедию», не единожды, смог запомнить текст без изъянов. На фреске появится сам Данте Алигьери – человек большой и гордой души, отмеченный суровой судьбой, изгнанник сострадающий, мятежный, скорбящий и радостный. Я буду восхищаться им, увидев его в полный рост. Живое сердце может накрепко соединить людей, разделённых временем. Моё сердце найдёт в прошлом великого флорентийского поэта.
В 55 меня объявят мятежником, и я укроюсь в горах и лесах Сполето среди отшельников. Именно там, в Монтелупо, обрету устойчивый мир внутри себя. Вскоре меня помилуют, и я вновь вернусь в Рим…
Я родился в горах Тосканы, в небольшом городке Капрезе. Провидение подарило мне особое детство в местечке Сеттиньяно[8]. Подрастал в чужой семье, моей кормилицей стала жена камнетёса. Первая музыка, что я запомнил и полюбил, – звуки распила и рубки камня. Их я впитывал с грудным молоком, ими пропитался насквозь. Первыми моими игрушками были осколки мрамора и резцы.
Жизнь дала мне всё необходимое – вначале три года ученичества в мастерской Доменико Гирландайо, потом я был замечен Лоренцо Великолепным. Попав в его школу, учился скульптуре и ваянию у Бертольдо ди Джованни, ученика и помощника самого Донателло. После кончины благодетеля вернулся в отчий дом и вскоре получил заказ на статую Геркулеса. Я исполнил его и принёс отцу первые трудовые деньги.
Всю дальнейшую жизнь я смогу поддерживать деньгами отца и братьев. Меня сочтут нелюдимым. Не это главное. Важно лишь то, что всю долгую жизнь я буду заниматься делом, без которого себя не мыслю. Бог станет мне опорой, и потому меня не сломят ни происки недоброжелателей, ни завистники, ни откровенная клевета, ни непонимание, ни поругание моих творений.
А мрамор я буду обрабатывать не так, как принято. Вытачивать скульптуру со всех сторон? Нет, не моё это! Я чувствовал с детства, где лицо камня, и то, что скрыто за ним. Потому, ещё в юности, мне пришло в голову ваять, извлекая фигуру из каменной толщи. Вот так, с лица, углубляясь в мраморную твердь, можно без искажений высвободить из камня изначально скрытый в нём образ.
В работу буду вкладывать всю свою неуемную страсть, полёт воображения, терзающую меня боль и величайшую силу земной любви. Усердно работая, я достигну совершенства настолько, что смогу изображать невозможное – свет человеческой души.
Леонардо да Винчи. Учебный рисунок «Давида» Микеланджело, бумага, Королевская библиотека в Виндзорском замке, Лондон, Англия. (Royal Library, Windsor).
Рим дал мне всё! Мне было двадцать три года, когда, благодаря поручителю банкиру Якопо Галли, я получил потрясающий заказ на «Скорбящую Мадонну». Это он написал обо мне: «Я ручаюсь, что названный Микеланджело закончит названную вещь «Скорбящая Мадонна» в течение года. И это будет лучшим мраморным изваянием, которое Рим сможет показать в настоящее время. И ни один художник в наши дни не сможет сделать что-то более совершенное». Мог ли я подвести его, мог ли не оправдать столь огромное доверие? И появилась «Пьета» в человеческий рост – Дева Мария с мёртвым Христом на руках. Лишь на этой скульптуре, вдоль пояса, стягивающего грудь Богоматери, я написал своё имя.
В двадцать шесть поступило предложение из родной Флоренции. Так я взялся ваять Давида. За огромную мраморную глыбу брались многие, но она никому из них не далась. Камень ведь тоже может сопротивляться. Даже гениальный да Винчи, владеющий языком камня, отказался от неё. Некий Симоне изуродовал мрамор настолько, что на него просто махнули рукой.
Я высекал юного Давида с пращой в руке два года. Два года выводил Давида на свет, превращая камень в человеческое тело. Я сумел показать не только Флоренции, но и всей Италии, как выглядит человек, готовый отдать жизнь за свободу. Мой свободолюбивый Давид стоит у дворца Республики и о нём, со временем, будет знать весь мир.
Горько принимать факт, что в девятнадцатом веке, когда копию Давида привезут в Лондон, королева Виктория сочтёт её неприличной настолько, что пожелает прикрыть естественную красоту Давидова тела фиговым листком. Картину «Леда и лебедь» сожгут по приказу жены французского короля Людовика XIII, за неприличность содержа-ни я. Бронзовой четырёхметровой фигуре Юлия Второго дано прожить лишь четыре года: с фасада главного собора Болоньи её скинут мятежники. Фреску «Страшный суд» прикроют штанами и драпировками. Видите ли, Его Святейшество углядит в ней слишком много оголённых срамных частей. Почему мораль требует стыдиться естества? Бог породил людей совершенными, но за века люди научили себя стыдиться божественной красоты. Я не стану уродовать фреску, но один из моих учеников решится на то и увековечит себя: народ прозовёт его оштаниванщиком.
Мне доведётся быть главным архитектором собора Святого Петра в Риме, ваять мраморные День и Ночь, Утро и Вечер. Я извлеку из камня Моисея и рабов, а также сильных мира сего – герцогов Лоренцо и Джулиано Медичи.
Всякий день кормит меня небольшим количеством хлеба и вина. Я так привык. Я приучил себя мало спать. Не трачу много времени на то, чтобы одеваться и раздеваться, и часто, измученный работой, засыпаю одетым. Сон всегда недолог, я поднимаюсь среди ночи и берусь за резец. Из картона смастерил себе шлем. Прежде чем приступить к работе, поджигаю свечу из козьего сала и устанавливаю её на макушку шлема. Свечного огня мне хватает, чтобы не дожидаться в праздности рассвета.
Я проживу жизнь человека, умеющего сопротивляться неподвижной силе материала – камня иль обстоятельств, житейских трудностей, человеческих слабостей и недугов. В глубокой старости, с трудом удерживаясь на ногах, я всё ещё буду работать, преодолевая боль, слепоту, слабость сердца и печаль.
Меня не станет в 88 лет, я не доживу лишь двух недель до моего очередного дня рождения. Меня погребут в усыпальнице Сант’Апостоло пред лицом всего Рима. Вскоре моё тело тайно вывезут на родину. Там в церкви Святого Креста (Basilica di Santa Croce[9]) – усыпальнице знаменитых флорентийцев – я обрету последний приют. С того дня у меня более не будет ни прошлого, ни будущего, мой удел – лишь настоящее. Я вижу судьбы своих творений, но влиять на них уже не в моей власти.
Что могу ещё сказать? Пожалуй, я очень жалею, что не сумел закончить последнюю «Пьету», но мне не в чём упрекнуть себя, я буду трудиться над ней, пока не остановится сердце. Я встретил за жизнь много неблагодарности и подлости. Я сердился на тех, кто чинил мне обиды, но никому из них не мстил. Да, не стану скрывать, я видел в себе Бога. Я пронёс по жизни его лик, на большой высоте ни разу не уронив. Может, потому люди назовут меня Божественным. Уцелевшие творения мои не стареют, они приобщают людей к тайне гармонии. Случайна ли титаническая моя одарённость? Случайность ли жизнь, исполненная служения?
Примечания
1
Анджело (Angelo) – мужское имя Angelo в итальянском языке означает «Ангел».
2
Basilica di Santa Maria del Santo Spirito (итал.) – католическая церковь Святого Духа во Флоренции находится на одноименной площади. Возведена по проекту Филиппо Брунеллески в XV веке как чистейший архитектурный образец раннего ренессанса.
3
Buongiorno (итал.) – добрый день.
4
Buongiorno, signore (итал.) – добрый день, синьор.
5
Фрагменты поэзии Микеланджело подобраны мной в трактовке поэта и переводчика А.М.Эфроса
6
Понтифик (лат. pontifex – строитель мостов) – титул верховного жреца в Риме. Своим бытием понтифик прокладывает мост между земной и божественной реальностями. Позже римские Папы как главы священнической касты католического мира применили этот титул к себе. Один из титулов Папы
7
Прелат (лат. praelatus – предпочтенный, поставленный над кем-либо) – высший духовный сан в римско-католической церкви, имеющий право судить.
8
Сеттиньяно (Settignano) – тосканский городок с потрясающим панорамным видом на Флоренцию. Расположен на северо-востоке от Флоренции. Сеттиньяно – любимое место отдыха Джованни Боккаччо, Микеланджело Буонарроти, Никколо Томмазео, Габриэле д’Аннунцио, Лео Штайн. Некоторое время в этом месте жил Александр Блок.
9
Basilica di Santa Croce (итал.) – крупнейшая в мире францисканская церковь Святого Креста расположена в центре Флоренции. Является знаменитой туристической достопримечательностью Тосканы. По легенде церковь была основана самим святым Франциском Ассизским. Базилика прославлена работами выдающихся мастеров: Джотто, Донателло, Антонио Канова, Джованни да Милано, Таддео Гадди, Антонио и Бернардо Росселлино и мн. других. Здесь похоронено около 300 знаменитых флорентийцев – деятелей культуры, науки и политиков. Среди них: Галилео Галилей, Никколо Макиавелли, Микеланджело Буонарроти, Джоаккино Россини и пр.