Я молчал, размышляя над ее словами.
– Надеюсь, твое неприятие несколько ослабло. Далее, я дам тебе более четкое видение твоей собственной цели. Изучение шаровой молнии не является фундаментальной наукой. Единственным возможным применением этого физического явления может быть оружие. Если отбросить военных, кто еще будет финансировать твой проект? Не думаешь же ты, что сможешь породить шаровую молнию только карандашом и бумагой.
– Однако в настоящий момент нам приходится полагаться только на карандаш и бумагу. – Я рассказал Линь Юнь о планах Гао Бо.
– Это означает, что мы будем работать вместе? – воскликнула девушка, вскакивая на ноги.
– Должен тебя поздравить: ты умеешь убеждать.
– В нашей работе без этого не обойтись. Каждый божий день «новым концепциям» приходится убеждать людей принимать самые странные идеи. Нам удалось успешно провести через Главное управление вооружений идею оружия на основе молнии, но пока что мы ничем не можем порадовать своих кураторов.
– Я прекрасно понимаю, в каком нелегком положении вы оказались.
– Наше положение не просто нелегкое. Проект создания оружия-молнии застопорился, и нам приходится рассчитывать только на себя. Как правильно сказали вы с директором Гао, сначала мы должны подготовиться теоретически. Возможность обязательно представится! Эта идея чересчур соблазнительная. Я не хочу думать, что проект просто свернут… Кстати, ты ужинал? Пошли, я угощаю.
* * *
Мы вошли в ресторан. Приглушенное освещение, народу совсем мало, пианист играет мягкую музыку.
– Среди военных ты чувствуешь себя совершенно естественно, – заметил я, после того как мы сели за столик.
– Возможно. Я с раннего детства связана с армией.
Внимательно разглядывая свою спутницу в тусклом освещении, я обратил внимание на ее брошку, единственное украшение на ней, имеющее вид кинжала размером со спичку с парой крошечных крыльев на рукоятке. Брошь была серебряная, очень красивая, и сверкала в полумраке подобно висящей на шее звезде.
– Тебе нравится? – спросила Линь Юнь, переводя взгляд на брошь.
Кивнув, я сказал, что это довольно милая вещица, хотя на самом деле мне было очень неловко, поскольку, как и накануне с духами, Линь Юнь сразу же заметила то, что привлекло мое внимание. Как следствие узкого круга общения я практически не имел дела с представительницами противоположного пола, тем более с изяществом и чувственностью, но обнаружить эти женские качества воплощенными в женщине, которая возила в своей машине противопехотную мину, было просто непостижимо.
И тут мне предстояло узнать, что брошь и жуткий бамбук неразрывно связаны друг с другом.
Сняв брошь с шеи, Линь Юнь зажала пальцами рукоятку крошечного кинжала, а другой рукой взяла со стола вилку и ложку. Держа их вертикально, она плавно провела кинжалом. К моему изумлению, стальные вилка и ложка оказались разрезаны пополам, словно восковые.
– Этот материал сделан из кремния с применением специальной технологии манипулирования отдельными молекулами, острие имеет толщину всего в несколько молекул. Это самое острое лезвие на свете.
С опаской взяв протянутую брошь, я изучил ее на свету. Лезвие было практически прозрачным.
– Разве не опасно носить подобную вещь?
– Мне нравится это чувство. Точно так же, как эскимосам нравится холод. Это чувство ускоряет ход мыслей, рождает вдохновение.
– Эскимосы не любят холод. Просто у них нет выбора. А ты… ты не такая, как все.
– Мне тоже так кажется, – кивнула Линь Юнь.
– Тебе нравится оружие, нравится опасность, а что насчет войны? Она тебе нравится?
– В нынешних обстоятельствах вопрос стоит не так, нравится или не нравится нам война. – Линь Юнь ловко ушла от ответа на мой вопрос, и я понял, что сегодня она не собирается открываться передо мной. Быть может, такой день не настанет никогда.
Однако наша беседа оставалась непринужденной, и нам было о чем поговорить. Ум Линь Юнь был таким же острым, как и ее маленький кинжал, – у меня перехватывало дыхание от ее уколов, а такого рационального хладнокровия мне еще не доводилось видеть в других женщинах.
Но она не раскрывала мне свое прошлое и старательно меняла тему, когда разговор начинал двигаться в том направлении. Я понял только то, что ее родители были военные.
Не успели мы оглянуться, как стукнуло два часа ночи. Свечи на нашем столике почти догорели, в ресторане, кроме нас двоих, никого не осталось. Подошедший пианист спросил, что мы желаем услышать, красноречиво намекая на то, что нам пора убираться.
Я попытался предложить что-нибудь малоизвестное, чтобы мы смогли задержаться в ресторане, если он не сможет это исполнить.
– В «Шехерезаде» есть одно место, когда Синдбад отправляется в путешествие. Забыл, как оно называется.
Покачав головой, пианист предложил выбрать другую вещь.
– Тогда исполните «Времена года», – сказала Линь Юнь. Повернувшись ко мне, она добавила: – Наверное, тебе больше всего нравится «Лето», время гроз и молний.
Мы продолжали разговаривать под мелодию «Времена года», на гораздо менее серьезные темы, чем прежде.
– Я убеждена в том, что ты никогда не разговаривал с самой красивой девушкой в группе, – сказала Линь Юнь.
– Разговаривал, – возразил я, вспоминая ту ночь в библиотеке, когда самая красивая девушка в группе спросила у меня, что я ищу. Однако я не смог вспомнить, как ее звали.
Когда мелодия Вивальди закончилась, наконец настало время уходить, но Линь Юнь, улыбнувшись, предложила мне подождать.
– Я сама исполню для тебя то место из «Шехерезады».
Она села за пианино, и Римский-Корсаков, мой товарищ в несчетные одинокие ночи, нахлынул подобно весеннему ветру. Глядя на гибкие пальцы Линь Юнь, танцующие по клавишам, я внезапно понял, что хотел услышать это произведение, поскольку ресторан напомнил мне порт. Красивая женщина-майор рассказывала мне историю путешествий Синдбада языком музыки, рассказывала про океан в шторм и штиль, про принцесс, фей, чудовищ и драгоценные камни, про пальмы и песчаные пляжи в лучах заходящего солнца.
На столе передо мной в свете догорающих свечей тихо лежал самый острый кинжал на свете.
Глава 8
SETI@home
И снова я начал считать ангелов на острие иголки, но на этот раз Линь Юнь считала их вместе со мной.
В процессе построения математической модели я обнаружил, что, хотя математические способности Линь Юнь не шли ни в какое сравнение с моими, она обладала обширными познаниями в самых разных областях, чего требовал ее род деятельности. Линь Юнь была сильна в компьютерах, поэтому именно она программировала модели. Ее программы предоставляли возможность зрительно увидеть результаты; то есть если математические расчеты оказывались успешными, на экране появлялось трехмерное изображение шаровой молнии, со всеми мельчайшими подробностями, в замедленном виде демонстрирующее высвобождение энергии, в то время как во втором окне в трехмерной координатной сетке отслеживалась ее траектория. По сравнению с сухими таблицами и графиками моих предыдущих программ то, что написала Линь Юнь, получилось не просто нагляднее и эстетичнее: если прежде мне приходилось проводить подробный анализ, отнимающий много времени, чтобы определить, насколько удачной получилась модель, теперь все это автоматически выполнял компьютер. Новое программное обеспечение существенно ускорило нашу работу по созданию теории шаровой молнии.
Для того чтобы описать шаровую молнию, можно создать бесчисленное количество математических моделей – главное, нужно построить математически стройную систему, не нарушающую физические законы, которая соберет всю энергию электромагнитного поля в шар, имеющий стабильное состояние, и тем самым будут учтены все известные на настоящий момент характеристики шаровой молнии. Однако добиться этого было не так-то просто. Один астроном как-то сделал любопытное замечание: «Возьмем звезды. Если бы на самом деле они не существовали, было бы проще простого доказать то, что их существование невозможно». То же самое применимо и к шаровой молнии. Осмыслить, каким образом электромагнитные волны, распространяющиеся со скоростью света, можно заключить в такой маленький шар, – от этого можно было сойти с ума.
Однако при достаточном терпении, воодушевленно взявшись за безнадежное дело, можно было построить такие математические модели. А вот выдержат ли они экспериментальную проверку – это был уже совершенно другой вопрос, и, сказать по правде, я был практически уверен в том, что все опыты завершатся неудачей. Построенные нами модели учитывали лишь некоторые характеристики шаровой молнии; то, что было упущено в одной модели, оказывалось в другой, но ни одна модель не учитывала сразу все известные характеристики.
Если не считать упомянутых выше электромагнитных волн, заключенных в ограниченный объем, одним из самых загадочных свойств шаровой молнии была та избирательность, с которой она высвобождала заключенную в ней энергию. На компьютере виртуальная шаровая молния, созданная математической моделью, была подобна бомбе, которая превращает все вокруг в пепел, если только к чему-либо прикоснется или самостоятельно высвободит свою энергию. Всякий раз, когда я видел это, у меня в памяти возникали обугленные книги на совершенно нетронутой полке, приготовленные продукты в таком же нетронутом холодильнике, сгоревшее дотла нижнее белье, надетое на мне под совершенно целой рубашкой, и холодные дольки апельсина рядом с тем местом, где сидели мои сожженные родители… но глубже всего у меня в сознании отпечаталась тетрадь, которую показал мне Чжан Бинь, с чередующимися целыми и сгоревшими страницами, – наглядная демонстрация таинственных сил, безжалостно уничтоживших мою уверенность.
* * *
Бо́льшую часть времени я работал в Институте изучения молний, но иногда отправлялся в «Новые концепции».
Почти все коллеги Линь Юнь были мужчины – в основном военные; но даже вне работы я редко видел ее в обществе женщин. Все окружавшие ее молодые офицеры принадлежали к быстро растущей прослойке интеллектуалов, но при том обладали мужественностью, какая редко встречается в современном обществе. Поэтому рядом с ними я остро ощущал собственную неполноценность, что особенно сильно проявлялось тогда, когда Линь Юнь начинала обсуждать с ними вопросы военного характера, в которых я ничего не смыслил. И главным соперником оказался военный моряк с фотографии у нее на столе.
Когда я встретился с Цзян Синчэнем, тот уже был в звании капитана первого ранга, из чего следовало, что Линь Юнь уже давно с ним знакома. Ему было лет тридцать с небольшим, но выглядел он даже моложе, чем на фотографии. Дослужиться в таком возрасте до капитана первого ранга – это большая редкость.
– Цзян Синчэнь, командир авианосца «Чжуфын», – представила мне его Линь Юнь.
От меня не укрылось то, что она, обращаясь к капитану, не назвала его звание. Вдобавок они обменялись взглядом, красноречиво говорящим об их отношениях.
– Доктор Чэнь, Линь Юнь много рассказывала о вас, о вашем увлечении шаровой молнией.
Говоря, капитан мягко смотрел мне в лицо, и в его поведении сквозила искренность, которая сразу же меня успокоила. Признаться, командира авианосца я представлял себе другим.
С первого же взгляда я понял, что соперничать с Цзян Синчэнем бесполезно. Полная противоположность столичным щеголям, стремящимся покрасоваться перед женщинами, капитан старался скрыть свою силу, как знак великодушия или же опасаясь, что сможет задеть этим такого человека, как я. Казалось, он не переставал повторять: «Право, я очень сожалею, что рядом со мной вы чувствуете свою неполноценность. Я не нарочно. Давайте постараемся изменить такое положение вещей».
– Ваш авианосец обошелся каждому жителю страны в десять юаней, – сказал я, пытаясь показать свою непринужденность, однако как только эти слова слетели с моих уст, я понял, насколько они неуклюжи.
– Это не считая самолетов палубной авиации и кораблей сопровождения, – совершенно серьезным тоном подтвердил Цзян Синчэнь, вторично успешно избавляя меня от смущения. – Поэтому каждый раз, когда мы выходим в море, я ощущаю на своих плечах огромную ответственность.
Знакомство с Цзян Синчэнем огорчило меня не так сильно, как я опасался; вместо этого мне показалось, будто с души свалился камень. Линь Юнь превратилась в моем сознании в идеал совершенства, в целый мир, который я уважал, к которому мог обратиться, чтобы отдохнуть и расслабиться; однако я тщательно следил за тем, чтобы не завязнуть в нем. Нас разделяла какая-то невидимая грань, которую я, однако, отчетливо ощущал. Для меня Линь Юнь была подобна миниатюрному кинжалу, который она носила на шее: чистая красота, в то же время острая и смертельно опасная.
* * *
Долго провозившись с несколькими первыми моделями, я постепенно освоился, и каждая новая моя модель учитывала все больше известных характеристик шаровой молнии. В то же время модели требовали растущего объема вычислений, и иногда «Пентиум-IV» с тактовой частотой 3 ГГц работал по несколько дней, завершая построение. Тогда Линь Юнь в «Новых концепциях» связала в сеть восемнадцать компьютеров, и мы стали разбивать модели на восемнадцать частей, чтобы просчитывать их параллельно на восемнадцати машинах, что значительно повысило эффективность.
Когда я наконец представил модель, учитывающую все известные свойства шаровой молнии, произошло событие, которого опасалась Линь Юнь. На этот раз она, получив модель, не приступила сразу же к программированию, а потратила несколько дней на оценку сложности вычислений. Получив результаты, она вздохнула.
– У нас проблема, – сказала Линь Юнь. – Расчеты показывают, что одному компьютеру для выполнения всех вычислений потребуется около пятисот тысяч часов.
Я был ошеломлен:
– Но это же… больше пятидесяти лет?
– Да. По прошлому опыту, каждой модели требуется несколько этапов отладки, прежде чем она становится работоспособной. В данном случае отладка, вероятно, будет еще более длительной, поскольку модель такая сложная. А мы должны полностью завершить моделирование за десять дней.
Я быстро прикинул в уме.
– То есть нам необходимо почти две тысячи компьютеров, работающих параллельно.
Тогда мы стали искать рабочую станцию, но это оказалось очень непросто. Ни в Институте изучения молний, ни в «Новых концепциях» такой не было; самой мощной машиной был «Альфа»-сервер. Все рабочие станции министерства обороны были загружены под завязку, к тому же получить к ним доступ было крайне сложно, а поскольку наш проект не значился как разработка военного характера, все старания Линь Юнь выделить нам время окончились безрезультатно. Поэтому нам оставалось только возложить свои надежды на рабочие станции гражданского сектора, где у нас с Линь Юнь не было никаких связей. Мы обратились за советом к Гао Бо.
Однако его положение оказалось незавидным. Заняв должность директора института, он превратил все подразделения в коммерческие предприятия, полностью зависимые от рынка. Набрав новый персонал, Гао Бо оставил не у дел многих опытных сотрудников. Стиль его руководства был скорее импульсивным, чем продуманным, и в сочетании с недостаточным пониманием национальных особенностей и человеческого фактора это обусловило то, что его отношения с руководящей иерархией были натянутыми.
Экономические просчеты Гао Бо оказались еще серьезнее. Став директором, он первым делом направил все силы института на новые разрядники для защиты от искровых перенапряжений и нейтрализаторы статического электричества, в корне отличающиеся от обычных средств защиты от молний, сосредоточив внимание на полупроводниковых нейтрализаторах, оптимизированных громоотводах, лазерных аттракторах молний, ракетных аттракторах молний и аттракторах на основе водяных пушек. Однако как раз в этот момент новые разрядники для защиты от искровых перенапряжений и нейтрализаторы статического электричества обсуждались на конференции комитета по изучению высоковольтных устройств, перегрузки и изоляторов Китайского электротехнического общества; было принято решение, что ввиду отсутствия каких-нибудь теоретических или экспериментальных обоснований того, что новые нестандартные устройства обладают какими-либо преимуществами по сравнению с обычными устройствами защиты от молний, и с учетом того, что в этой области по-прежнему остается много нерешенных проблем, нетрадиционные средства защиты нельзя применять в инженерных проектах. Влияние комитета в научных кругах было очень высоким, и точка зрения комиссии автоматически стала основой всех государственных работ, связанных с молниями. Это означало, что доступ к рынку всем нестандартным системам, находящимся в стадии разработки, оказался закрыт. Когда я отправился к Гао Бо с разговором о рабочей станции, тот как раз искал меня, чтобы попросить приостановить все работы, связанные с изучением шаровой молнии, и полностью сосредоточиться на разработке новой системы обнаружения молний для энергетических станций и завершить проект защиты от молний Центрального театра в Пекине. Посему ни о какой рабочей станции не могло быть и речи. Мне оставалось заниматься шаровой молнией в свободное время.