Он не был выдающимся журналистом, но кое-какие его статьи, бывало, мелькали в крупных газетах. Поговаривали, что кому-то они даже нравились.
– Вы знаете, где родились?
– Кажется, в какой-то деревне на окраине Портсмута. Мы потом быстро перебрались в Бельгию, – уже более заинтересованно ответил мужчина.
Женщина перед ним отчего-то неуютно заерзала на стуле, и Мартис решил подняться, чтобы смотреть подростку прямо в глаза.
– И какой это был год?
– Ну, я думаю, ты и сам достаточно неглуп, чтобы посчитать. К тому же мне «посчастливилось» стать ровесником трагедии в Женеве.
Снова послышались удивленные возгласы, как будто в этот год никто больше не рождался. К чему этот паренек клонил?
Мальчик, казалось, тоже был поражен, даже напуган. Его розовощекое веснушчатое лицо вмиг побледнело, юношеский блеск в глазах потух, и он словно постарел на несколько десятков лет.
– Мне… жаль, – заплетающимся языком произнес он, да так, что услышать могли только первые ряды.
Женщина впереди неожиданно затряслась, и Мартис с испугом подумал, что у нее начался приступ эпилепсии. Но его отвлек очаровательно чарующий голос Маргарет Авельсон.
– И вы абсолютно уверены в своем поле? – отстраненно произнесла она.
Мужчине показалось, что его тоже начинает трясти.
– Да за кого вы меня принимаете! Конечно же, я все это знаю и во всем уверен! Что за цирк вы разводите! Хватит отвлекать добропорядочных людей от более важных дел!
Он в порыве злости пнул кресло впереди и развернулся, чтобы уйти, но тут та самая подозрительная зрительница в первом ряду резко подскочила и издала пронзительный то ли крик, то ли плач и кинулась на сцену, грозя кулаками несчастному подростку. Тот же вместо того, чтобы в испуге отскочить, замер как вкопанный и, не мигая, с грустью в глазах смотрел на свою нападавшую. Высокая и, похоже, достаточно мускулистая женщина успела пару раз ударить мальчика по голове своей увесистой сумкой так, что тот отлетел к боковой стенке и замер там. Затем неуравновешенную от него оттащила охрана. Дама вырывалась, скалилась и кричала на весь зал: «Не смей! Не смей извиняться! Твои слова ничего не стоят! Ты мерзкий, лживый убл…» А затем ей заткнули рот первой попавшейся тряпкой и увели со сцены.
Мартис стоял, не двигаясь, хотя, казалось бы, мог так же, как Донарс, подорваться и побежать спасать несчастного. Но его поразила эта сцена, и он хотел запомнить ее всю целиком: разъяренная обезумевшая женщина, мальчик со стеклянными глазами, блондинка, ставшая чуть поодаль и смотревшая на избиение, не мигая, и ведущий, который прибежал на крики и ошарашенно замер. Его искаженное страхом лицо Мартис запомнил отчетливее всего, а затем, насладившись этим сполна, поднял с пола выроненные Донарсом блокнот и ручку. Правая рука как будто сама по себе взметнулась вверх. Наступила тишина. Слегка выждав, как полагалось только истинному профессионалу, журналист произнес:
– Ну что ж, господин ведущий, и как же вы это объясните?
И в этот момент эфир прервался.
[Клинт Лайман]
Внутри него зародилось смятение. Он не знал, как это должно было отразиться на лице, но чувствовал, что познал нечто новое. Когда ту, что, не жалея сил, ударила его, увели охранники, наступила неловкая тишина. До этого момента Клинт не знал, что тишина может иметь эмоциональную окраску.
– Эй, ты как? В порядке? – какая-то женщина помогла ему подняться и провела за сцену, чтобы найти что-то холодное.
– Не переживайте, все хорошо, – мальчишка так искренне улыбнулся, что дама на порядок старше его вдруг смущенно отвела взгляд.
– В следующий раз, как увидишь, что тебя пытаются ударить, – уворачивайся, – обратился к Клинту показавшийся в проходе журналист, с которым ему посчастливилось беседовать пару минут назад. – И чего только застыл, словно столб?
– Вы тоже были не особо поворотливы, сэр. Прекрасно понимаю, как тяжело быстро реагировать в ваши годы.
Клинт действительно представлял себе ситуацию, но из уст мальчишки это звучало издевкой. Раньше ему бы и в голову не пришло, что у одной и той же фразы может быть разный смысл.
Мартис заинтересованно глянул на юношу.
– А ты, похоже, из прямолинейных. Мне нравятся такие. Хотя твоя речь на сцене меня порядком вывела из себя. Что за ахинею ты, черт возьми, нес? Неужели канал уже не в состоянии заплатить даже сценаристу? – мужчина разочарованно вздохнул. – Не стоит участвовать в подобных мероприятиях, чтобы они там тебе не обещали.
– Ничего.
Клинту нравилось это слово на вкус. Такое ностальгически обжигающее.
– Что, прости?
– Они ничего мне не обещали. Это я им обещал, – он немного помедлил, ожидая, когда «зритель» созреет. – Мы все поклялись рассказать правду, но передумали. Нет, струсили.
Лайман наблюдал, как брови журналиста поползли вверх, придавая лицу глуповатый вид. Раньше Клинту нравилось удивлять людей, шокировать, вводить в ступор своими хаотичным и непоследовательными действиями. Скольких же он обрел этим на гибель?
– Хочешь сказать, что правда веришь в то, что эти люди пытаются всем навязать? Кому в здравом уме придет в голову вспоминать звезду, умершую столетия назад? Что нам до всего этого? Даже семейные разборки моих соседей и то показались мне интереснее! – Мартис задумчиво усмехнулся. – Эти идиоты уже почти одиннадцать лет совместной жизни не могут определиться, кто на какой стороне кровати спит.
Слушая уже вполуха, Клинт краем глаза наблюдал за только что зашедшей Маргарет, которая тут же направилась вдаль помещения. Именно там, в углу на скамейке, оставили тучную женщину лет тридцати со странно впавшими щеками и огромными синяками под глазами. В черных волосах уже блестела седина, взгляд был затуманен, возможно, она пила. На свой возраст женщина едва ли выглядела, но юноша подсознательно уже знал про нее все. Было достаточно лишь одной фразы, чтобы понять, за что та так его ненавидит. Он сам себя ненавидел за это.
Охранник стоял от женщины чуть поодаль, видно, мало желая встречаться с ней лоб в лоб. На его щеке виднелись красные следы от ногтей. Клинт инстинктивно потрогал рукой свой ушиб.
– Может, все же обратиться к врачу? – вновь подала голос женщина, что привела его сюда.
Он уже успел о ней забыть. Дурная привычка.
– Вдруг это сотрясение.
Но подросток лишь в очередной раз покачал головой. Собственная боль его отрезвляла. Маргарет тем временем о чем-то оживленно болтала с напавшей. Неужели хочет предложить присоединиться? Это было меньшее, на что Клинт сейчас рассчитывал. Впрочем, у него была своя задача.
– Господин Мартис, – юноша прервал поток речи, который по-прежнему продолжал литься изо рта журналиста. – То, что я говорил на сцене… – он замялся. – В общем, простите…
– Да не переживай, я и не такого наслушался. Главное, больше не лезь в подобное, и все будет хорошо.
Леон Мартис по-отцовски потрепал Клинту волосы, отчего у того по всему телу пробежали мурашки.
Юноше почему-то стало чертовски неловко рушить его устоявшуюся систему мира. Наверняка он неплохо живет, игнорируя все, выходящие за пределы нормы. Даже, можно сказать, правильно. Чем сильнее забиваешь голову всякими «а если», тем глубже погружаешься в сомнения. Леон Мартис отрицал сомнения. Это было видно по его невозмутимому лицу. Скажи ему любой доказанный факт, о котором он не знает, и мужчина найдет тысячи способов доказать его нереальность. Привычки журналиста въелись в саму суть его личности. Рушить такую стабильную систему – сущее преступление.
– Простите, – снова повторил Клинт, – но я говорил серьезно. Боюсь, что все те вопросы, на которые вы так легко отвечали в зале, являются самыми сложными для нас.
– И почему же? – все также беззаботно поинтересовался Мартис, попутно провожая взглядом симпатичную девушку, помогшую пареньку.
– Потому что все мы жили пятьдесят лет назад, умерли и переродились вновь. Вы ведь слышали, как ведущий говорил о реинкарнации? Может, он сам в это и не верит, но мы пришли сюда не ради шоу, а ради помощи.
После этих слов подросток – нет, мужчина – почувствовал на себе тяжкий груз вины, который упал в бездонную яму его сожалений.
[Леон Мартис]
Сколько может длиться одна жизнь? Десять лет, тридцать, восемьдесят? Этого в любом случае всегда мало. А потом все начинается сначала? Или идет дальше?
Леон Мартис думал об этом не больше десяти секунд, прежде чем дать свой обычный скептический ответ, но сам факт того, что эта мысль закралась в его голову, уже был отклонением от нормы.
– И чего ты ждешь от меня, смотря такими щенячьими глазами?
Его мутило от притворства практически на уровне хронической болезни.
– Осознания, что весь мир не станет подстраиваться под ваши представления.
– То есть ты действительно веришь в эту чепуху?
Мальчишка промолчал. Журналисту нравилось, что он не имел привычки отвечать на очевидные вопросы. Решив сменить тему, он произнес:
– Так почему же на такого безобидного паренька, как ты, набросилась та дамочка?
– Видимо, потому что знает, кем я был в прошлой жизни, – без раздумий бросил Клинт и снова отвел взгляд в сторону.
В этот раз Мартис за ним проследил. Две женщины о чем-то крайне заговорщицки шептались. Да так, словно тысячи лет знакомы. Мужчина вспомнил, что Маргарет тоже не проявила никакого желания помочь несчастному на сцене. Значит, они в заговоре? Все женщины – ведьмы, не иначе.
– И кем же ты был? – уже слегка раздражаясь, спросил журналист.
– Чертовки поганым человеком, – с ужасной горечью в голосе ответил юноша.
Не успел мужчина что-то сказать, как парень засеменил в сторону своих знакомых, словно бы потеряв интерес к собеседнику. Если бы Мартис хоть что-то смыслил в манипуляции людьми, тут же бы догадался, в чем тут дело, и наверняка не совершил бы самую большую ошибку в своей жизни. А может, наивысшее благо? Почем чуть более чем заурядному журналисту знать? Он всего лишь пошел вслед за мальчиком, который возомнил себя взрослым. Возможно, затем, чтобы помочь ему, а возможно, просто потому, что всегда хотел сына.
Маргарет тут же окинула его оценивающим взглядом, коим, похоже, забыла удостоить накануне. И было в этом что-то настолько неловкое, что мужчина перевел взгляд на сумасшедшую, сидевшую рядом. Она его как будто и не заметила. Все ее внимание было устремлено на мальчишку. Вена у нее на лбу сильно вздулась, а глаза покраснели. Мартис инстинктивно загородил Клинта рукой.
– Амелия, мы уже обсудили ситуацию. По-другому никак, – миниатюрная блондинка положила руку на плечо женщины, но та ее тут же стряхнула.
Краем глаза журналист заметил, как охранник рядом слегка отодвинулся в сторону. Вот именно так и должен вести себя здравый человек в подобной напряженной ситуации. Если он, конечно, не охранник.
– Это не значит, что я готова с этим смириться. Одна только мысль о том, что он дышит со мной одним воздухом, побуждает достать пистолет и выстрелить. То ли в него, то ли в себя, – Амелия сделала попытку подняться со скамейки, но Маргарет удалось ее удержать.
Мужчина стоял с мыслью о том, что имя Амелия чертовски не подходит этому огромному кому ненависти.
– Я не собираюсь без устали напоминать, ради чего это. И не хочу терять, возможно, единственный шанс на спасение из-за ваших, хм, разногласий, – она чеканила слова так, словно не меньше двадцати лет прослужила в армии. – Леон, так вы готовы нам помочь?
Мартис на секунду опешил, услышав из ее уст свое имя. Мало кто обращался к нему так. Большинству было комфортнее называть фамилию, ни таящую в себе никакого личного отношения. Нина, возможно, была единственным человек, помимо постоянно докучавших соседей, кто называл его так.
– В чем? – выдержав неприлично долгую паузу, спросил он, чуть ли не стесняясь своего незнания.
Однако осуждающий взгляд заслужил Клинт. Он в мгновение ока сжался, словно провинившийся щенок, и тут же перестал казаться взрослым. Похоже, любая провинность заставляла его чувствовать себя ничтожным по какой бы то ни было причине.
– В нашем плане по потере памяти, – как можно мягче постаралась произнести девушка. Но у нее это не особо вышло. – Леон, вы ведь не верите нам, верно? Я прекрасно понимаю, что в такое поверить сложно, практически невозможно. Особенно человеку вашего склада ума.
– И что это значит? – журналисту казалось, что над ним попросту потешается кучка самодовольных актеров настоящего театра абсурда.
– Это ни в коем случае не в плохом смысле. Просто мы с вами во многом похожи, и мне не трудно понять ваш ход мыслей.
Маргарет ностальгически запрокинула голову.
– Моя жена всегда говорила, что я попаду в ад, где буду вынужден испытать все ее мучения на своей шкуре. Что ж…
Мартис ошарашенно уставился на нее. Не то чтобы ему было незнакомо понятие гомосексуализма. Он даже написал несколько статей по этой теме лет в двадцать, когда это еще было модно. Мужчина уже даже был готов отпустить какую-нибудь шутку, связанную со своим удивлением, но девушка, к счастью, его опередила.
– Не спешите с выводами, Леон. Поверьте, моя жена меня бы даже не узнала, заявись я к ней в таком виде. Прежде я носила лишь джинсы да шорты, мылась раз в неделю, а волосы всегда была сострижены под нуль, – ее голос в этот момент стал крайне хриплым. – Я была мужчиной. Да что там мужчиной, неотесанным мужланом под два метра ростом и каждодневным перегаром.
Она закусила губу.
В этот раз журналист отшатнулся, чуть не налетев за стоявшего сзади Клинта, который тут же забормотал извинения, словно мантру.
«Сумасшедший дом», – пронеслось у него в голове, разум затуманился, и сразу стало понятно, что Мартис вот-вот упадет в обморок. Благо, помощь не заставила себя долго ждать, и уже через секунду неестественно грубые и сильные женские руки очаровательной блондинки вместе с щуплыми и сухими ручонками подростка выволокли мужчину на свежий воздух, усаживая на ближайшую скамейку. Амелия осталась сидеть внутри, проводив эту процессию безразличным взглядом.
Прежде здоровье журналиста не давало сбоя. Конечно, у него, как у многих, иногда ломило в коленях или вдруг начинала болеть голова. Но это тоже было неотъемлемой, практически необходимой частью его профессии. А вот головокружение и обмороки никуда не годились.
– Наверное, я была слишком резка, – Маргарет уселась рядом.
Но было слишком поздно для извинений. Теперь на ее фоне он чувствовал себя старым дедом, который хлопается в обморок из-за любого потрясения.
– Сначала нужно думать, а потом говорить! Вот же ж в самом деле нашли дурака!
Мартис резко подскочил со скамейки и, игнорируя легкое чувство тошноты, зашагал прочь.
Никто за ним не пошел. Похоже, им тоже надоело играть. Было непонятно, почему они к нему так прицепились. Возможно, хотели обобрать. Сейчас было важно только добраться до машины. Потом можно позвонить Нине и попросить приехать домой. Они вместе утонут в безликой рутине и всплывут желательно не раньше следующей недели. А там можно и снова совершить какой-нибудь абсурдный поступок, типа сегодняшнего, чтобы как-то развеять скуку.
Уже подходя к машине, Мартис заметил, что на нее облокотился высокий темноволосый мужчина в кожаном пальто и неприлично больших черных очках, практически спадавших с него.
– Вам все-таки стоит передумать, пока не поздно, – не особо церемонясь, сказал он.
– Раз собрались мне угрожать, объясните хотя бы, по какому поводу.
Журналист, игнорируя подозрительного незнакомца, достал ключи и, разблокировав машину, подошел к водительскому месту.