Она вспомнила, как сидела с матерью в машине. Больничная парковка. Она прижалась к холодному стеклу, на котором появлялись бусинки дождя, расцветавшие от света уличных фонарей. Говорить об этом не хотелось. Мать сказала: «Люди подобны машинам. Они состоят из отдельных деталей. Детали стареют, изнашиваются и ломаются. Может сломаться нога или выйти из строя желудок. У твоего дедушки Эллиса непорядок с мозгом». Тогда Эль в возрасте десяти лет сделала вывод, что души не существует, и все, что мы чувствуем и любим, лишь пропитанное жизненными соками электричество. Сообразила это раньше большинства знакомых ей атеистов. Хотя сомневалась, что это хорошо.
Старик посмотрел на нее в упор и спросил:
– Мы реальность?
Эль похолодела.
– Это все происходит в действительности?
Она сморгнула с глаз слезы и увидела, что он держит что-то в руке. Пятнистый коричнево-табачный бумажник. Старик распахнул его, и на солнце жарким золотом блеснуло нечто вроде звезды. Эль узнала значок. Затем на него упала тень – это Джеймс наклонился, чтобы повязать на голову раненого белую мятую рубашку.
– Вот это да! – Муж посмотрел на значок. – Он что, коп?
– Его зовут Глен Флойд, – сказала Эль, когда Джеймс наматывал ткань на голову старика. Она напоминала косынку. Поверху, под подбородком и назад. Джеймс старался не задеть рану, но когда нечаянно коснулся большим пальцем выступающий край похожей на корнфлекс кости, старик, похоже, даже не заметил. – Он из службы охраны рыболовства и диких животных округа Клементс.
– Где такой?
– Его водительское удостоверение зарегистрировано в Монтане. – Она поддержала бумажник, чтобы тот не ходил ходуном в трясущейся руке Флойда. – Тут же фотографии детей и внуков.
Монтана. Парк-рейнджер. Внезапно Джеймс вспомнил буквы. МПР.
– Далеко он забрался от дома.
Он соединил рукава рубашки на лбу старика, сделал рифовый узел и затянул концы. Рана обозначилась на ткани тонкой границей сочащейся крови. Выступающий слом кости приподнимал материал, как обломившийся ноготь. Джеймса встревожило, что крови совсем не было, кроме тоненькой струйки за ухом, измазавшей воротник, словно пролитым кофе. В «Основах поведения в чрезвычайных ситуациях» говорится, что крови при ранениях всегда бывает либо намного меньше, либо намного больше, чем ожидается. В этом смысле смертельные травмы проявляются странно.
«Господи, как плохо, что я не врач»!
Джеймс попытался убедить себя, что это совершенно не важно. И в любом случае поздно. Рана в черепе Глена столько времени подвергалась воздействию внешней среды, что хирургу, чтобы убрать из нее весь мусор, потребуется пылесос.
– Я ехал по скоростной автостраде, – произнес Глен.
Джеймс замер, Эль тоже. Старик облизал губы и прищурился:
– Я вижу… вижу рядом мужчину. Он в маленьком «субару», одно стекло немного приспущено.
Между ними со свистом пронесся порыв ветра.
– У него зачес на лысине. – Раненый улыбнулся, но как-то неестественно, будто каждая мышца лица действовала сама по себе. Так дети позируют фотографам – одни сплошные зубы, никаких глаз, точно мумии с туго натянутой кожей. – Ветер сорвал его длинные волосы с головы, а он так увлекся рулежкой, что не заметил, и они метались по салону, как ондатра в ловушке. Просто развевались во все стороны. – Он дважды хрипло хохотнул и покрутил пальцем. – В тот день я тоже решил прикрыть себе лысину. Как у того парня.
– В какой день это было? – спросила Эль, надеясь хоть что-то прояснить.
Глаза Глена затуманились.
– Не помню.
– Но сам случай запомнили.
– Во мне вот какая штука, – тяжело выговорил старик. – Словно… трение разных мыслей. Я не знаю, чьи они.
– Мы вам обязательно поможем!
По этой дороге проезжают три машины в день, вспомнил Джеймс. Он прикидывал, сумеют ли они протопать вверх по склону к тому месту на шоссе, где начинался объезд оползня. Расстояние не менее трех миль, а путь на подъем по каменистому предгорью. Потом еще шесть или семь миль до бензоколонки в Мосби. Пешком до темноты не одолеть. Плохи дела. Наверное, нужно идти, пока не появится мобильная сеть. В его телефоне осталась четверть заряда батареи, но Эль заряжала свой прошлым вечером в мотеле.
Что бы они ни выбрали, на все потребуется время, но сколько его осталось у Глена? Можно было бы захватить несколько бутылок воды и поспешить вперед одному, однако Джеймсу была невыносима мысль оставлять во впадине Глена и особенно Эль. В этом месте было что-то от чистилища: горизонт наподобие стенок аквариума, суровость открытого пространства и неба. Пребывание здесь сродни судилищу. Солнце – прожектор. И он на всеобщем обозрении на сцене.
– Возьми побольше воды, – тихо произнес он. – Солнцезащитный крем, все, что может понадобиться в течение нескольких часов. Тут ждать нечего. Оставляем машину и все вместе будем выбираться на шоссе. Дальше в Мосби.
Эль, к его удивлению, согласилась.
– Все что угодно, только бы убраться отсюда!
– Да.
Джеймс вспомнил, что за указателем объезда не заметил никакого оползня. Шоссе изгибалось за преграждающими путь оранжевыми бочонками. Конечно, паранойя подозревать во всем сионистский заговор… А если на дороге нет никакого оползня? Если указатель объезда – уловка, чтобы направить их сюда к несчастному мистеру Флойду?
По спине пробежал холодок и поднялся между лопаток. Если указатель объезда – уловка, то она отлично сработала. Парочку либералов из Калифорнии загнали в глушь на красные камни, в прерию под враждебным солнцем, где растут колючие растения и обитают существа с зубами и жалами. Соленый ветер разносит песок. Ни телефонов, ни оружия. А оба сотрудника местного отделения шерифа заняты другими вопросами – пытаются заманить на службу девятнадцатилетних. Встретить же здесь машину – недобрый знак, поскольку, согласно статистике «косолапого» полицейского, за рулем скорее всего окажется тот, кто проделал дыру в голове Глена.
Поэтому, слава богу, им до сих пор никто не попался.
Эль похлопала Джеймса по плечу:
– Приближается автомобиль. Едет быстро.
Глава 4
Джеймс увидел машину, похожую на красную «акуру». Что-то спортивное, низкое, ослепительно сверкая и урча, поднималось в их сторону из темной середины долины. За ней следовал петушиный хвост поднятой в воздух пыли. Джеймс знал: это либо очень хорошо, либо очень плохо. Никакой середины.
Глен сидел, скрестив ноги и глядя себе между колен. Он впал в беспокойный транс – не бодрствовал и не спал. На самодельной повязке проступило красное пятно размером с кулак. Испугавшись, что он тихо умирает, Джеймс нажал ему на ключицу, и старик болезненно заворчал. Джеймс повернулся к жене:
– Это ведь кто-то сделал. Пуля или нечто иное – дело рук человека.
– А вокруг на многие мили ни души.
– Кроме этого автомобиля.
Джеймс достал из заднего кармана многолезвийный нож – корейскую подделку американской фирмы «Лизерман», подарок к прошлогодней покупке горных ботинок. Открыл и выставил лезвие между большим и указательным пальцами. Хрупкое средство для очистки овощей длиной два дюйма, но у пацифиста Джеймса ничего более похожего на оружие не было. Он проверил острие большим пальцем, надавил посильнее, но кожу так и не проколол. И вздохнул, понимая, что не готов к серьезным событиям.
– Я считала, ты оптимист, – сказала жена.
– Так и есть.
Она ответила вымученной улыбкой. Джеймс хотел поцеловать ее, но не стал. «Акура» приблизилась на двести ярдов. Мотор ревел. Яркие солнечные блики плясали на тонированном ветровом стекле, и Джеймс разглядел на фоне поднятой пыли лишь общий абрис салона с пассажирами. По крайней мере, две головы, а может, три или четыре. Внутри у него похолодело.
– Советский ковбой. – Эль опять провела рукой по волосам.
– Не его машина.
– Связался с кем-то по рации…
Что-то захлопало неподалеку от них, словно на плиточный пол шлепнули тряпку. Эль подскочила и вскрикнула. Джеймс посмотрел на низкорослый кустарник вдоль дороги и заметил маленький трепещущий желтый флажок на проволочном флагштоке высотой двенадцать дюймов.
– Это еще что такое? – воскликнул он.
Она показала вдоль Тенистого спуска. Примерно через каждые пятьдесят ярдов его обозначали маленькие желтые флажки. Некоторые шелестели и хлопали на ветру, другие спокойно висели. Вроде тех, что на поле для гольфа. Раньше он этого не заметил. Джеймс опять почувствовал, будто он на сцене, ослепленный Божьим софитом в миллионы ватт. Мир внезапно стал для него чужим, и вместе с приступом паники возник вопрос: куда же нас занесло?
Эль пожала плечами:
– Насколько хватает глаз, флажки стоят по обеим сторонам дороги.
– Зачем?
Она развела руками.
«Акура» была совсем близко, мотор взревел сильнее, раздался звук переключения передач. Джеймс разглядел подпрыгивающие в неслышном разговоре три головы. Три лучше четырех, отметил он. Взвизгнули тормоза, покрышки вырыли борозды в земле, облако пыли накрыло автомобиль и понеслось дальше.
– Встань за мной, – велел жене Джеймс, словно это могло кого-то спасти.
Она послушалась, сжала его руку и тихо, словно шорох травы на ветру, прошептала:
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю.
– И так много, так много любовников…
Хрустнули последние камешки, и «акура» замерла, чуть накренившись в сторону востока, наполовину съехав с колеи. Боковые стекла не пропускали света, но за ветровым обозначилось движение: водитель что-то кричал и указывал пальцем.
– Видимо, спорят по нашему поводу, – предположил Джеймс.
Эль промолчала.
В голове мелькнула мысль: а если эти люди собирались убить Глена, выстрелили ему в голову, приняли за мертвого, а через несколько часов вернулись и обнаружили, что он жив и на ногах. Да еще с идиотами-супругами, остановившимися оказать помощь. Теперь у них еще два свидетеля, и их необходимо убрать. Они в бешенстве, ругаются между собой. Джеймс сообразил, что сам во всем виноват: вовлек жену в ситуацию, из которой не способен выпутаться. В ушах снова зазвучали слова отца: «Будь вежлив, обходителен, но планируй убить всех и каждого, кого…»
Водительская дверца с треском распахнулась. Секунду-другую вопил трэш-металл, затем водитель ткнул в кнопку «стоп» своего плеера. Вылез из машины и замер, уперев руки в бока, волосы под поношенной кепкой клуба лос-анджелесских «Лейкерс» сбились комом. Он был широк в плечах, грудь колесом, с прищуром задиры, в черной футболке с надписью: «Я вас всех имел!»
Тишина.
– Спасибо, что остановились. – Задохнувшийся от каменной пыли Джеймс понял, что если бы этот герой собирался их убить, он бы уже принялся за дело. – С нами раненый, он нуждается…
– Я остановился не ради вас, – заявил водитель.
– Что?
Скрипнув, открылась пассажирская дверца, из салона вышла девушка лет двадцати с волосами цвета темного меда. Она повесила на плечо сумку, в которой свободно бы уместился автомобильный аккумулятор. Зато из одежды на ней было совсем немного.
– Оставайся в машине! – рявкнул водитель.
– Мне нужно размять ноги.
– Я сказал, сиди в машине с сестрой, Сара. – Он вытер нос и при этом продемонстрировал татуировку льва на внутренней стороне бицепса. – Мы не знаем этих людей…
– В таком случае зачем вы остановились? – спросил Джеймс.
Водитель нагнулся в салон и дернул тросик замка капота.
– Так зачем вы остановились?
– В тот момент, когда я увидел вашу троицу… – Водитель облизал обветренные губы и приблизился к «акуре». У него была своеобразная речь, особенный деревенский выговор. Он произносил слова одновременно слишком быстро и слишком медленно, будто пытался воспроизвести манеру Клинта Иствуда. – Когда я поднялся на холм и оказался от вас в сотне футов, то потерял управление и стал перегреваться. Такое впечатление, что полетел ремень. – Словно выбрав момент, машина выплюнула облако белого дыма.
У Эль округлились глаза. Неужели? Джеймс посмотрел поверх ее плеча на свою «тойоту», на то, что в суматохе раньше не заметил. Десять минут назад, когда он с глупым видом таращился на истекающий жидкостями мотор, он стоял вплотную к бамперу. Теперь же с расстояния разглядел на решетке радиатора две отметины другого цвета. Прячущиеся в тени дырочки размером с десятицентовую монету. И третью, на нижней кромке бампера, где остались зазубренные края алюминия. Похоже на…
– Нас обстреляли. – Он произнес это бесстрастно, будто пошутил.
Водитель моргнул.
Девушка Сара, казалось, хотела что-то сказать, но вдруг ее лицо исказилось, словно надулись защечные мешки бурундучка, и она извергла сквозь зубы горячую кровь.
Тэпп передернул затвор, выбросив золотистую гильзу. Вверх, назад, вперед, вниз, подал новый патрон в патронник и запер затвор. Плавное действие было еще безукоризненнее, благодаря совершенству лишенной трения конструкции и десятилетиям мускульной памяти. Иногда он тренировался с воображаемым затвором во сне.
Тэпп провел языком по коренным зубам и сделал очередной отмеренный вдох, каждый из которых отмечался в его подсознании. На каждый вдох приходилось ровно двенадцать ударов сердца. Уильям Тэпп прекрасно знал свой часовой механизм: между ударами сердца во время естественной респираторной паузы наступал золотой период покоя, и в эти мгновения его сверхчеловеческий дар, помимо нервов и мускулов, давил на спусковой крючок. Говоря словами пораженного свидетеля из гравийного карьера в Вайоминге, он просто заставляет пулю лететь.
Он демон, этот Уильям Тэпп.
Тэпп пользовался винтовкой финского производства, приспособленной под признанный во всем мире эффективным патрон лапуа «магнум-338». Оливковый композитный приклад. Затвор и ствольная коробка черные, кованые. Поворот затвора на шестьдесят градусов, движения плавные. Свободно вывешенный, хромированный ствол. Спусковой крючок с двойной ступенью хода, регулируемый по длине и углу наклона. Магазин на десять патронов, снаряжаемый боеприпасами собственного изготовления, размером с сигару, блестящими на солнце, как ракеты. Над всем этим возвышался луковицеобразный оптический прицел; такое затемненное, маслянистое на вид стекло было бы достойно любой обсерватории НАСА.
Инструменты аккуратно разложены вокруг. Справа на треноге оптическая труба, портативный баллистический компьютер, везерометр и блокнот с пришпиленным механическим карандашом. Слева лазерный дальномер, два полных, аккуратно сложенных рифленых магазина и шесть запасных коробок с самостоятельно снаряженными патронами в скелетообразных прозрачных лентах. За спиной полуприсыпанный комплект на непредвиденный случай с запасной оптикой, блестящим пистолетом с патронами кольцевого воспламенения. И конечно, кофр с едой и энергетическими напитками.
Сначала он решил, что промахнулся.
Потаскушка Макги[3] в прицеле покачнулась, едва заметно дернулась, словно ее юбку поколебал порыв ветра. В немом смущении посмотрела туда-сюда, а остальные прекратили разговор и повернулись к ней. Тихое жужжание она, наверное, приняла за полет шмеля, невинно упавшего в двадцати метрах дальше по дороге.
«Я промахнулся…»
Сердце сдавило. Тэпп опустил голову и со свистом выпустил воздух через две дыры в передних зубах. Свалить не на что – ни на ветер, ни на изменение скорости цели. Мазок – ясно как Божий день – и при том позорный, поскольку девушка стояла неподвижно. Большинство целей на официальных соревнованиях меньше, чем эта глупая стерва. Он должен был попасть в нее с закрытыми глазами и не из снайперской винтовки, а из рогатки. Первый легкий, по его меркам, выстрел за день, и он дал маху.