Император Михаил III и константинопольский патриарх Фотий доверили эту миссию двоим братьям – Константину и Мефодию, которым был знаком славянский диалект, так как на нем говорили в районе города Салоники. Именно на этом диалекте они основали свой перевод Евангелия и литургических книг, необходимых для выполнения своей миссии, так как византийская церковь в случае славян, как и в других аналогичных случаях, признавала использование родного языка в их церковной жизни. Два грека, особенно Константин (которого в монашестве звали Кириллом), не только заложили основы для развития языка, который под названием «старославянский» или «церковнославянский» оставался до наших дней языком богослужений у большинства православных славян, но и изобрели и особый алфавит, более подходящий, чем греческий, для обозначения звуков славянского языка.
Этот алфавит тоже используется по сей день всеми славянами, принадлежащими к Восточной церкви, но в несколько измененной форме. Для большинства, вероятно, сам Константин придумал так называемую глаголицу – алфавит, основанный на греческой скорописи и, возможно, некоторых азиатских буквах. Только после его смерти уже к концу этого века один из учеников его брата развил эту письменность, имевшую ограниченное использование, в хорошо известный алфавит-кириллицу, в котором сочетались греческий шрифт унциал с некоторыми дополнительными значками специально для звуков славянского языка. Во всяком случае, таким образом славяне получили свой собственный алфавит, который способствовал развитию их литературы и в то же время создал в какой-то степени культурное различие и даже барьер между теми из них, которые остались верными этой традиции, и всеми остальными европейскими народами, включая тех славян, которые в конечном счете выбрали латинский алфавит.
Будущее разделение славянского мира было основано, конечно, на чем-то гораздо более важном, чем простая разница в алфавитах. В связи с Великой схизмой этому суждено было стать глубоким религиозным отличием между греко-православными и римско-католическими славянами. Однако следует помнить, что во времена Константина и Мефодия, признанных святыми и греческой и римской церквями, раскол еще не завершился, так что эти два славянских апостола, как их называют обе церкви, могли одновременно оставаться верными Фотию, приверженцами которого они были в Византии, и римским папам, с которыми у патриарха время от времени случались конфликты.
Даже Фотий не мог сомневаться в том, что территория, на которой по приглашению Ростислава они начали свою работу со следующего года (863), с точки зрения церкви находилась не под Константинопольским патриархатом, а непосредственно в подчинении Риму. Поэтому было исключительно важно получить и у пап разрешение на использование славянского языка в литургиях и разъяснение статуса двоих братьев в общей церковной организации. В обоих отношениях они столкнулись с серьезными трудностями, которые, однако, возникли не из-за их греческого происхождения и противодействия Рима, а из-за враждебного отношения германского духовенства и отчасти из-за недостаточной поддержки со стороны моравских правителей.
Уже при Ростиславе – их главном защитнике – им препятствовали не только баварские миссионеры, действовавшие среди славян до появления этих двух греков, но и особенно архиепископ Зальцбургский и епископ Пассау, которые заявляли свои права на всю территорию Великоморавской державы как свои епархии. Эти притязания, безусловно, имели поддержку правителя Восточно-Франкского королевства, который хотел создать там территориальную церковь под властью архиепископа из метрополии, который тесно взаимодействовал бы с королем и укреплял бы его политическую власть над славянскими правителями. Однако такой подход был вызовом не только Ростиславу, но и римскому папе, которого тревожил альянс между светской властью и местными архиепископами во многих европейских странах. В случае недавно обращенного в христианство Моравского государства папа римский больше предпочитал видеть там миссионерскую церковь исключительно под своей собственной властью.
Главным аргументом, который германское духовенство использовало в Риме, была мнимая опасность замены (как это сделали Константин и Мефодий) принятого везде латинского языка Церкви на родной язык славянского населения, которое они по-прежнему считали полуязыческим. Поэтому после пяти лет борьбы в 868 г. двое братьев сочли необходимым лично приехать в Рим, чтобы получить от папы Адриана II официальное разрешение для своих методов работы и создания отдельной церковной организации для Великоморавской державы.
Их доводы в пользу проведения богослужений на славянском языке убедили папу римского, который торжественно возложил литургические книги на славянском языке на алтари нескольких церквей в Риме. Более того, он решил создать новую архиепископскую епархию в Дунайском регионе, которая будет свободна от власти архиепископа Зальцбургского. Так как старший брат Константин умер в Риме в 869 г., приняв на смертном одре высочайший монашеский чин и имя Кирилл, то только Мефодий был посвящен Адрианом II в духовный сан архиепископа Паннонии с епархией в Сирмии.
Выбор этого места имеет важное значение, потому что Сирмий был расположен на самой южной границе Моравского государства рядом с границей с Византией и далек от центров политической и церковной власти германцев. Однако полностью изжить влияние франков на территории Великой Моравии оказалось невозможным. Даже в словацкой Нитре, которая помимо Велеграда в самой Моравии оставалась главным центром государства Моймиридов, пришлось принять немецкого священника Вихтинга из Швабии в качестве епископа. Он подчинялся, разумеется, Мефодию, но вскоре возглавил оппозицию против архиепископа, которому после своего возвращения из Рима в 870 г. пришлось на протяжении 15 лет вести борьбу с интригами и отбиваться от обвинений своих врагов.
Теперь положение Мефодия было даже еще тяжелее, чем раньше, потому что в том же году (870) при содействии германцев поднял восстание племянник Ростислава Святополк. Арестовав своего дядю, он сам занял трон. И хотя он оказался умелым и энергичным правителем, который вскоре политически порвал с германцами и к 874 г. восстановил независимость Моравского государства, он был готов идти на компромисс в церковных вопросах. В частности, он, по-видимому, был менее заинтересован, чем его предшественник, в том, чтобы богослужения велись на славянском языке – этот вопрос продолжал оставаться главной мишенью нападок германского духовенства.
И хотя Мефодий, вероятно, действовал как папский представитель для славянских народов, он подвергся судебному преследованию со стороны короля Людовика Немецкого и три года сидел в тюрьме. И лишь в 873 г. папа римский Иоанн VIII добился освобождения Мефодия, а в 879 г. папа снова призвал его в Рим. Во второй свой приезд Мефодию удалось защитить себя от всех обвинений в отношении своего православия и получить от папы еще одно разрешение использовать славянский язык в церкви. Однако на этот раз папа сделал несколько оговорок. Например, он попросил, чтобы, по крайней мере, Евангелие сначала читали на латыни. Но в целом Иоанн VIII продолжал поддерживать Мефодия, который снова вернулся в свое архиепископство и там среди нарастающих трудностей защищал свое дело до самой своей смерти в 885 г.
В тот же год новый римский папа Стефан V в письме к Святополку, подлинность которого, однако, недостоверна, изменил позицию святейшего престола по отношению к славянскому языку на прямо противоположную, запретив его использование при богослужениях. Сам Святополк в этом вопросе был на стороне Вихтинга, и ученики двух славянских апостолов были изгнаны из Моравии. Им пришлось найти себе убежище в Болгарии, где они во многом способствовали христианизации этой совсем недавно обращенной в христианство страны и окончательному принятию славянского языка болгарами. Их Народное собрание в 893 г., которое утвердило сына Бориса Симеона как правителя Болгарии[4], также признало славянский язык официальным языком болгарской церкви. С созданием славянских школ эта страна стала на последующие века важным культурным центром, в котором быстро развивались славянская литература и религиозная жизнь.
Но в Моравии результаты деятельности святых Константина и Мефодия тоже не исчезли полностью. И хотя так называемые Предания Паннонии, прославляющие их деятельность, могут содержать некоторые преувеличения, есть высокая вероятность того, что их миссионерская деятельность достигла даже польских племен в верховьях Вислы – территории, которая временно входила в сферу влияния Великой Моравии. Явно выраженные следы сохранения кирилло-мефодиевских традиций и богослужения на славянском языке можно встретить в Чехии и даже Польше.
Однако с политической точки зрения власть Моравского государства была обречена уже к концу правления Святополка. В 892 г. епископ Вихтинг, которого он пытался умиротворить, делая ему уступки в церковной области, открыто перешел на сторону германцев и стал канцлером короля Арнульфа. Два года спустя Святополк умер, и во время последовавшей за этим гражданской войны между его сыновьями папа римский Формоз, вероятно по просьбе Мой-мира II, послал папскую миссию в Моравию, которая попыталась реорганизовать независимую церковь и подчинить ее напрямую Риму. Встретив сопротивление баварского духовенства и их короля, эта акция провалилась не только потому, что великих славянских апостолов больше там не было, чтобы поддержать ее, но и ввиду полного распада Моравского государства.
Вторжение венгров и проблема преемственности румын
Несмотря на преимущественно славянский характер Центрально-Восточной Европы, трудно переоценить роль некоторых неславянских народов в истории этого региона. В его северной части племенам балтов, уже сыгравшим важную роль в доисторические времена, суждено было влиять на историю этого региона только в конце Средних веков. Историческая деятельность мадьяр (венгров) – единственных азиатских захватчиков, которые, несмотря на свое происхождение, были включены в европейское сообщество, – началась гораздо раньше. Неотделимая от истории славян, их судьба была так же тесно связана с развитием другого неславянского народа в Дунайском регионе – румын. Из европейских народов, подобно балтам, румыны всегда гордились своим происхождением от римских колонистов, которые, несмотря на все превратности последующих веков, остались на территории бывшей римской провинции Дакии. Однако венгры, как называли мадьяр их соседи, всегда оспаривали эту теорию о преемственности румын, которая является одной из самых дискуссионных проблем в истории Центрально-Восточной Европы.
Сами мадьяры были одним из угорских племен, близкородственным финнам, которое в первых веках христианской эры переселилось с Урала в район Северного Кавказа, а оттуда – в степи к северу от Черного моря. Будучи тесно связанными с хазарами на протяжении 300 лет и признавая власть их кагана, мадьярские кланы, хотя и не были очень многочисленными сами, правили местными племенами того региона – славянскими и иранскими. Но, несмотря на взаимное влияние, они так и не ославянились, как болгары.
В то время как последние двигались к низовьям Дуная и на Балканский полуостров, в VIII в. мадьяры уже расширили свои владения в северном направлении. Приблизительно в 840 г. под предводительством их герцога Олома (Альмоша) они заняли Киев, вероятно по соглашению со своими хазарскими властителями. Однако вскоре в Киеве появились первые вожди викингов, и около 878 г. власть мадьяр на Днепре закончилась[5]. Под давлением викингов с севера и потерпев поражение от печенегов – нового азиатского племени, двигавшегося с востока, большинство мадьяр отправилось на запад к Карпатским горам.
Согласно румынскому преданию, по обеим сторонам этих гор они нашли общины, созданные потомками римских поселенцев, пережившими несколько волн азиатских захватчиков, включая нашествие мадьяр, которые проникли через Трансильванию на ту часть Среднедунайской равнины (низменности), которая в будущем станет Венгрией. Венгры защищают ту точку зрения, что группы румын, представленные валахскими скотоводами с Балкан, постепенно просочились на ничейные земли Валахии и Трансильвании гораздо позже, хотя последние были сначала заселены мадьярами и родственным им племенем шеклеров вскоре после оккупации ими Среднедунайской низменности. Однако этот вопрос приобрел историческое значение только в конце Средних веков, а традиционно признанной датой заселения мадьярами Паннонии считается 896 г. Под предводительством Арпада – основателя их национальной династии – они надолго заняли низменность по обоим берегам среднего течения Дуная и полностью вытеснили славянское население.
Став ближайшими соседями германцев, которые наступали с запада через альпийские долины, венгры навсегда разделили южных славян – словенцев, хорватов и сербов, равно как и ославянившихся болгар, и западных славян (чехов, поляков и других). К тому же славянское население, которое оставалось к югу от Карпат, особенно словаки, более чем на тысячу лет попало под власть венгров и таким образом было отделено от их ближайших родичей – чехов.
Едва ли необходимо подчеркивать последствия этих фактов для всего последующего течения истории славян и Центральной Европы. В тот момент появление мадьяр (венгров) и их долго длившееся завоевание в конечном счете разрушили Моравское государство, большая часть которого в дальнейшем стала Венгрией. 906 г. обычно считают переломной датой. До и после этого года мадьяры, следуя примеру аваров, совершали набеги на соседние территории, которые они фактически не завоевывали. Эти территории включали не только собственно Моравию, но и юго-восточные пограничные районы Германии. Мадьяры проникли даже до итальянской границы и вглубь Баварии[6] – именно там их стремительное продвижение было остановлено сначала в 933 г. королем Германии Генрихом I и, наконец, в сражении при Аугсбурге в 955 г. королем Оттоном I за несколько лет до того, как он стал императором Священной Римской империи.
И только в конце все того же X в. язычники-мадьяры завершили формирование своего нового государства и в годы правления князя Гезы – одного из преемников Арпада – были обращены в христианскую веру, главным образом с помощью германских миссионеров. Однако необычной была быстрота, с которой этот чужеземный народ – кочевники по происхождению – интегрировался в христианское европейское сообщество и впитал западную культуру. Вскоре этот народ стал одним из тех аванпостов культуры в регионе, где в предыдущие века сталкивались противоречивые тенденции ее развития. Это наступление латинского католического Запада в направлении Юго-Восточной Европы имело особое значение в момент, когда влияние Византии, быстро таявшее в Венгрии, достигло своих самых дальних северо-восточных границ, проникнув на обширные территории другого нового государства, которое чужеземные захватчики-германцы основали на пограничных территориях изначально славянской родины и которое в будущем должно было стать Россией.