Володя же догулял в Rolling Stone до утра, выжал московский драйв до последнего гитарного рифа. К тому же он долго ссорился со своей тогдашней девушкой, которая не нашла ничего лучшего, как устроить ему сцену ревности в последнюю ночь. Ee просто зациклило на том, что Рощину показалось прикольным позвать на вечеринку старых подруг. Девушка кричала, что она сама по себе, а он сам по себе, и желала ему состариться в одиночестве.
В итоге, когда часов в девять подруга хлопнула дверью, Рощин испытал невероятное облегчение. Теперь он был полностью независим: никаких обязательств. Гораздо сложнее в свое время было объяснить маме, зачем и куда едет. Когда полгода назад Володя ей сообщил, что 15 октября отправляется в кругосветку на байках, она отнеслась к этому делу очень легко. И даже иронизировала время от времени, а потом почти забыла. Оставила идею где-то на заднем плане памяти. В начале октября Рощин напомнил о путешествии. Тогда мама сказала: «Что ж, теперь я уже не смогу тебя отговорить». И все-таки почти каждый день так или иначе пыталась это делать. Без всякого успеха, конечно. В итоге умная мама поняла, что сын – уже совсем не ребенок и если он решил наконец осуществить заветную мечту, то ни при каких обстоятельствах от нее не отступится. Это перевесило материнские тревоги, которые в принципе неизбежны, когда речь заходит о сыновьях и мотоциклах…
…В изнуренном алкоголем и бессонницей мозгу блудного сына проносились все эти мысли – о матушке, родном доме и о том, насколько хорошо уезжать, когда все проблемы решены и тебя никто не ждет. Он бродил из угла в угол и собраться толком не успел. Вещи кинул как попало и куда попало, и, когда садился в седло, мир плыл, как в тумане. В итоге опоздал минут на 20…
15 октября 2011 года
Проводить нас к Василию Блаженному собралась целая гудящая толпа всадников на мотоциклах и пеших двуногих. Максова жена Маша, сыновья Степа и Сеня, даже младшую дочурку Василису привезли. Разумеется, пришли мама Рощина, много народу из байкерской тусовки и близкие друзья. Кое-кого из них не было, они настолько набрались накануне на вечеринке, что не могли отодрать голову от подушки. Но это мы понимаем…
Друзей и родственников тревожили разные чувства, но сводились они, так или иначе, к восторгу, смешанному с удивлением. Родные все-таки надеялись где-то в глубине души, что в последний момент парни передумают и никуда не поедут. По крайней мере отложат старт на неделю. На один день. На несколько часов. Даже близкие друзья полагали, что уложиться минута в минуту ребятам точно не удастся. Они делали ставку на расслабленность и общий пофигизм после доброй вечеринки. Но если ты год готовишь кругосветку и хочешь завершить ее к новому фестивалю, это требует четкости и дисциплины. Наши ездоки заранее договорились, что будут придерживаться графика и стартуют вовремя, чего бы это им ни стоило.
На наши железные торсы все смотрели с некоторым удивлением. Многие видели нас первый раз, подходили, внимательно изучали и качали головами. Сама идея ехать на спортстерах на такие расстояния казалась людям рисковой. Кое-кто даже ржал: «А доедет ли этот велик до Черного моря?!» Но мы-то знали, что доедем. И поедем дальше. И если все пойдет хорошо, вернемся назад. В общем, были полны решимости не меньшей, чем наши седоки.
Теперь, собственно, предстояло определить, как ехать. Дело в том, что в последний момент мы узнали, что отменены паромы в Турцию из Сочи и Одессы. Первая и не последняя гримаса продуманного путешествия… Остановились на Одессе, поскольку оттуда можно было в крайнем случае добраться до Стамбула и по суше, берегом, через Румынию и Болгарию. Разве что только погода не благоприятствовала такому раскладу.
Дима Хитров, искушенный странник, посоветовал двигаться через Оршанский поворот, сперва по Минке, а потом по трассе Санкт-Петербург – Одесса. Парни легко согласились. Тем более, мешаясь с дождем, пошел первый снег, дул пронизывающий ветер, и хотелось как можно быстрей сменить картинку.
Четверо друзей-байкеров проводили нас до первой заправки на трассе, где-то в десяти километрах от МКАДа. Еще одни корот кие братские проводы, и вот Рощин с Максимом вдвоем на дороге. Удивительное ощущение, как будто целый мир остался позади. Московские мысли бродили в голове, но усталость схлынула. Восторг и предвкушение полного world trip̕а победили ее.
Сразу после границы нас приняли первые, уже белорусские, гайцы. Вроде как был автобан, разрешенная скорость 120, навигатор так и показывал. Но мужики сказали: «Ерунда. Тут 90 – и без разговоров. Кто больше замерз – идет в машину». Ребята пошли вдвоем. Полицейские бегло взглянули на сопроводительные письма (не лишнее все-таки дело – бумаги) и, узнав про кругосветку, стали наперебой задавать вопросы, которые станут потом вроде припева: «Какой маршрут? Как по времени? Вдвоем? А как по деньгам?»
Штрафа никакого, разумеется, требовать не стали, пожелали доброго пути и разрешили с ними сфотографироваться…
В Орше остановились на первый ночлег. Могли бы проехать еще километров 100–200 в сторону Гомеля, но Рощин прошел 800 на Red Bull и в конце стал подвиливать. Рисковать было нелепо – слишком долгая дорога впереди.
Первая ночевка большого путешествия – она всегда по-особому сладка. Макс и Володя поужинали в кафе «Лесном», не спеша распили по 300 местной настойки, съели отварной язычок, приготовленный по-домашнему белорусским поваром, и стали проваливаться в сон. Это именно то, что им было нужно, особенно после нервотрепки и усталости последних московских дней.
16 октября 2011 года
…Проснулись в восемь часов утра, а у нас на спидометрах иней. Всего плюс 2. Зато, к счастью, парни выспались. И, посвежевшие, были готовы пуститься в дорогу. Однако не тут-то было. Первые сборы заняли больше двух часов. Это был урок на все путешествие. Брать с собой можно лишь то, что сумеешь унести в руках. Omnia mea mecum porto. Остальное – лишний груз. Уже потом, из Парижа, каждый отправил домой по чемодану. Но сразу разобраться со шмотками было непросто. В первые дни ни Макс, ни Володя никак не могли попасть в погоду. То жарко, то холодно. Электроподогрев, на который они так надеялись, мог обогревать только какую-нибудь одну одежку. Куртку, штаны или перчатки. Вот они их и чередовали. При нуле-то градусов, да на скорости 100 километров в час, сзади парит, а пальцы – лед. Полный улет!
…В общем, стартовали мы только в пол-одиннадцатого утра. До Одессы – 1000 километров. Пройти их в такую погоду, тем более до наступления темноты и гололеда, – задача совершенно нереальная.
Ощущение было странное – чем дальше мы двигались на юг, тем становилось холоднее. Вся дорога была похожа на большую лужу, которая покрылась коркой льда. В такой ситуации седок обязан вцепиться в руль обеими руками и все время быть начеку: если, не дай Бог, поведет, руль надо удержать…
…Украинская граница далась на удивление легко. Парни проходили ее в шлемах. Сказали, снимут шлемы – и им хана. Погранцы только смеялись. Дальше все пошло как по маслу. Бумага про кругосветку, два-три доброжелательных вопроса от таможни – и мы на Украйне. Минут 20 на все формальности.
…На закате въезжали в Киев. Тормознули погреться на объездной, решили двигать дальше. Сделали еще 300 километров в ночи. В шлемах у ребят мерзли уши. Стоял туман. Они чувствовали себя очень крутыми парнями.
Остановились на ночлег в 200 километрах от Одессы. Вкусный ужин, предельно горячий душ и, разумеется, горилка. Подняться решили не позже семи утра, чтобы попасть в Одессу в первой половине дня и узнать все про паром. Перспектива путешествия вокруг Черного моря мало кого привлекала, в такую-то погоду…
17 октября
Въехали в Одессу и сразу ощутили атмосферу большого южного города-порта. Все нарушают правила как хотят, откуда ни возьмись вылетают на перекресток, собаки – и те со зверским лаем бросаются под колеса. Люди окликают друг друга на улицах, ругаются, шутят, прикалываются, ищут свою маленькую выгоду – и все это с неизбежной улыбочкой, характерным местным: «А вы как думали?» Евреи из Одессы почти разъехались, но колорит свой Одесса-мама не потеряла. Такое передается с воздухом, архитектурой, походкой местных женщин, повадками местных воров, Молдаванкой и Дерибасовской, песнями и долгими прогулками по паркам и пляжам. Вообще, неизвестно с чем и как…
Остановились у Морского вокзала, у подножия Потемкинской лестницы. Макс отправился искать паром, а Рощин остался сторожить мотоциклы – Одесса все-таки, надо уважать местные нравы.
…Рощин охранял байки, наблюдал за морем, перебрасывался двумя-тремя фразами с прохожими и неожиданно сам для себя разговорился со старым одесситом. Тот рассказывал смешные городские истории про друзей-картежников и местных шалав, плакался, что город уже не тот и никогда не будет таким, каким был когда-то, и Рощин почему-то страшно растрогался. Этот пожилой человек напомнил ему его собственного деда Симона Натановича, тоже коренного одессита, работавшего главным инженером Вилюйской, Братской и Усть-Илимской ГЭС. Рощин этого дедушку никогда не видел, но всегда именно так примерно себе и представлял – веселым, интеллигентным, трагичным и страшно трогательным в своей суровой и циничной жизненной правде. Дедушка вернулся из Сибири домой в Одессу и разошелся с бабушкой, когда рощинской маме исполнилось всего восемь лет. В семье он стал вполне легендарной личностью. Однажды, мальчиком, Володя даже видел про него сон. Дед что-то ему рассказывал и хотел объяснить. Потом оказалось, что именно в ту ночь старик умер…
…Пока Рощин предавался ностальгическим воспоминаниям, Максу удалось выяснить, что паромов нет и не будет. Но Одесса не была бы Одессой, если бы после небольшого разговора с охранниками не открылось, что существует человек, способный помочь. Это был директор турфирмы, который в данный момент обедал тут же, на втором этаже, в местном ресторане.
Турдиректора по имени Константин официанты указали сразу. Вполне вменяемый мужик, к тому же мотоциклист. Узнав про кругосветку, он обрадовался и начал сразу же разруливать ситуацию. Все вышло как нельзя лучше, хотя и не без некоторых приключений. В тот же день отходил паром из грузового порта Ильичевска, что в 40 километрах от Потемкинской лестницы. Хозяин посудины – финн, год ее выпуска – 1974. Но почему-то мотоциклы они на борт не брали.
Финна пришлось убеждать минут 30. Когда он наконец объявил ценник, Костя аж поперхнулся. И только Максово «ок» вернуло его к борщу. В итоге при цене удовольствия в 400 баксов – по 100 баксов с носа – образовались две каюты и перспектива через сутки оказаться в Стамбуле. «Нас же двое», – было возразил Макс. «А мотоциклы? – был неуклонен финн. – За них – как за людей». Так в нас признали живые души. Именно тогда, на пароме из Одессы, как некогда праотец Адам нарек всех тварей земных, Рощин и Макс нарекли нас Могучим и Иванычем. Рощин выбрал Могучего – в память о пробеге Че Гевары по Латинской Америке на мотоцикле Norton 500, который он прозвал Могучим. Макс – Иваныча, потому что Иваныч, и все тут. Погранцы и таможня не возражали. Им было реально все равно. Стандартные пара вопросов – и мы, и наши путешественники покинули территорию вильной и самостийной Украины.
18 октября
Всю ночь штормило, и паром Sea Partner стоял в порту. Отчалили только утром, но задержки нас уже не волновали. Главное – войти в ритм. Четвертый день в дороге, и, втягиваясь в нее, ты перестаешь лихорадочно считать часы, дни и пройденные километры.
Хоть мы и пережидали шторм, на море все равно была качка, три-четыре балла. Максим слушал Клэптона, потягивал Jack Daniels и читал Довлатова. Рощин собирался было написать пару текстов и поснимать забавные сценки на борту, но почти сразу вырубился. Видимо, сказывался московский недосып.
Компания у нас была самая что ни на есть причудливая. Так как паром грузовой, легковушки на борт не брали. И в Стамбул на нем шли одни фуры, а с ними дальнобойщики – русские (ну и украинцы с белорусами, разумеется) и турки. Русские, гладко выбритые, сплошь с красными носами, сидели в одном зале, а турки, все как один черноволосые, усатые и глазастые, – в другом. Но когда на видике поставили боевик, все перемешались и уселись смотреть кино.
Тут Макс и познакомился с огромным дальнобойщиком по имени Леха. Леха скушал килограмм водочки и сказал, что это его норма. Больше ему нельзя. Однажды, мол, он съел два килограмма и пошел на обгон. Фура вылетела на обочину и чуть не свалилась на скорости в кювет. В общем, страсть Господня. И поэтому теперь Леха норму свою твердо знает и больше литра, когда назавтра за руль, не пьет. Жизнь дороже.
Макс очень проникся Лехиной жизненной правдой, суровой, как сама украинская степь холодной осенней ночью, и даже представил себя на секунду за рулем фуры после двух литров выпитой. Но это был явно не его удел, и от этой мысли Максу сразу стало легче на душе. В конце концов, байк, скейт или даже какая-нибудь другая доска очевидно привлекательней. И по части испытания себя – надежней…
К кругосветке дальнобойщики отнеслись сразу с полным почтением. И маршрут, и саму идею очень одобрили. Обзавидовались просто. По мере того как они напивались, зависть росла, а традиционные вопросы «Куда?», «Зачем?», «Как решились?», «А что жена?», «А как же работа?» все больше задавались невпопад. Смотрели фотки, удивлялись и радовались, как дети. Особенно умилялись нам, мотоциклам. Такие легкие, такие спортивные. И что, пройдут? Мы же внятно им отвечали: «Ну да, мы – не фуры, мы легче. Но вы не волнуйтесь, мы всюду, где надо, пройдем…» Впрочем, они не могли нас слышать, слишком много дринка…
Однако всему приходит конец. Наступает такой счастливый момент, когда и последний украинский дальнобойщик, порыгивая, идет спать.
Уже ночью Макс написал два стихотворения:
Бабочка, попавшая в шторм. Хрупкий ангел в плену стихии. Твое счастье и твой псалом
Улетает с ветром, забыв, где дом.
Шторм и бабочка. Представив сюжет,
Понимаешь – нет шансов продолжить жизнь. Но она летит, разгадав секрет:
Не сколько, а как! – и несет нам свет.
И еще:
Шторм, паром заперт в порту. Каюта, приют родины и уюта.
Шалом, одессита и в 70 не сотрут года.
Палуба – ипподром в сотню фур, и два одиноких мото.
Турки с хохлами в разных залах.
Хохлы бухают, турки в нарды играют. Сутки пути из Одессы в Стамбул.
Рваные мысли в черноморский шторм.
19 октября
В Стамбул мы пришли в восемь часов утра и сразу поняли, что это город пробок и ожидания. Для начала погранцы увезли Макса и Рощина куда-то в центр, ставить штамп, и мариновали в пробках часа четыре. Потом еще три часа заняла таможня. Что поделать, Восток. Все ласковые, обходительные, медленные и английского языка не знают. Да и зачем им английский? В грузовом порту достаточно турецкого и международного матерного. Но в данном случае до ругани дело не дошло. В четыре часа пополудни наших путешественников отпустили в город на полностью легальных основаниях. И не взяли ни цента. Просто обычные бюрократические формальности, к тому же, как потом выяснится, выполненные недостаточно аккуратно. С типичным азиатским разгильдяйством. Интересно, на азиатском или европейском берегу все это происходило? Впрочем, там, у Золотого Рога, где когда-то вершилась почти вся всемирная история, Азия с Европой настолько перемешались, что черт ногу сломит.