– Эй, Броуди, ты чего нюни развел? – он склонился надо мной дёрнул меня за шиворот. – хочешь к мамочке?
Он нависал надо мною коршуном, и при моей попытке подняться отвесил ещё одну оплеуху.
Я хватил его по носу, вскочил на ноги и прежде чем он моргнул от удивления мой кулак подобно кузнечному молоту врезался ему в подбородок. Голова, набитый пухом мешок, дернулась назад, и Костолом грохнулся на землю.
Я не знал должен ли был подставить вторую щеку, но мой противник, мучитель всех заморышей школы, лежал передо мной поверженным. Мешок с костями, глухой до мира, как будто и вовсе умер.
Хоть про таких как Старик Чарли и говорят – одной пули мало, я вдруг ясно осознал, за моим сокрушительным ударом не последует еще более ужасающий удар Костолома. На этом все и закончилось. Под улюлюканье воспрявшего духом Ника я видел, как дружки подхватывают Чарли под руки и тащат прочь, горланя что-то вроде «Ничего еще не кончено Броуди!». Но все мы знали – Костолом Чарли пройденный этап, никто из его шайки больше не сунется, ни ко мне, ни к Нику Роджерсу, ни к кому бы то ни было из нашей компании.
Воспоминания всплывали в памяти, пока я брел по глухой аллее в сторону заброшенной фабрики, где раньше хранили соль. Теперь местное управление отстроило доки на другой стороне залива. Склад пустовал недолго, его выкупил какой-то богач, и сдавал в аренду Нику Роджерсу. После школы Ник пошел по стопам матери, стал заниматься наукой, да так усердно, что к двадцати с небольшим уже имел значительные успехи в области прикладной физики и электромеханики. Чем он занимался в том сарае, я не знал, однако вчера от одного из завсегдатаев бара «У Мо» я услышал о взрыве в старых доках, а после во всем районе вырубило электричество.
– И над заливом вознеслось голубое пламя, и грянул гром! – Именно так сказал старик Луис, отчаянно размахивая руками, словно ветряная мельница, пытающаяся пожать всех, кто находился рядом. Покачиваясь от выпитого, под общий гогот публики, он набрал в рот воздуха и издал громкое «БУХ!».
В утренней статье Нью Йорксого Вестника я прочёл о возгорание, которое Нику удалось погасить самостоятельно, ученый жив– здоров, но всем наработкам горе-испытателя пришел конец. Ник сообщил, что это не тревожит его, он все восстановит по памяти.
Но я решил проведать его по другой причине. Я не мог больше оставаться в доме. Тара умерла, отца больше нет, никто теперь не крикнет из холла, чтобы Мэт обязательно вымыл руки прежде чем хватать свежую выпечку с корзинки на столе. Никто больше не будет любовно дуть на мои израненные кулаки. В доме остался я и пауки, плетущие кружева по углам.
Еще на подходе к фабрике я почувствовал едкий запах жженой проводки, перебить который не мог даже ветер с привкусом соли. Над ржавой крышей промышленного здания поднимался густой белый дым, по всей видимости Ник здорово поэкспериментировал. От общих друзей я был наслышан о рвении Роджерса постичь знания, лежащие за гранью человеческого понимания. Ник стал затворником, и компанию ему составляли лишь труды таких же повернутых. То, что Ник спит по два часа в сутки и пьет кофе литрами ни для кого не секрет. А истории о загадочных вспышках в небе и постоянных перебоях в электроснабжении и огнях Святого Эльма, появляющихся внезапно посреди ночи на шпиле церкви в полуквартале от резиденции Ника Роджерса, вскоре обросли небылицами и превратились в страшилки о сумасшедшем ученом.
**
Судя по грохоту за стенами коробки, оставшейся от старой фабрики, и громкой ругани я понял – мой друг здесь. Прошмыгнув под обугленной балкой, дамокловым мечом нависшей над входом, я легонько толкнул дверь в святая святых инженера-испытателя. Я сразу увидел Ника, корпящего над стопкой бумаг. Он гордо восседал на груде кирпичей и что-то бормотал, вчитываясь в мятые обгоревшие дочерна листы. Масштаб трагедии поражал воображение. В крыше склада зияла огромная дыра, словно прожженая великанской сигарой, а большая часть западной стены, той, что выходила на залив, отсутствовала вовсе. Ник поправил это по своему – залатал дыру кирпичами. Повсюду валялись кучи мусора, обгоревшие доски, пластик, резиновыми кишками по земле змеились шланги и толстые кабели проводов.
– Мэтью! – закричал Ник с другого конца разрушенной лаборатории.
Он живо спрыгнул на землю, запнулся обо что-то и едва не расшиб голову о торчащий из кирпича кусок железной рельсы. Чертыхнулся, отбросил в сторону свой талмуд и засеменил ко мне.
– Будь так любезен, закрой дверь с другой стороны!
Не успел я ничего сообразить, как Ник прошмыгнул мимо меня к выходу, на бегу бросив:
– Ах, дружище, ты же не в курсе…
Он выломал доску рядом с чудом уцелевшей дверью, просунула руку наружу, долго шарил там, в поисках.
– Подожди, сейчас! – прокричал Ник, дернул за какой-то трос, снаружи что-то грохнуло, и я понял, хитроумный механизм установил на дверь здоровенную щеколду.
– Это для общей безопасности, мой друг, меньше лишних глаз.
Я хотел было сказать ,что из-за этого механизма в критический момент можно оказаться в ловушке, но не стал, наверняка Ник предусмотрел и это.
– Привет дружище!
Разведя руки словно Иисус перед своими учениками, Ник сгреб меня в охапку, если это слово можно применить по отношению к щуплому очкарику, ростом едва ли выше двенадцатилетнего ребенка.
– Как я рад тебя видеть, Мэтью!
Я похлопал друга по плечу и лишь впервые за долгое время почувствовал, как отлегло от сердца.
Ник задумчиво поскреб щетину на подбородке, постоял секунду, прикидывая что-то в уме, а после рывком снял запыленные очки и принялся тереть окуляры грязным рукавом, не прекращая бормотать какие-то формулы. Я же молча стоял рядом, разглядывая разруху, учиненную светилом прошлой ночью.
– Ник, что здесь произошло?
– Ах да! – снова просветлел он, хлопнул мня по плечу, и ринулся штурмовать баррикаду битого кирпича. – Ты кофе будешь? Прости, я совсем позабыл о гостеприимстве!
Я не смог сдержать улыбку. Когда Ник Роджерс чем-то увлечен он становится почти что ребенком, хоть ему недавно исполнилось тридцать четыре.
Из-за преграды показалась вихрастая голова друга с двумя длинными колбами.
– Прости, друг, мой столовый набор улетел к черту, вот так, прямиком в ад!
Он рассмеялся так беззаботно, словно ничего и не случилось. И, кажется, я уже догадывался, в чем тут дело. Если Ник ведет себя так, значит вчера ночью великий и ужасный громовержец достиг таких успехов, что даже лежащая в руинах лаборатория его нисколько не огорчает. Свершилось нечто воистину гениальное!
Роджерс вернулся, протянул мне дымящуюся колбу с кофе и отсалютовал.
– За встречу!
Я отхлебнул и только сейчас заметил, как дергается левое веко моего друга.
Разом осушив свою пробирку, Ник отбросил ее в груду ненужного хлама и принялся копаться в мусоре.
– Мэтью, мне нужно столько тебе рассказать! Я так рад, что ты пришел!
– Помочь? – Усмехнулся я, поднимая одной рукой ржавую рельсу, из под которой Ник выдернул какой-то металлический ящик грязно-серого цвета.
– Да, спасибо! Где же он? – бормотал друг, пытаясь выколотить из ящика остатки железной души.
Не обнаружив ничего стоящего, отшвырнул жестянку, и хлопнув в ладоши, расплылся в самой довольной своей улыбке.
– Получилось! У меня получилось!
– Удачный эксперимент? Не боишься, что владелец выставит счёт? Вчера ты половину города обесточил. –Рассмеялся я, аккуратно устанавливая кофейную колбу в трещину бетонного блока, неподьемной плитой лежащего на всех достижениях Ника.
– Удачный? Ну, не то чтобы завершенный, но да, Мэт! Можно сказать удачный!
– Как же лаборатория?
Друг полетел ко мне, схватил за плечи.
– Мэтью! Это не главное! Я на пороге величайшего открытия!
– Поделишься?
Он отошел, шмыгнул носом и выудил из рухляди грязный лист Вестника за прошлую среду.
– Ага, пойдет!
Я с интересом наблюдал за ним.
– Мэт, смотри, внимательно. Видишь эту газету?
– Вижу, – пробормотал я, чувствуя себя совершенным идиотом.
– Представь что это воздух, весь что есть! Этот лист – материя!
– Это Вестник, умник, – попытался пошутить я, но Ник лишь махнул рукой.
– Скажи мне, Мэт, каким будет кратчайшее расстояние между В и К?
– Прямая линия, – не задумываясь ответил я, понимая, что скорее всего ошибусь.
– Неверно! – Ник сжал листок двумя пальцами и проткнул его карандашом, таким образом соединив первую и последнюю буквы заголовка газеты.
– Кратчайший путь равен нулю!
– То есть?
– Простейшая арифметика.
– Объясни языком домохозяек, я не совсем тебя понимаю, – пробормотал я, глядя на карандаш в руках друга.
– Представь, что этот лист и есть пространство и время, и что при должном знании и умении можно создать такой туннель, через который ты в мгновение ока окажешься в Мэне. Точка А здесь, а точка Б может быть где угодно, хоть на Луне, хоть на Марсе! И… – Ник поднял над головой карандаш, выждал паузу и прошептал, – И когда угодно!
– Ты хочешь сказать, что можно путешествовать во времени?
– Да, мой друг! Да! И вчера я это сделал!
Ник светился от счастья, я догадывался, как его разрывает изнутри желание поскорее мне все объяснить .
– Разве такое возможно?
– Скажи, сколько примерно времени займет поход в кафе Мисти Пэйдж?
Я прикинул в уме расстояние:
– Минут двадцать, если идти быстрым шагом.
– А на машине?
– Не знаю, минут семь.
– Именно! – закричал Ник, и чуть ли не пустился в пляс. Я едва успел подхватить его под локоть, прежде чем он распластался бы на полу, запнувшись об толстенный кабель, хищной змеей спящий у ног.
– Именно Мэтью! Ты понимаешь, к чему я?
– Не очень, если честно!
– Ах, ты всегда прогуливал физику с Дейзи Джонсон!
Я покраснел, я не вспоминал Дейзи с выпускного.
– Время, Мэтью! Время и пространство! Все это связано! Понимаешь? Если ты отправишься за булочками к Пэйдж на машине, время для тебя замедлится, чем быстрее ты будешь двигаться…
– Тем меньше времени пройдет, да, да, я понял.
Ник замер, прислушиваясь к уличной трескотне за стенами пакгауза.
– А что, если ты будешь ехать со скоростью, примерно равной скорости света?
– Очевидно, я разобьюсь.
Он засмеялся, точно мы говорили совсем о иных, простецких вещах, никак не связанных с чудовищным взрывом вчерашней ночью.
– Нет, Мэтью, время для тебя пойдёт гораздо быстрее, чем, скажем для меня, стоящего здесь. А если со скоростью света? – он прикинул в уме, цокнул языком и глядя на меня как на совершенного профана, заговорщически прошептал : – А это сто восемьдесят тысяч миль с небольшим. В секунду! В этом случае время по отношению к тебе остановится. И если ты будешь ехать со скоростью света год, за пределами автомобиля пройдет примерно шесть лет! Шесть лет, Мэтью! И если ты зайдешь к Карен в Вестник, то она даст тебе свеженький выпуск тысяча девятьсот тридцать шестого года! Хотя для тебя пройдет всего лишь один единственный год.
Я сел на чудом уцелевший стол, чувствуя, что дальше будет нечто еще более удивительное и едва ли я смогу устоять на ногах.
– Ты понимаешь? – спросил Ник, отряхивая халат. Он стоял передо мной и пытливо смотрел мне в глаза. Обычно так смотрят на полного идиота, который не понимает разницы между Божьим даром и яичницей.
– А если я буду двигаться быстрее скорости света, то попаду в прошлое?
– Ах, оставьте ваш юношеский максимализм, молодой человек! – расхохотался Ник, – Попасть в прошлое невозможно, по крайней мере отсюда, из нашего времени. У нас нет таких технологий, пока нет.
– Только не говори, что ты создаёшь устройство, способное разогнать меня до той скорости, которая позволит завалиться в редакцию к Карен, и обзавестись Вестником за тридцать шестой год?
– Уже создал! Я смог зациклить время внутри контура таким образом, что всего лишь за долю секунды оказался в настолько невообразимо далеком будущем, что тебе и не снилось.
Я кивнул, чувствуя, что еще немного и моя голова треснет, как орех под ударом молотка.
Ник щелкнул пальцами тыча ногтем указательного мне в грудь.
– Именно так! Я создал устройство, способное перенести тебя, скажем, на век вперёд…
– И что же ты видел? Ну, там в будущем?
– О, Мэтью!
Ник разом сделался серьезным и закачал головой как китайский болванчик.
– Ужасные вещи, жуткие, не поддающиеся объяснению вещи! Но я не хочу говорить об этом. Я даже сомневаюсь сейчас, не нарушил ли я чего, заглянув в такую даль.
– Будущее безнадёжно?
Вместо того чтобы ответить, Ник сложил руки на груди, и молчал минуту, или около того.
– Мэтью, грядут страшные времена, невообразимо ужасные события произойдут совсем скоро, но потом…. Мир изменится. Мир станет другим…
Я смотрел на друга и не верил свои глазам. Ботаник, которому частенько доставалось в школе, не сдался на полпути и достиг невероятного! Собрал волю в кулак и продолжал идти к своей цели. И пришел.
Если Ник не преувеличивал, и у него действительно получилось нечто невозможное, я даже представить не мог, какие эмоции переполняли, переполняют моего друга.
«Как тебе такое, Сэмми?» – подумал я, пытаясь воссоздать в памяти дурнушку Родд.
Парень, которого ты так жестоко отшила, совершил такое, чего ты и понять-то не в состоянии.
– Мэт, – тишину нарушил взывающий голос Ника.
Он весь сжался, словно кто-то невидимый высыпал ему за шиворот ведро снега. Я напрягся, пытаясь понять перемену в настроении друга.
– Мэтью, я рад, что ты пришел сюда не только потому, что мы давно не виделись.
Замявшись, он вдруг развернулся на пятках и бросился куда-то вглубь ангара, на ходу призывая следовать за ним.
– Мэтью, я должен тебе кое-что рассказать.
Ник посмотрел на меня так серьезно, точно замышлял ограбить банк и диктовал свой план совершенному новичку , которому не доверил бы и свой ночной горшок вынести.
– Мэт, когда я только начинал работать над этой штукой, когда еще и знать не знал, к чему это приведет… – он тяжело вздохнул, – Ко мне пришли люди Джона Марша.
– Джона Марша? – Тупо повторил я.
– Да, Мэт, Джона Марша, зарегистрировавшего патент на модернизацию электорного двигателя закрытого типа.
– Это же прекрасно! – воскликнул я. – Марш гений.
– Да! – Убитым тоном протянул Роджерс. – К сожалению, у нас произошли некоторые разногласия. Теперь он работает на правительство, создаёт новое оружие. О, Мэтью, у него есть деньги, есть связи, есть возможности, коих нет у меня! Но я его обогнал, утер поганцу нос! – Ник хлопнул в ладоши перед моим лицом. – Прибил как муху! Вот так!
– Дай-ка догадаюсь, – я пристально вгляделся в мутные блики на линзах очков Ника. Показалось или в отрезке неба, виднеющегося сквозь дыру в крыше, что-то большое шмыгнуло в тень? – Джон хочет, чтобы ты работал на него?
– Да! – зашептал горе-испытатель, вцепившись руками в стальную решетку в полу. – Помоги!
Я подтянул чудом уцелевшую решетку так, чтобы Ник мог пролезть в узкую щель по пояс и тихо произнес:
– Но он не знает о твоём новом изобретении?
– Нет, – шикнул Ник, выуживая из ямы слива жестяной ящик. – Не знает, и я не хочу, чтобы узнал! Ты хоть понимаешь, что будет, если Марш догадается? Он захочет присвоить все себе!
– Ты должен зарегистрировать патент…
– Какой патент, Мэтью! Едва я попрусь в палату, они получат доступ к чертежам! Нельзя допустить, чтобы разработки попали в руки к этому злодею! Марш продался с потрохами Дядюшке Сэму! Только подумай, что произойдет, попади к ним моё устройство! – Он подал мне тяжеленный ящик.
– Что здесь?
– Только не открывай!
Спохватившись Ник придавил крышку ладонями.
– Не сейчас, Мэтью, не здесь. Всему свое время.
Ник споткнулся об мой взгляд, потупился и тяжело вздохнув, прошептал: