– Мальчика нет!
Внизу притихли. Никакого ответа. И тут поезд вкатился на неведомую ночную станцию с ярко горящими фонарями. Сквозь щели в неплотно прикрытых жалюзи упал луч света, и я увидел голову мужчины – длинноволосого, а не аккуратно стриженного бобриком, как тот отец семейства.
Меня осенила страшная догадка: я попал по ошибке не в то купе.
Теперь надо было выйти потихоньку, но парочка вернулась к своим упражнениям. Я замер на полке, боясь пошевелиться. Может быть, они меня не заметили и не услышали, раз вели себя так, как будто одни во всем мире. У меня, как человека интеллигентного и воспитанного, не хватало наглости спуститься к ним, поставив их, да и себя, в неловкое положение. На всякий случай, я замаскировался, спрятавшись за подушку и одеяло, и стараясь слиться с ними.
Ну, хорошо, скоро все закончится – утешал я себя, – я и выскользну. Но парочка была неутомима. В них накопилось столько страсти.
– Может быть это и был Ваш друг Андрюха – сказал Лёва, повернувшись ко мне, – который отрабатывал свою карму.
– Наконец, наступил миг, когда, казалось бы, все закончилось. Из звуков снизу я различал только мерное дыхание. Кажется, уснули. Хотя, как можно было уснуть на одной купейной койке вдвоем, мне было решительно непонятно. Однако я потихоньку привстал и уже начал сползать со своего места, как все повторилось: поцелуи, ритмичные движения, хриплые вздохи.
Я так и замер на полпути, не решаясь ни лечь обратно, ни спуститься окончательно. При этом мое тело приняло позу дервиша ордена «Мавляви», остановленного во время кружения. Помнится, у Гурджиева была для учеников такая команда «ист», когда требовалось замереть в любой, даже самой невозможной позе. Когда читал об этом, и подумать не мог, что такое придется пережить.
Так продолжалось еще раза три. Каждый раз, когда мне казалось, что все завершилось, и возлюбленные уснули, я делал одно движение. Но они начинали двигаться, и я принимал еще более неудобную позу – то крадущегося тигра, то затаившегося дракона. Наконец, застыл в асане, которую йоги определили бы как дикую помесь врикшасаны – позы дерева с гарудасаной – позой орла. Уже перед рассветом, измученный и утомленный, дождавшись, когда они, наконец, разошлись по своим местам, я смог освободиться из невольного плена.
С тех пор я уже не так самоуверен в поездах, как прежде. Всегда стараюсь запомнить номер своего купе, и, возвращаясь, тщательно проверяю на двери – тот ли. А еще, конечно, не позволяю себе лишнего в ресторанах, чем бы там не потчевали.
6. По душам
4. По душам
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога…
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.
Александр Галич.
Ночной разговор в вагоне-ресторане
Посмеялись, поудивлялись, но рассказы про виски да винцо вызвали жажду иного рода, которую кофе не утолить. Вот и решили мы выпить за знакомство. Подозвали официантку – судя по бейджу, ее звали Бахтигюль, попросили винную карту. Владимир пристально посмотрел на девушку, и спросил:
– Простите, у а Вас сестра на Киевском вокзале не работает?.
– Нет, – ответила Бахтигюль, – все мои сестры живут на родине, в Узбекистане.
Владимир же, тем временем, всматриваясь в густо испечатанные мелкими строчками страницы, обратил внимание на цены винной карты, и воскликнул невольно:
– Бахтигюль, это у вас что – меню или ведомость по зарплате? Потом
поняв, что выглядит скупердяем, вышел из положения:
– Все так запутанно, без бутылки не разберешься. В общем, бутылку красного сухого, чилийского или аргентинского. Угощаю.
– А почему аргентинского, когда и французское было, и испанское? –
поинтересовались мы. Владимир, делавший заказ, пояснил:
– Латиносы начали-таки разбираться в винах. Если брать по одной цене французское и аргентинское, аргентинское даст сто очков вперед. Оно и более густое, и насыщенное, и оттенки вкусовые интереснее. Чувствуется, что и солнце там у них жарче, и почвы другие, а руки рабочие дешевле в разы, в общем, все в плюс, особенно если вино из провинции Мендоза. Вот где знатные виноградники! Умеют люди и душу вложить, и бизнес делать, и цены приемлемые поддерживать.
Выпили за знакомство, продолжили разговор, перешли на «ты».
– А сам ты, Владимир, каким бизнесом занимаешься? Виноделием, что ли? Или виноторговлей? – осведомился Михаил.
– Нет, – рассмеялся Владимир, – я металлом занимаюсь. Самый крупный трейдер в регионе.
– Вот это да! – восхитился Лёва.– А у тебя, наверное, прихваты неслабые, ну, Лисин там, Мордашов, Дерипаска, а может и Лакшми Митал?
– А вот и нет, – с каким-то мальчишеским задором парировал Владимир,– даже ни с кем из их менеджеров не знаком.
– Ну, расскажи, тогда, как начинал? – заинтересовался я.
– Хорошо, слушайте. Дело было так. Держал я на родном верхнегородском рынке трикотажный ларек. Дела шли ни шатко, ни валко. В шоколаде не купался, но на пиво хватало. И вот как-то раз расторговался я в выходные, вроде неплохо вышло, да и купил ящик пивка. Тогда еще «Балтику» пил, все больше шестерку, портер. Вот хлебнул изрядно, да и пошел отлить. Смотрю, за ларьками рыночными вагончик стоит строительный, захожу за него – а там мужики сидят смуглые и усатые. А я после пива уж очень разговорчивым становился.
– Здорово, чурки, – говорю. – Чего сидите без дела?
– Мы не чурки, мы турки, – с достоинством отвечает один, постарше, видимо, бригадир. Он по-русски говорил с акцентом, но в целом понятно. – Металл ждем. Труба, арматура, балка. Торговый центр здесь строить будем, металл пока нет.
– Ну-ну, ждите, – говорю, – удачи вам.
И пошел искать местечко побезлюднее.
На другой день, в понедельник, был санитарный день на рынке, и остался я дома. Решил пива допить. К пиву я еще накануне воблы прикупил, а продавец мне ее в газету завернул. Вот разворачиваю я эту желтую газетенку с воблой, и первое что вижу – кучу объявлений «Продам металл». И что-то у меня в мозгу щелкнуло: есть люди, которым нужен металл, и есть те, которые его продают. А почему бы мне не встать между ними? Вот с тех пор я и покупаю металл у тех, кто его продает, и продаю тем, кто покупает. Ларек продал, коттедж построил, офис в центре города снял. Склады еще арендую на окраине. В общем, дело растет.
– Фантастика! – говорю, – необъяснимый бизнес по-русски. Никакому здравомыслящему экономисту не объяснишь, почему те, кто покупают у тебя, не покупают у тех, кто продает тебе.
– А я по душам с клиентами разговариваю, – поясняет Владимир, – вот они ко мне и тянутся!
5. Сахар
Почему и сахар,
белый-белый,
должен делать
черный негр?
Владимир Маяковский.
Блэк энд Уайт
– Это еще не фантастика, – включился Михаил. – Вот у меня пацаны знакомые реально фантастику устроили. С сахаром. Правда, давно это было, лет уж десять назад.
– Как это?
– Приезжают как-то ко мне бывшие бандиты из «Автозаводских», ставшие начинающими бизнесменами, на девятке, естественно, и говорят:
– Слушай, Михон, ты – пацан толковый, дай совет. Мы берем 1437 тонн сахара по сто рублей за кило, нам надо продать его по двести. Как это замутить?
Ну, я, натурально, офигел: этому сахару оптовая цена по городу полтинник.
– А чего по сто берете,– спрашиваю, – а не по пятьдесят?
– На реализацию по полтосу не дают, только по стольнику.
– Понятно,– говорю.– А почему такой неровный объем? Проще, наверное, или тысячу тонн взять, или полторы.
– А мы все посчитали. Вот, Витек у нас самый умный – даже две книжки прочитал, он все записал. Ну-ка, Витек, покажь!
Витек, здоровенный детина с перебитым носом, из бывших боксеров, достал из необъятных штанов блокнот и, открыв на нужном месте, пояснил:
– Мне нужна бэха пятая, Саньку – квартира в сто метров, Вовану – катер нехилый и спиннинг, а Черному – дача, да еще и шуба для жены. Ну и там по мелочи, на бухло и траву. Мы прикинули, сколько все это стоит, и если с каждого кило стольник срубить, то нам нужно ровно 1437 тонн.
– Хорошо, – говорю, – пацаны, заметано. Поспрашиваю людей, подумаю, если что наклюнется, позвоню. Только без обиды, пацаны – сомневаюсь, что удастся его по двести толкнуть.
Сказал да и забыл про этот сахар. Совершенно нереально было продать его вчетверо дороже отпускной цены. Через четыре месяца встретил я Витька на BMW третьей серии, не новом, но вполне приличном, удивился. Раньше-то он на девятке ободранной катался.
Поговорили немного. Он и признает:
– Слышь, Михон, а ведь ты прав оказался, не удалось нам сахар этот по двести толкнуть.
– Конечно, говорю, нереально это. А откуда бэха у тебя?
– Ну как, все ж по 195 мы сдали этот сахар, вот и пришлось купить не то, что хотели: Санек квартиру меньше взял на пять метров, я вот бэху– трешку вместо пятерки прикупил, Вован взял катер без спиннинга, а Черному на шубу не хватило. Да все равно он с женой развёлся.
– Да, – говорю, – грустная история. А сам думаю: «Ну надо же, вот это коммерция!» И вспомнил, что Витек две книжки прочитал. Может, в этих книжках был хитрый экономический расчет, как продажи устраивать по запредельным ценам. Не мешало бы и мне об этом узнать.
– Слушай,– говорю, – Витек, а ты какие книжки прочитал?
– Первая – букварь, – говорит Витек на полном серьезе, – а вторая про войну, но названия не помню. Такие дела.
– Да, – протянул я, – удивителен бизнес по-русски. Тут смекалка нужна, нестандартный подход, иностранцам не понять.
6. Maryland – Марий Эл
У меня есть мечта, что настанет день,
когда наша нация воспрянет и доживет
до истинного смысла своего девиза:
«Мы считаем самоочевидным,
что все люди созданы равными».
Мартин Лютер Кинг
У меня есть мечта
Речь 28 августа 1963 г.
Тут разговор и завертелся вокруг иностранцев, их особенностей и чудачеств. Оказывается, у каждого в жизни был хоть какой-нибудь опыт знакомства со странностями иного менталитета. Конечно, вспомнили и Михаила Задорнова с юмором про «тупых американцев».
Тогда я решил, справедливости ради, уточнить, что не все американцы тупые, и под личиной самодовольства и чувства собственного превосходства иногда можно обнаружить весьма интересную личность с тонкой душевной организацией.
– Вот у меня – говорю я, – есть ученик один – живое воплощение трансформации американской мечты. Это американский студент, зовут его Джек Батлер. Кстати, уверяет, что он дальний родственник нашего химика Бутлерова. Якобы он тоже происходит от того самого англичанина Бутлера, который в XVI веке у Ивана Грозного служил главным пиротехником и изготавливал заряд для подрыва казанских стен. Только по другой линии потомок. Конечно, брешет, стервец.
Джек рассказывал, что с детства мечтал стать миллионером, ездить на большом роллс-ройсе с эскортом из голливудских актрис, и чтобы все вокруг завидовали. Ну, в общем, стандартная американская мечта.
А отец у парня работ а л в американских спецслужбах, специализировался на аэрофотосъемке советских, а после и российских, кораблей, причем, как военных, так и гражданских. И часто отец брал шабашку на дом – разбирал фото дома. Джек с младых ногтей играл с фотографиями, на которых явственно читались надписи на кириллице.
Вот он и заинтересовался – как читать эту тарабарщину? Начал приставать к родителям. Они оказались с пониманием: наняли женщину – репетитора из Украины. Раз в неделю Джек ходил в библиотеку в своем родном Аннаполисе, это столица штата Мэриленд, занимался русским.
– А чего это его отец – шпион жил в таком захолустье? – недоверчиво спросил Михаил.
– Не такое уж и захолустье – пояснил я. – Если что, округ Колумбия, где Вашингтон находится, расположен на границе между Мэрилендом и Вирджинией. Ну, так вот, учил юный Джек русский язык пять лет, начал на нем разговаривать. А тут как раз конкурс устроили среди изучающих русский школьников. Немного их набралось в Штатах, но все же более двух тысяч. Из них выбрали 10 лучших – и Джек в их числе был одним из первых.
Чествовали победителей в российском посольстве в Вашингтоне. Награды вручали лично Д.А. Медведев, тогда еще президент, с супругой Светланой в присутствии Обамы. И достался нашему Джеку сертификат на год изучения русского языка в Верхнем Старгороде.
Поселился он в квартире, где жил с родителями его ровесник – подросток, изучающий английский. Ходил на занятия в различные школы и вузы, там, где открытые лекции были для абитуриентов. И вот однажды слушал он лекцию и услышал незнакомое слово «жираф». Словаря под рукой не оказалось, он написал записку соседке: «Что такое жираф?»
Соседка не растерялась, нарисовала под вопросом картинку со стилизованной жирафой, а внизу приписала; «А меня зовут Света». Так познакомился Джек с возлюбленной своей. Она оказалась из Марий-Эл, готовилась к поступлению в вуз, по выходным приезжала на занятия в Старгород. «Есть какое-то созвучие, – говорил потом Джек, – Мэрилэнд – Марий-Эл. Видимо, это судьба!»
Подружились, влюбились друг в друга. И решил наш Джек предложение сделать отсроченное, ну вроде фьючерса или опциона. А возлюбленная ему и говорит: «Не буду с тобой жить, ибо ты – пиндос, проклятый агрессор, а твоя страна хочет весь мир захватить и всех людей поработить.»
Обалдел Джек от таких слов. Он, конечно, слышал раньше подобное, но считал это черным пиаром, который расчетливые враги сливают: ведь его страна несет всему миру добро и демократию. А это не только великая миссия, но и тяжкое бремя, которое приходится нести с большими издержками – многие ведь сами не могут дорасти до демократии высоких американских стандартов.
А тут простая девушка-подросток из российской глубинки такие страшные слова от сердца говорит. Обидно стало американцу до слез, и пообещал он ей доказать как свою любовь, так и миролюбие.