– Кто именно вас окликнул? Это был мужчина или женщина?
– Кажется, женщина. По крайней мере, выглядело это существо как женщина.
Дакуорт не стал заострять внимание на последней фразе посетителя.
– И что же она вам сказала?
Гаффни покачал головой:
– Дальше я ничего не помню. Два дня практически куда-то пропали. А потом я вдруг пришел в себя в том же самом месте. В общем, я вышел из переулка и стал бродить по городу. Тут-то копы меня и сцапали. У меня при себе не имелось никаких документов, по которым можно было бы установить мою личность. Мой бумажник пропал, и мой сотовый телефон тоже.
– Скажите, возможно ли, что вы все два дня, о которых идет речь, провели именно там, в переулке?
Гаффни снова покачал головой, хотя на этот раз и не столь энергично:
– Там постоянно ходят люди. Меня наверняка бы сразу заметили. Эти существа не могли бы ставить на мне свои эксперименты в том переулке. – Дыхание посетителя заметно участилось – его нервное возбуждение явно росло. – А что, если они меня чем-нибудь заразили? Внедрили мне в организм какие-нибудь неизвестные науке болезнетворные бактерии. – Гаффни снова поставил кружку с кофе на стол и прижал ладонь к груди. – Что, если я стал переносчиком заболевания? Если я подверг опасности вас? О боже, боже!
– Давайте не будем делать поспешных выводов. – Дакуорт старался говорить негромко и спокойно. – Мы обследуем вас. С чего вы вообще взяли, что над вами ставили эксперименты?
– Они… увозили меня куда-то. Возможно, это был космический корабль, но я так не думаю. Там было много света. Я лежал на кровати или на чем-то похожем – на животе. Помню, там еще очень неприятно пахло. Именно там они все и делали.
– Что делали?
– Ощущение было такое, будто в меня втыкали тысячи иголок. Наверное, они брали какие-то образцы, понимаете? Может, это были образцы ДНК?
Лицо Гаффни сморщилось. Он взглянул вверх так, словно смотрел не в потолок, а в небеса над головой.
– Почему я?! – громко выкрикнул он. – Почему это должен был оказаться именно я?!
Двое других детективов, сидевших за столами в противоположном углу комнаты, посмотрели на Гаффни. Дакуорт снова положил ладонь на предплечье посетителя.
– Брайан, посмотрите-ка на меня, – предложил он. – Ну же, давайте посмотрите. И успокойтесь.
Гаффни опустил голову и взглянул детективу в глаза.
– Мне очень жаль, если то, что меня доставили сюда, было ошибкой, – сказал он.
– Это вовсе не ошибка. Я постараюсь вам помочь. Давайте-ка вернемся к ощущению, что в вас втыкали множество иголок. Как вы думаете, зачем это было сделано?
– Не знаю. Моя спина. Она здорово болит, – пожаловался Гаффни. – И еще чешется вдобавок. Представляете? Кожу просто как огнем жжет.
После некоторого колебания Дакуорт поинтересовался:
– Вы хотите, чтобы я взглянул на вашу спину?
Гаффни немного подумал, словно не был уверен, что хочет продемонстрировать свое тело детективу, после чего произнес:
– Если вы не против.
Детектив и посетитель встали. Гаффни повернулся к Дакуорту спиной, расстегнул ремень на брюках и пуговицы рубашки, а затем задрал рубашку к шее.
– Ну и что там? – с любопытством спросил он.
Дакуорт внимательно осмотрел спину посетителя, после чего сказал:
– Спасибо, достаточно.
На спине Гаффни черными чернилами, буквами высотой примерно в два дюйма была сделала татуировка в виде надписи:
Я – БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК,
КОТОРЫЙ УБИЛ ШЭН
– Скажите, мистер Гаффни, а Шэн – это кто?
– Шэн? – переспросил посетитель.
– Да, Шэн.
Гаффни высоко поднял, а потом снова опустил плечи.
– Я не знаю никого, кого звали бы Шэн. А что?
Глава 3
Кэл
Имя Мэдэлайн Плимптон было мне знакомо.
Она происходила из семьи старожилов Промис-Фоллз. Не могу сказать, что я эксперт по истории города, но мне было известно, что Плимптоны были среди тех, кто основал поселение в XIX веке. Знал я и о том, что они создали первую городскую газету, «Стандард», и что Мэдэлайн Плимптон выпала честь руководить ею – до момента закрытия газеты.
Я понятия не имел, зачем ей понадобилось со мной встречаться. Во всяком случае, по телефону она этого не объяснила. Клиенты обычно предпочитают не обсуждать по телефону деловые вопросы. Впрочем, делать это с глазу на глаз порой тоже не так-то просто.
– Вопрос деликатный, – сказала она.
Так оно обычно и бывало.
Я бы не назвал ее дом дворцом, но для Промис-Фоллз он выглядел весьма внушительно. Это было большое строение в викторианском стиле, возведенное в двадцатые годы XX века. Площадь его, вероятно, составляла четыре или пять тысяч квадратных футов. Стоял дом довольно далеко от улицы, его окружала кольцеобразная подъездная аллея. В прежние времена перед таким домом должна была бы расстилаться тщательно подстриженная и ухоженная лужайка. Если раньше так и было, значит, у кого-то хватило ума и чувства такта, чтобы отказаться от подобного украшения.
Я сидел за рулем моей новой старой «Хонды». Свою совсем старую «Хонду Аккорд» я сдал в магазин, но, даже добавив денег, приобрести смог лишь подержанный автомобиль той же модели. Он был с ручной трансмиссией, так что переключение передач давало мне возможность почувствовать себя моложе и спортивнее, чем я являюсь на самом деле. Моей первой машиной, приобретенной лет тридцать назад, была «Тойота Селика» с четырехступенчатой ручной коробкой. После нее я ездил только на автомобилях с автоматической трансмиссией – до последнего времени.
Я припарковался у двойных дверей главного входа, рядом с куда более роскошными машинами – черным кроссовером «Лексус», белым четырехдверным седаном «Хонда Акура» и «БМВ» седьмой серии. Общая стоимость этих трех автомобилей, должно быть, существенно превосходила мой общий доход за последние два десятка лет.
Нажимая на кнопку звонка, я был почти уверен, что дверь откроет горничная или дворецкий. Однако передо мной предстала сама Мэдэлайн Плимптон и пригласила войти.
На вид я бы дал ей около семидесяти. Это была тоненькая, приятной внешности пожилая женщина с царственной осанкой, одетая в черные брюки и черную шелковую кофточку. На ее шее я увидел прекрасно гармонирующую с одеждой нитку жемчуга. Ее тщательно причесанные седые волосы были относительно короткими и доходили лишь до основания шеи. Мэдэлайн окинула меня внимательным взглядом сквозь очки в золотой оправе.
– Спасибо, что приехали, мистер Уивер, – сказала она.
– Не стоит благодарности. Вы можете называть меня Кэл.
Приглашения называть хозяйку дома Мэдэлайн, однако, не последовало. Она проводила меня через главный холл в гостиную, где были приготовлены чайные приборы – китайские фарфоровые чашки, серебряные молочник и сахарница.
– Могу я предложить вам чаю? – спросила она.
– Спасибо.
Разлив чай по чашкам, хозяйка села на стул во главе стола. Я устроился на стуле справа от нее.
– О вас хорошо отзываются, – произнесла Мэдэлайн.
– Полагаю, у вас, как у бывшего издателя газеты, надежные источники информации, – с улыбкой отозвался я.
Я заметил, как по лицу моей собеседницы скользнула тень недовольства – вероятно, это было результатом того, что я употребил слово «бывший».
– Вы правы. Я знаю почти всех в этом городе. Мне известно, что раньше вы работали в местной полиции. Я в курсе и того, что вы сделали ошибку, перебравшись несколько лет назад в Гриффон, где стали частным детективом, а затем вернулись сюда. – Мэдэлайн сделала небольшую паузу. – После личной трагедии.
– Да, – подтвердил я.
– Вы здесь уже пару лет.
– Верно. – Я бросил в чашку с чаем кусочек сахара. – Будем считать, что проверку я прошел. В чем состоит проблема?
Мисс Плимптон сделала глубокий вдох, поднесла к губам чашку и подула на чай – он в самом деле был очень горячий.
– Дело касается моего внучатого племянника, – сообщила она.
– Ясно.
– Это сын моей племянницы. У них выдался очень тяжелый год.
Я молча ждал продолжения.
– Моя племянница и ее сын живут в Олбани. В последнее время их жизнь стала невыносимой.
Я был совершенно уверен, что знаю, что именно означает это слово.
– И в чем же дело? – поинтересовался я.
Прежде чем заговорить, Мэдэлайн Плимптон сделала долгую паузу.
– Джереми – так зовут моего внучатого племянника – имел некоторые проблемы с судебными властями, которые, к сожалению, привлекли слишком большое внимание. Это очень осложнило его существование. Некоторые люди, которые, судя по всему, невысокого мнения о нашей системе правосудия, причиняют Джереми и моей племяннице, Глории, много беспокойства. Поздние телефонные звонки, сырые яйца, летящие в дом, и тому подобное. Кто-то даже оставил в почтовом ящике листок, в котором содержится угроза жизни. Надпись сделана карандашом на листке бумаги, испачканном экскрементами. Можете себе представить?
– Что вы имеете под «некоторыми проблемами с судебными властями», мисс Плимптон?
– Речь о дорожно-транспортном происшествии. Дело раздули сверх всякой меры. Я вовсе не хочу сказать, что это не было трагедией, но эта история стала объектом необъективных спекуляций и преувеличений.
– Мисс Плимптон, может, вы расскажете все с самого начала?
Моя собеседница едва заметно повела головой слева направо, а затем справа налево.
– Я не вижу в этом необходимости. Мне нужны ваши услуги, а для их оказания вам вовсе не обязательно знать все детали. Впрочем, могу сказать вам, что Глория для меня не просто племянница, а скорее родная дочь. Она поселилась у меня, когда была еще подростком, так что наши отношения…
Последовала небольшая пауза. Я ожидал, что моя собеседница скажет «близкие», но ошибся.
– …сложные, – закончила наконец фразу мисс Плимптон.
– Не вполне понимаю, какие именно услуги вы хотите от меня получить, – признался я.
– Я хочу, чтобы вы защитили Джереми.
– Что значит – защитил? Вы хотите, чтобы я стал его телохранителем?
– Да. Полагаю, что часть вашей работы будет состоять именно в этом. Я хочу, чтобы вы оценили уровень опасности, которая ему угрожает, и взяли на себя функции личного охранника.
– Но я по специальности вовсе не телохранитель. Вероятнее всего, вам нужен какой-нибудь здоровяк.
Мэдэлайн Плимптон вздохнула:
– Что ж, я понимаю, о чем вы. В техническом отношении вы, возможно, правы. Но вы бывший полицейский. Вы имели дело с криминальными элементами. Не думаю, что работа телохранителя так уж сильно отличается от того, чем вы занимаетесь сейчас. И я готова платить вам по круглосуточному тарифу все то время, пока ваши услуги будут необходимы. Одной из причин, по которой я выбрала вас – только не считайте меня, пожалуйста, бестактной и бездушной, – состоит в том, что у вас, насколько я понимаю, нет семьи. Поэтому подобный режим работы будет для вас не таким обременительным, как для кого-нибудь другого.
Не могу сказать, что мне очень понравилась Мэдэлайн Плимптон. Но, в конце концов, если бы я и мои коллеги работали только на клиентов, вызывающих симпатию, мы все умерли бы с голода.
– Сколько лет Джереми? – спросил я.
– Восемнадцать.
– А какая у него фамилия?
Моя собеседница на секунду закусила губу.
– Пилфорд, – произнесла она почти шепотом.
Я удивленно заморгал:
– Джереми Пилфорд? Ваш внучатый племянник – Джереми Пилфорд?
Мэдэлайн Плимптон кивнула:
– Насколько я понимаю, это имя вам знакомо.
Еще бы. Это имя было известно всей стране.
– Большой Ребенок, – сказал я.
На этот раз лицо Мэдэлайн Плимптон исказила болезненная гримаса, словно она случайно плеснула горячий чай на свою тонкую руку с набухшими венами.
– Лучше бы вы этого не говорили. Представители защиты не произнесли эти слова ни разу за весь процесс. Зато их вовсю употребляли представители обвинения и пресса, и это звучало оскорбительно. Да, это было унизительно. Не только для Джереми, но и для Глории. Это очень плохо на нее подействовало.
– Но ведь то, что представители защиты Джереми не произносили эти слова, просто-напросто хорошо укладывалось в их стратегию. Суть ее адвокат Джереми изложил вполне ясно. Она в том, что Джереми был настолько изнеженным и избалованным, настолько не привык что-либо делать самостоятельно, до такой степени не научился брать на себя ответственность за свои действия, что ему даже в голову не пришло, будто он совершил что-то плохое, когда он…
– Мне известно, что он сделал.
– …когда он во время какой-то гулянки сел в пьяном виде за руль и сбил кого-то насмерть. При всем уважении, мисс Плимптон, я не могу охарактеризовать это как просто дорожно-транспортное происшествие.
– Возможно, вы не тот человек, которого мне следовало бы нанять.
– Очень может быть, – сказал я, поставил чашку на блюдце и, отодвинув стул от стола, встал. – Спасибо за чай.
– Подождите, – Мэдэлайн Плимптон протянула руку в мою сторону.
Этот жест заставил меня немного замешкаться.
– Подождите.
Я замер на месте в ожидании дальнейшего развития событий.
– Пожалуйста.
Уловив в голосе Мэдэлайн Плимптон умоляющие нотки, я снова сел, придвинул стул к столу и поставил локти на столешницу.
– Полагаю, мне не стоить удивляться, что ваша реакция на мою просьбу аналогична реакции других специалистов, к которым я обращалась, – снова заговорила мисс Плимптон. – Джереми не умел ладить с людьми и завоевывать их расположение. Но судья принял решение не отправлять его в тюрьму. Мистеру Финчу удалось убедить судью, что…
– Мистеру Финчу?
– Это адвокат Джереми, о котором вы только что упомянули. Грант Финч. Так вот, мистер Финч предложил свою судебную стратегию. Поначалу никто не верил в то, что судья сочтет ее убедительной. Но, когда это все же случилось, мы все были в восторге. Если бы Джереми посадили в тюрьму, для мальчика это оказалось бы просто ужасно. В конце концов, он в самом деле еще ребенок. Он бы ни за что не выжил в тюрьме. И, несмотря на всю ужасную реакцию общества на приговор, в любом случае это лучше, чем если бы Джереми оказался за решеткой.
– Но теперь ему приходится жить в страхе, – заметил я.
Мэдэлайн Плимптон признала мою правоту едва заметным кивком.
– Да, это правда, но такие вещи рано или поздно проходят. Джереми мог попасть в тюрьму на несколько лет. Волна возмущения по поводу исхода процесса, скорее всего, продлится каких-то несколько месяцев. Со временем найдется другой объект для нападок. Например, какой-нибудь охотник, убивший льва в африканском заповеднике. Женщина, которая неудачно пошутит в своем Твиттере по поводу СПИДа. Полоумный политик, который заявит, что женщины сами должны знать, как исключить беременность в результате изнасилования. Наконец, какой-нибудь другой судья, который вынесет слишком мягкий приговор молодому человеку, изнасиловавшему больную девушку, лежащую без сознания в реанимации. Мы так любим негодовать по самым разным поводам, что нам каждую неделю необходим новый объект для выражения нашего возмущения. О Джереми в конце концов просто забудут, и он сможет вернуться к нормальной жизни. Но до тех пор, пока это произойдет, нужно, чтобы он находился в безопасности.
Я невольно подумал о том, когда к нормальной жизни сможет вернуться семья того, кого задавил Джереми, но в конце концов решил не задавать Мэдэлайн Плимптон этот вопрос.
– Так вот, возвращаясь к предыдущей теме разговора, скажу: да, Джереми имел прозвище Большой Ребенок. Считалось, что с ним обращались так, словно он еще совсем дитя. Стоило представителю обвинения один раз упомянуть об этом, как пресса тут же подхватила. Си-эн-эн даже превратило это прозвище в специальную отбивку – Дело Большого Ребенка, и широко использовало при освещении процесса всевозможную графику.