* * *
Генерала от инфантерии Багратиона я нашел неподалеку на гребне оврага. Он рассматривал в зрительную трубу французские позиции. Рядом располагались еще с десяток офицеров и небольшой казачий конвой. Внешне Багратион оказался совершенно не похож ни на один из своих портретов. В жизни он выглядел куда страшнее, чем на многочисленных «парсунах»: огромный крючковатый и ноздреватый нос, клочья бровей над запавшими глазами, изрытое оспинами лицо с тяжелой челюстью. Как говорится, «не для дам». При этом именно такой генерал-орел, думаю, солдатам особенно нравился. Да и мне столь грозный князь как-то сразу пришелся куда больше по душе, чем его многочисленные творчески улучшенные изображения.
– А вот и моряк объявился! – увидев меня, вскликнул кто-то. – Передали приказание графу Воронцову?
Точно! Это же я у Воронцова и спрашивал, как найти Багратиона! А почему он так странно на меня поглядел? Да потому, что я к нему на «ты» обратился!
– Не успел! Меня контузило ядром! Почти ничего не помню! Все как в тумане! – закусив губу, соврал я.
Впрочем, почему же соврал! С момента своего жуткого пробуждения я и в самом деле был словно контуженный. Ожидая, что меня будут попрекать за неисполнение приказа, я глянул на стоявших вокруг Багратиона, но они смотрели совсем в другую сторону.
– Господа, кажется, французы снова двинулись!
– Не отрывая глаз от трубы, Багратион подозвал одного из офицеров:
– Марин! Отправьте адъютантов по дивизиям с приказом отбивать французов короткими штыковыми контратаками, но не увлекаться и с позиций не сходить!
– Колзаков! – повернулся ко мне генерал, скорее всего, начальник штаба Второй армии граф Сен-При. – Берите лошадь и снова пулей к Воронцову. Да смотрите, чтобы опять не контузило.
Казак подвел мне лошадь. Этого еще не хватало! Кое-как я взобрался в седло. Лошадь недоуменно косила взглядом на незадачливого седока.
– Эх, моряки, моряки! Кавалеристы из вас и впрямь никудышные! – ухмыльнулся кто-то из офицеров.
Пнув лошадь носками сапог, я потрусил в сторону, откуда, только что пришел.
Вот и гренадерские батальоны Воронцова.
– Ваше сиятельство! – закричал я ему что есть силы.
– А это опять вы, господин невежа! – нашел еще время для иронии граф.
В несколько слов я передал ему приказание Багратиона. В ответ Воронцов передернул плечами, но ничего не сказал.
А через минуту началось святопредставление. Французы навались огромной массой. Бой шел повсюду. Пробиться к штабу Второй армии теперь не было никакой возможности и я, спешившись, примкнул к усачам гренадерам. На этот раз уже не обошлось без штыковой. Скажу честно, что, повоевав первую и вторую Чечню и, повидав, казалось, всякого, я был потрясен, оказавшись в эпицентре столь ужасной массовой бойни, когда на маленьком клочке земли тысячи и тысячи людей без устали кололи и резали друг друга.
Время от времени воронцовские гренадеры опрокидывали атаковавшие их колонны, но сразу же отходили обратно, прикрываясь цепью стрелков. Воронцов сам водил их в эти кровавые схватки.
В один из моментов боя я его почти спас. Завидев генерала в треуголке с плюмажем, к Воронцову кинулись сразу несколько оказавшихся неподалеку французов. Понимая, что ему не уйти, Воронцов встретил их со шпагой в руке. Волей случая я оказался ближе всех к нему и, не раздумывая, поспешил на помощь. Первого француза я убил сабельным ударом. Пригодилось юношеское увлечение фехтованием в спортивной школе. Остальных добили подоспевшие гренадеры.
– Спасибо, штабс-капитан! – сдержанно улыбнулся Воронцов.
– Капитан-лейтенант, ваше сиятельство! – поправил я его.
– А, моряк значит! – улыбнулся граф уже теплее. – Коли живы останемся, с меня коньяк!
Все же французам удалось на некоторое время занять южную флешь. Но Багратион немедленно бросил в контратаку несколько пехотных батальонов и французы их штыков не выдержали. Отходящих преследовали кавалерией.
Итак, это была вторая атака Даву. Значит, его только что ранили, ранен был и принявший у него корпус генерал Компан. Об этом я, не удержавшись, поведал Воронцову. Тот недоуменно глянул на меня.
– Откуда знаете?
– Увы, но я знаю очень много, может даже слишком много! – только и нашелся я, что ему ответить.
По глазам Воронцова было очевидно, что моя информированность его очень заинтересовала, но переспрашивать он посчитал ниже своего достоинства. Я глянул на часы. Сейчас ровно семь утра.
– Через полчаса французы снова пойдут на флеши. Ней – в лоб, а Жюно – в обход Утицкого леса. Надо готовиться к отражению!
– Не знаю почему, капитан-лейтенант, но я вам уже верю! – усмехнулся Воронцов.
Как я и предсказал, ровно через тридцать минут началась новая бешенная атака.
Едва я вернулся к штабу Второй армии, как получил новое поручение. На этот раз скакать в дивизию, занимавшую позицию слева от деревни Утицы и приказать ее командиру двигаться на Семеновское, ближе к эпицентру французской атаки. Это поручение я выполнил достаточно быстро. Тем временем пришло известие, что к нам послал подкрепления и Кутузов. Но их подхода надо было ждать еще час-полтора, а до этого предстояло сдерживать свежие корпуса французов вдвое меньшими силами.
– Французы решили задавить нас своей численностью! – резюмировал Багратион, глядя на приближающиеся неприятельские колонны, когда я докладывал о выполнении поручения графу Сен-При.
С расстояния в двести метров наши встретили атакующих картечью. Неприятель нес огромные потери, но мощный поток людей, неудержимо катился вперёд. Вскоре левая и правая флеши после жестокого штыкового боя были заняты французами. На средней схватка ещё продолжалась.
– Давайте быстро к кирасирам! Пусть немедленно контратакуют! – крикнул мне через плечо Багратион.
И снова я, сломя голову, поскакал по буеракам, мимо гор трупов. Конница уже изготовилась к атаке, и едва я передал приказание, как хрипло запели трубы, и полки рысью двинулись в бой.
Вскоре по всему фронту кипела ожесточенный рукопашный бой и кавалерийская рубка. Французы были выбиты из флешей. Но какой ценой!
Ряды воронцовских гренадер серьезно поредели, а оставшиеся в живых, сбиваясь тесными кучками, начали пятиться назад. Над левой флешью трепетало французское знамя. А вот и сам Воронцов. Размахивая шпагой, он пытался построить остатки ближайших батальонов, еще кое-как державших строй:
– Ребята, становись! Штыки примкнуть! Смотрите, как умирают генералы! Однако тут же, на моих глазах, он был опрокинут наземь, пущенной почти в упор пулей.
– Спасайте графа! – крикнул я ближайшим солдатам.
Сам же встал во главе все еще топтавшихся на месте гренадер, намереваясь их возглавить. Но меня энергично отодвинул в сторону седой подполковник с окровавленной тряпкой на голове:
– Позвольте, сударь. Это не ваша работа, а моя!
– Ружья на руку! Барабанщик атаку! Шагом марш! – обернувшись к гренадерам, прокричал он, и повел колонну навстречу приближавшимся французам.
Когда я прискакал к штабу армии, там уже был и доставленный солдатами Воронцов, а потому я стал свидетелем следующего разговора между ним и Багратионом.
– Куда угораздило тебя, душа моя? – спросил Багратион.
– Кажется в ляжку, – морщась от боли, отвечал граф.
– А дивизия твоя как?
На этот вопрос, граф лишь горько вздохнул, а потом показал рукой на землю рядом с собой:
– Она здесь!
Увидев меня, Воронцов слабо улыбнулся и сказал князю:
– Ваш адъютант показал себя сегодня героем, возглавив атаку!
– Может это и похвально, но у адъютанта командующего иные функции, чем у командира пехотной роты! – вполголоса обронил кто-то из штабных.
После этого Воронцова унесли в тыл, а Багратион уже отдавал новые распоряжения. Я же некоторое время остался без дела и мог оценить весь ужас происходившего у деревни Семеновское. Ядра дождем сыпались на то, что еще недавно звалось деревней. Валились деревья, а избы исчезали, как декорации на театральной сцене. Земля дрожала. Все было в дыму и гари. Вдалеке бежали и падали маленькие фигурки людей и лошадей.
– Голицын и Колзаков ко мне!
Молодой розовощекий крепыш-поручик (видимо, тот самый Голицын) и я подъехали к командующему.
– Голицын, пулей к Раевскому, взять два-три батальона пехоты и несколько пушек, чтобы заткнуть дыру воронцовской дивизии. А ты, Колзаков лети к Тучкову. Пусть выходит из засады в тыл Жюно и отрядит на левый фланг дивизию Коновницына.
– Шпоры! Шпоры, судари! – напутствовал нас генерал Сен-При.
И мы с Голицыным помчались в разные стороны.
Картина, которая открылась передо мной, когда я выехал из Семеновской, была не менее жуткой, чем в самой деревне. Куда-то бежали какие-то солдаты. С грохотом неслась с позиции на позицию артиллерия. Скакали всадники. Земля была изрыта ядрами. Повсюду валялись человеческие и конские трупы – головы, руки, ноги…
Из леса, за которым должен был стоять Третий корпус генерала Тучкова, вырывались огромные столбы огня и дыма. Перед лесом двигались колонны то ли вестфальской, то ли польской пехоты. Пехота Тучкова стояла неподвижно на откосе лесной горы под жестоким огнем и, еще не вступив в бой, несла большие потери. Я прекрасно помнил, что именно там, на откосе погибнет в этот день и сам Тучков. Но точное время его смерти я, увы, не помнил, а потому не знал, застану я генерала живым или нет.
Как оказалось, Тучков был еще жив. Он мрачно прохаживался взад и вперед посреди падавших неподалеку гранат.
– Ваше превосходительство, князь Багратион полагает, что вы стоите за лесом в засаде.
– От кого и с чем присланы? – нервно прервал он мой монолог.
Я доложил:
– Его сиятельство князь Багратион вашему превосходительству повелел передать, что время выходить из засады в тыл вестфальскому корпусу. Сверх того, его сиятельство просит ваше превосходительство отрядить в подкрепление левому флангу третью дивизию генерала Коновницына…
– Что? – крикнул Тучков. – Не могу!
– Ваше превосходительство! Это приказ Багратиона!
– Нет, нет и еще раз нет! Я, братец, старый генерал и знаю, что делаю. Или не видишь, что сам я буду сейчас атакован? Слишком много желающих нынче командовать!
Но ведь, согласно всем историческим документам, дивизия Коновницына была немедленно отправлена к флешам, а остальные силы корпуса атаковали вестфальцев. Что же он упрямится! И, черт возьми, я опять не сдержался:
– По-моему, здесь вообще никто не командует!
– Мальчишка! – закричал на меня Тучков.
Внезапно земля перед моими глазами качнулась. Это, буквально, в метре от нас разорвалась граната. Я только почувствовал, как над головой просвистел целый рой осколков. Когда открыл глаза, Тучков уже лежал на земле с вырванным боком и глухо стонал.
Я знал, что он умирает, а потому, чтобы успеть, подбежал к нему и торопливо начал говорить, мешая ложь с правдой:
– Ваше превосходительство! Ваша супруга передала через меня, что очень вас любит и никогда вас не забудет. На месте вашей смерти она построит монастырь, где станет настоятельницей, и все оставшиеся годы будет молиться за покой вашей души.
Генерал разлепил спекшиеся губы в подобие улыбки:
– Это самая лучшая твоя новость! Спасибо! Передай Мари, что я умираю с ее именем на устах.
Глаза генерала закатились, взор померк, тело дернулось несколько раз и обмякло. Подбежавшие адъютанты и врач еще пытались что-то делать, но я уже знал – бесполезно. Душа отважного отлетела.
Однако время не ждало. Уже через несколько минут я был перед генералом Коновницыным, которому передал приказ Багратиона и известие о смерти Тучкова. Выслушав меня, тот перекрестился и махнул рукой:
– Мы выступаем!
Вскоре 3-я дивизия уже выходила из Утицкого леса на наш левый фланг. Возвращаясь к месторасположению штаба армии, я посмотрел на часы. Было около девяти утра. День еще только начинался, а, кажется, что прожил сегодня на этом поле целую жизнь.
Внезапно я вздрогнул. Еще бы! Я вдруг вспомнил, что буквально через несколько часов должен будет получить свою смертельную рану и Багратион.
Но ведь я знаю, когда и как он будет ранен! А что если попробовать спасти генерала? Вдруг получится! Но ведь тогда изменится вся история войны 1812 года, а вместе с тем и ход мировой истории. Могу ли я вторгаться в столь высокие дела? Но это, с одной стороны. С другой же, не попытаться что-то предпринять, будет с моей стороны предательством. Ведь получится, что, зная о предстоящем ранении князя, я буду сидеть, сложа руки и ждать кровавой развязки. В конце концов, я все же русский офицер, хотя и из другого времени! Короче, будь что будет, но я попытаюсь сделать все, что от меня зависит.
– Пулей к Кутузову! Известить о смерти Тучкова и просить немедленно новых резервов!
Этими словами меня встретили в штабе Второй армии, едва я туда прискакал. Что ж, на войне, как на войне.
* * *
У деревни Горки подле покосившегося дома на пригорке и за небольшой батареей размещался фельдмаршал со своим штабом. Кутузов сидел на складном стуле с подзорной трубой в руках. Когда я подскакал к нему, старик уже ждал меня и в нетерпении проговорил:
– Рассказывай скорей, братец!
Я быстро доложил обо всем, что делалось на левом фланге. Попутно я внимательно осматривал легендарного полководца. Был он действительно рыхл и сед, но никакой черной повязки на глазу не имел, а внимательно смотрел на меня обоими. Впрочем, мне показалось, что левый его глаз все же несколько косил. Кутузов слушал, медленно кивая головой. Его толстое, несколько обрюзгшее лицо оставалось спокойным, даже при известии о смерти генерала Тучкова.
– Как там князь Петр?
– Полон решимости отстоять позицию, но просит подкреплений! – доложился я.
– Пусть держится! А подкрепления ему будут! – ответил Кутузов. – Да осмотрительней скачи, а то, вон, видишь, как нынче Банапартий распалился.
В этот момент невдалеке действительно упало несколько ядер. Что касается меня, то я немедленно поскакал обратно. Главным для меня сейчас было, как можно больше рядом с Багратионом, чтобы постараться спасти его сегодня от смертельного ранения.
Однако быстро добраться до штаба Второй армии не получилось. Отъехав от ставки Кутузова, я попал под артиллерийский огонь французских батарей. Когда же рядом с шипением упала и начала вертеться на земле граната, испуганная лошадь вышла из повиновения и понесла меня куда-то в грохот сражения на правый фланг. Наверное, будь на моем месте, более опытный наездник, он бы без особого труда справился с поводьями, но я, увы, был в этом деле новичок. Так неожиданно для себя я оказался в порядках гвардейской дивизии, которая вела оборонительный бой, с наступающими французами. Не успел я толком осмотреться, как очередное ядро вырвало бок моей бедной лошади. С отчаянный ржанием, бедняга рухнула, едва не придавив меня.
– Вы вашеродие, видать в рубахе родились! – протянул мне руку, помогая встать, подбежавший егерский унтер-офицер. – Вставайте скорее, а то французы уж набегают, счас колоться начнем!
И точно прямо на нас с ружьями наперевес бежала густая толпа вражеских солдат.
Если это позиции гвардейской дивизии и я в расположении лейб-гвардейских егерей, значит, это атакует дивизия Дельзона. Ранним утром он уже выбил гвардейских егерей с высот у села Бородина и вот теперь снова атакует их, но на сей раз уже безуспешно. Впрочем, предаваться историческим изыскам было некогда, прямо на меня набегало сразу несколько французов. Одного взгляда на эту орущую толпу было ясно, что живым мне отсюда выбраться будет сложно. И понеслось! Первый удар штыка я отбил саблей, при этом сам, успев пырнуть атаковавшего в ногу. От второго штыка я просто увернулся, но тут же оказался сразу перед сразу перед тремя набегавшими французами. Деваться было некуда, да и саблей я мало что мог сделать. Неожиданно рядом со мной возник уже знакомый егерский унтер и, фехтуя своим ружьем, в одно мгновение разделался с одним из нападавших, а затем нанес удар прикладом в голову и второму. Оставшись наедине с третьим французом, я вначале уклонился от его удара, а потом, заставив противника раскрыться, поразил в грудь саблей, которая тут же сломалась по самый эфес. Оглянувшись, хотел поблагодарить своего спасителя, как увидел, что тот, сражаясь опять против нескольких нападавших, сумел поразить еще одного, затем другого, но вдруг неожиданно споткнулся о валявшийся под ногами труп. Через мгновение над не успевшим подняться унтером возник очередной француз, готовый нанизать его на свой трехгранный штык. Раздумывать было некогда. Я бросился к неприятелю, не представляя, как буду с ним драться, будучи безоружным. Скорее машинально, чем осознанно я нанес ему сокрушительный «маваши гери» ногой в голову, отчего обидчик моего спасителя рухнул на землю.