«Аэропорт – душитель мой.
Кому-то слезы и обман…»
– Заканчивается посадка на рейс номер двести сорок восемь авиакомпании «Комета», вылетающий в двадцать часов сорок минут по маршруту «Казань – Москва». Пассажира Студенику просим срочно пройти на посадку к выходу номер тринадцать, – компьютерный автоинформатор аэропорта Казани не оставлял Максиму шансов изменить предначертанное.
«…Кому-то радостный запой,
Ты всё расставил по местам…»
– на выдохе доцитировал Макс внезапно подкинутые памятью строчки из стихотворения одной известной в сети казанской поэтессы, быстро поднялся и споро направился в сторону указанного громкоговорителем выхода.
– Что будете на горячее? Могу предложить курицу, мясо, рыбу… – вырвал Максима из полудрёмы голос бортпроводницы.
– Нет, спасибо… Принесите мне подушку и плед. И не тревожьте, пожалуйста, до самой посадки. Я во время полёта хотел бы немного отдохнуть.
– Хорошо, как Вам будет угодно…
У Максима оставался последний неполный час для того, чтобы попробовать набраться сил, перед тем как чья-то неведомая воля погрузит его в рискованный водоворот событий, попробовав подать «на горячее» ничего пока об этом не подозревающего Максима Студенику.
Часть вторая. Лавочка
Кто сказал, что люди не умеют летать? Люди не умеют приземляться! Поэтому никогда, слышите, никогда не спрашивайте у человека, за что он вас любит. А то он может на секундочку задуматься и понять, что любить-то Вас, в общем, вроде, как и не за что. Просто он мечтает. Ни о чём конкретном, но скорее бы… А вам? Вам остается только и делать, что писать свою хронику сбитого летчика на потерявшем управление пикирующем бомбардировщике.
– Молодой человек, молодой человек… Посадка через пять минут. Пожалуйста, просыпайтесь – учтивая стюардесса аккуратно потормошила задремавшего в полёте Максима за плечо.
– А? Что? Да-да… Конечно… Кажется, я немножко задремал. Спасибо.
Борт «двести сорок восемь» авиакомпании «Комета» заходил на взлётно-посадочную полосу московского аэропорта «Внуково». Максим потянулся, отдал ожидавшей подле бортпроводнице ранее предоставленные ему подушку и плед, проверил, надёжно ли застегнут ремень безопасности и, приготовившись к посадке, поудобнее устроился в кресле.
Сели штатно. Пассажиры эконом-класса традиционно сопроводили факт удачной посадки хлипкими аплодисментами экипажу. «Слава Богу, что пилоты через дверь кабины не слышат этого позора. Я бы на их месте за такую «овацию» мог и обидеться», – спросонно подумал про себя Максим и расстегнул замок «удавки». – «Хорошо ещё, что чемодан формата «кабин-сайз» – без вопросов пронёс в салон, как «ручную кладь». Хоть в ожидании багажа время терять не придётся. Митрошин обещал встретить. А как он выглядит, этот Митрошин? Надеюсь, он догадается взять табличку с его именем, а не то придется, как дураку, «шакалить» по толпе встречающих и выспрашивать: «А не вы ли талантливого архитектора из Казани для распила московского пирога встречаете?..» Примерно такие мысли крутились в голове Максима Студеники, пока он шествовал по «кишке» из салона лайнера в здание аэровокзала.
Несмотря на то что параллельно с Казанью посадку во «Внуково» совершили ещё несколько рейсов, и пассажиропоток был достаточно плотным, опасениям Макса по поводу встречи сбыться было не суждено. Как только он сошел с длинной череды траволаторов в холл зала прилётов, его внимание сразу же привлёк невысокого роста, чуть полноватый, начинающий лысеть мужчина лет сорока пяти – сорока восьми, по всему видно, опоздавший с билетом в первые ряды встречающих и теперь выглядывавший то тут, то там из-за спин своих собратьев по томительному ожиданию. Максим, как-то сразу уверился, что никем другим, кроме как Владимиром Митрошиным этот «телепузик», как он его для себя почему-то окрестил, быть не может. И, когда голова «Тинки-Винки» в очередной раз промелькнула промеж плеч впереди его стоявших, Макс приветливо помахал рукой и жестами показал, что сейчас он пройдёт вперёд и будет ждать его у выхода из здания терминала.
– Вы, должно быть, меня встречаете? Позвольте представиться, Максим… Максим Студеника… – Макс сдержанно протянул руку с трудом протиснувшемуся к нему обладателю лысеющей шевелюры с табличкой «СДМ-девелопмент. Максим Студеника». – Из Казани… – на всякий случай зачем-то дополнил он.
– Боже! Макс! Сколько лет, сколько зим! Если бы ты сам не подошёл, я бы тебя ни за что не узнал!
– Владимир?.. Вовка?.. Вовка Митрошин? – с некоторым недоверием в голосе спросил у обладателя таблички Макс.
– Ну!? А кто же ещё! Конечно же! Боже, Макс! Как я рад! Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! – орфоэпическим пулемётом затараторил «телепузик». – Ты, наверное, устал с дороги? Пойдем скорее! Я припарковался… здесь, неподалёку. Отвезу тебя, куда скажешь! Макс, ты приехал! Теперь наши дела точно лягут в масть!
То ли Максим действительно устал, то ли на него так подействовал перелёт, но из всего фонтана Митрошинского красноречия, он, дай Бог, разобрал треть. Понял и того меньше. Да и самого Вовку, как бы Макс не силился, но не то, что опознать, даже вспомнить никак не мог.
Минут через пять они подошли к ряду припаркованных вдоль бульвара машин, и Володька, пикнув пультом сигнализации, услужливо распахнул перед Максом дверь в салон достаточно приличной иномарки.
– Располагайся! Чувствуй себя, как дома, но не забывай, что ты в гостях, хе-хе. Шучу. Водителя я на сегодня отпустил. Надо исключить даже малейшую возможность утечки информации. Ты – мой «туз в рукаве»! Так что сегодня тебя домой доставлю лично я!
Макс закинул чемодан на диван заднего сидения и с удобством расположился впереди на пассажирском.
– Ну, что? С Богом? – в свойственной ему манере протараторил Митрошин. – Тебе домой? На Михалковскую? В Коптево?
Макс был несколько ошарашен такой осведомленностью почти неведомого ему экс-однокурсника, но придавать этому какое-либо определённое значение решил пока что повременить. «Но прислушиваться и держать „ушки навостре“ надо…»
– Ну да, куда же ещё? – с лёгкой заминкой ответил Студеника, и через несколько минут, с оттяжкой преодолев череду светофоров Центральной улицы посёлка Внуково, они выехали на полупустую магистраль Боровского шоссе.
Минут десять ехали молча. Вопросов у Макса к Митрошину накопилось достаточно ещё в Казани, а с такой встречей преумножилось вдвое, если не втрое, поэтому он решил нарушить тишину первым:
– В письме ты упоминал какого-то Ковальчука и говорил о том, что он может спрыгнуть с темы…
– Вот, Макс! Скажи мне, какая у нас самая распространенная фамилия? – немного невпопад взвился Володька, который, казалось, только и ждал подходящего момента. – Правильно, Кузнецов. Кузнецов, Коваль – это кузнец с украинского, Коваленко и прочее. Ну, скажи мне, почему только Ковальчуки из них считают, что они – потомки иудеев? Даже поляки-Ковальчики и те не такие хитро… выкованные, сцуко!..
– Что, всё так запущено?
– И не говори… – Володька в сердцах сплюнул в окно и зарядил вплоть до дверей Максовского дома.
За тот неполный час, что они ехали по плавно уходящей в ночь Москве, он рассказал, как показалось Максиму, всю свою жизнь после окончания института и до сегодняшнего дня, но только в конце Макс понял, каким боком всё Вовкой натараторенное имеет отношение к его проекту.
Уже на прощание гонимый чувством голода Макс попросил бывшего сокурсника посоветовать ему какую-нибудь избу-едальню, ведь готовить самому себе у измученного дорогой Максима не было ни сил, ни, признаться, желания.
– «Ленинград» на Коптевской, в котором вы устраивали поминки по Валерию Максимовичу, закрыли. Так что даже не суйся туда, – услужливо сообщил Володька. – Я бы тебе посоветовал пройтись до бывшего кинотеатра «Байкал». Его с момента твоего последнего приезда в столицу, конечно, тоже успели… фланкировать. На реконструкцию. Мы же, девелоперы, не дремлем! Но рядом там есть чудесная кафешка. Кажется, «Пипермент» называется. Пожалуй, именно туда наведаться с дороги тебе и стоит. Но, прошу, без излишеств! Не забудь, завтра в десять тридцать, встречаемся в Москва-сити на совещании у Ковальчука. И прошу тебя, не опаздывай, он очень этого не любит…
– Спасибо за совет, обязательно воспользуюсь! Ну что? Тогда до завтра?
– До завтра. И пожалуйста, постарайся не делать того, за что мне может быть завтра за тебя стыдно. Ты должен выглядеть, как огурчик, но не зеленым и в пупырку. Понимаешь, о чём я?
– Будь спок, понимаю, понимаю. До завтра! Если, что, на созвоне… – Макс вышел из машины, достал с заднего сиденья свой багаж и направился в сторону отцовского подъезда.
Немного постояв у дверей и убедившись, что авто Вовки успело выехать из двора, Максим развернулся на сто восемьдесят градусов и целенаправленно прошествовал к близстоящей дворовой лавке.
– Откуда он знает, где мы справляли поминки по отцу? Откуда он вообще так много про меня знает? – Максу не давали покоя иголки настороженных мыслей. Туман подозрений начинал сгущаться…
Он присел и закурил. Табак сделал своё дело, дым потихоньку вытеснил напряжение и оставил в сухом остатке лишь чувство нечеловеческого голода и усталость. Студеника выбросил хабарик в урну, вошел в подъезд, на лифте поднялся на этаж. Долго искал в чемодане ключи. Наконец-то открыл замки… В квартире после похорон ничего не изменилось. Это радовало и подсознательно вселяло некоторую уверенность в завтрашнем дне. «Хотя бы здесь всё без изменений». Макс закатил чемодан в спальню, умылся проточной водой, причесался старой, отцовской ещё расческой и направил свои стопы в присоветованное заведение, своей вывеской больше смахивающее на название жевательной резинки.
Удобно расположившись за столиком в дальнем тёмном углу, Максим заказал себе сто пятьдесят граммов виски, тушёную баранину, овощи-гриль и расслабленно начал анализировать то, что по дороге пытался вложить ему в голову Митрошин.
По всему получалось, что, пока Максим в Казани упорно, кирпичик за кирпичиком стоил своё дело, Вовка сразу же по окончанию института отправился искать счастья в Москву. Работы по специальности, естественно, не нашёл. Не то было время, не архитектурное. И, как многие тогда, устроился куда брали. А именно, продавцом в палатку. Там и нашёл себе разведёнку с ребёнком по фамилии Непейпиво, с которой позже еле расплевался, там и столкнулся впервые с бандюками, называвшими себя околостроительным понятием «крыша». Может, потому что почувствовал за ними реальную силу, а может, на подсознательном уровне сыграло образование архитектора-строителя, но вскоре Митрошин перешёл на работу в «сферу безопасности». В самом уродливом её виде а-ля «лихие девяностые».
Жить «по понятиям» Володьке оказалось близким. Разборки, «бабки», стрелки чуть не проглотили Митрошина с потрохами, однако он вовремя спрыгнул и в материалах уголовного дела профигурировал лишь в качестве свидетеля. После громкого процесса его «контора» приказала долго жить, оставив под Вовкиным покровительством несколько строительно-монтажных управлений и наработанные за годы полукриминального бизнеса связи.
Так бы и не вписался к тому времени уже Владимир Алексеевич Митрошин в наступившие «сытые нулевые», если бы не пресловутый Ковальчук, посоветовавший ему объединить подконтрольные СМУ в единую фирму «СДМ-строй», войдя в состав её учредителей со своим «СтройНИИПроектом». Худо-бедно, но партнёры строили типовое жильё и с хлеба на воду не перебивались. Тем более что цены на московскую недвижимость, благодаря усилиям тогдашнего московского градоначальника, «скакануть» успели в разы.
Так и продолжалось до тех пор, пока Ковальчук не решил и сам двинуться во власть. На Совете директоров «СДМ-Строя» общий бизнес было решено разделить. Свою долю Ковальчук резвенько продал и через некоторое время всплыл в очень высоком кресле городского стройдепартамента. К его чести, бывшего компаньона он не забывал, подкидывал изредка выгодные подряды, но деньги это были уже не те. К тому же и сам Ковальчук требовал за свои услуги откаты.
Так бы и сгинул Владимир Алексеевич Митрошин, если бы в один прекрасный день всё тот же одиозный Ковальчук не вызвал его к себе и не предложил поучаствовать в конкурсе на строительство административно-гостиничного центра с апартаментами и торговыми площадями в самом сердце столицы. Предыдущий застройщик дело успешно завалил. Кресло с седалищем Ковальчука, в связи с этим входило в ощутимый резонанс, и нужно было срочно искать выход из сложившейся ситуации.
Для того, чтобы войти в долю, Вовке было необходимо выполнить «всего» два условия. Первое – реорганизовать полуразвалившийся и трещавший по швам «СДМ-Строй» в презентабельный и респектабельный «СДМ-Девелопмент». И второе – найти экономически выгодный давним партнёрам по схемотозу проект постройки этого самого пресловутого центра. И если с первым Митрошин, пускай и вложив в дело все свои оффшорные накопления, но благополучно справился, то со вторым пунктом у него возникли определённые проблемы.
В Москве его достаточно хорошо знали и потому доверять как-то не торопились. Володька принялся истово шерстить все свои завязки и связи, и в конце концов вышел на Макса с его казанским архитектурным бюро, которое и должно было выступить локомотивом поезда Володькиной жизни в его фешенебельное светлое будущее.
По всему получалось, что Митрошину нужна была «канарейка за копейку», и роль этой «трясогузки» была уготована Максу. Естественно, что Володька успел навести самые широкие справки. Отсюда и его осведомленность о всех деталях Максимовой жизни. Что же… Большие деньги здесь заработать у Макса вряд ли получится, это было ясно, не выезжая из Казани. Но перспективы засветиться в столице, получить входной билет на московский рынок манили нещадно.
Далее мысль сама по себе не шла. Заказанные ранее виски и горячее успели закончиться, а аналитический процесс упрямо требовал дальнейшего орошения и подпитки извне. Максим уже минут десять как пытался разрешить сложную для позднего столичного вечера дилемму – заказать себе ещё или попросить счёт и развеять себя прогулкой на свежем воздухе, как вдруг…
– Мущщина! Мущщина-а! Да, да… Я к Вам обращаюсь! – над плечом Максима навис не очень трезвый женский силуэт. – Джентльмен, угостите даму спичкой!
– О! Привет, красавица! Вот только тебя мне сейчас и не хватало! – с удивлением на грани сарказма тут же отреагировал Максим. – В ротик берёшь? В попку даёшь?
– Мущщина! Что Вы себе позволяете? – протягивая гласные и играя в возмущение, ответила незнакомка.
– Ох, и трудно же тебе в жизни придётся, – философски заключил Максим, сочтя попытку съёма его скромной персоны законченной.
– Вообще-то, сближает людей не секс, я считаю. И не постоянное присутствие рядом, – неожиданно нашлась женщина. – Людей сближает соприкосновение их душ. Даже если они на расстоянии.
– Соприкосновение душ – это, конечно, хорошо, – не нашел ничего лучшего как в ответ заметить Максим. – Но только если перед этим они в этот самый душ и сходили.
– Ну почему же вы, мущщины, все такие, а? Почему вам вечно всё опошлить надо?
– Пошлость – это, по меткому определению солнца русской поэзии, то, что пошло в народ. Я же предлагаю не в народ, а в душ, – неожиданно даже для самого себя срезонировал Максим. – А то иные души, после того как всплывут, воняют очень. По привычке, что ли…
– Ну, в душ так в душ! – бодро закруглила на своём уровне беседу незнакомка. – Ну что, куда? К тебе? Ко мне? Только возьми ещё выпить, чтобы обошлось без катастрофы, ладно? Официант! Литр виски с собой и счёт. Мущщина платит! Я права, милый? – спросила она порядком уже захмелевшего Макса, и сама за него же ответила: «Права, конечно права! Я всегда права!»
Что было дальше Максим помнил смутно, да и то лишь до третьего глотка на брудершафт из горла в салоне такси, устроившего им обзорную экскурсию по «живописным» окрестностям. Далее не помнил ничего вообще. Себя он нашёл ранним утром, у себя дома, в большой комнате, сидящим в кресле со спущенными до колен штанами. Рядом на журнальном столике располагалась недоприговоренная бутылка «пиперментовского» вискаря и два стакана-«хайбола», ободки которых были сплошь заляпаны губной помадой. Налив себе «на ход ноги», Максим зажмурился и выпил, после чего решил пропутешествовать в сторону туалета.