– Да. Не выбирала, – снисходительно напоминает Маккколэй. – Как и не выбирала то, что тебя купили. Я преподал тебе хороший урок, отпустив пять лет назад. Отпустил на словах, разумеется.
– На словах…?! – Я, конечно, понимаю, к чему он клонит, но даже не предполагала, что наш разговор примет такой оборот. Зачем. Я. Ему?
– Конечно, Кэндис. Или тебе напомнить, кто ты и чьей семье принадлежишь? – Мак слегка напрягает брови, делая вид, что ему нужна секунда для размышлений. – Кажется, со вчерашнего дня в ней остался один представитель. Мой отец всегда тянул с тем, чтобы официально удочерить тебя. Вопреки его безграничной любви, на бумагах ты и твоя мама, были лишь товаром.
– Макколэй, пожалуйста, – опешив от его заявления, охрипшим голосом молю я. – Просто дай мне уйти. Нам больше нечего делить, да и зачем я нужна тебе? И я никогда не настраивала Руфуса против тебя и… – я вдруг осекаюсь, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. Мгновенно и так странно. Ни капли надменности и презрения. Он смотрит на меня, как Великий Гэтсби смотрел на свой проклятый зеленый огонек.
– Кэндис, как твои дела? – низким голосом перебивает Макколэй, продолжая сканировать каждый миллиметр моего лица, не отрывая от меня изучающего взгляда. Меня снова подташнивает от такой странной перемены в его голосе. Я уже ничего не понимаю, что ему нужно и какую игру он затеял.
Он никогда не спрашивал у меня, как мои дела.
Он не интересовался моей жизнью.
Его брови едва заметно сдвигаются к переносице, когда подушечки его пальцев останавливаются максимально близко к сонной артерии. Черт, он может передавить мне ее в любую секунду.
Только зачем, Мак? Зачем при свидетелях? Если можно утащить меня в свою лабораторию, и изрезать на операционном столе.
– Мои дела, ты серьезно? Замечательно, только отвали от меня, – уголки его губ слегка дергаются, и он удовлетворительно кивает, словно только что подтвердил какую-то только одному ему известную догадку.
– Ты расскажешь мне, где ты была все это время? – почему-то мне кажется, что он спрашивает это таким тоном, словно заранее знает ответ.
«А ты не знал, подонок? В ЕВ-РО-ПЕ!» – чуть было не съязвила я, но вовремя прикусила язык.
– Это тебя не касается. Но если тебе так интересно, то я живу там, куда твоя нога и таких, как ты никогда не ступит!
– Это не так, Кэндис. Твоя жизнь меня очень даже касается. Теперь, – черт побери, что значит это многозначительное «теперь»?! – Ты знаешь слишком много о нашей семье, Кэндис. Неужели ты думала, что я отпустил тебя, выкинул на улицу и никогда за тобой не присматривал? Особенно после одного инцидента, – многозначительно произнес Мак. – Неужели не поняла главного? И, кстати говоря, косвенно меня касаются жизни всех сотрудников моей компании, – его глаза вспыхивают чуть ли не триумфальным огнем, и я бы с удовольствием продала душу дьяволу за возможность его потушить.
Воздух покидает легкие, от подобной новости. Не может быть… вот и верь после этого в совпадение. То собеседование никогда не было случайностью. Но зачем Макколэй помог мне с работой?
– Что?! «MacFly» твоя компания?! Я уволюсь, сегодня же, – выпаливаю я, топая ногой так сильно, что чуть не подворачиваю лодыжку.
– У тебя долг за комнату, да и страховка заканчивается. Куда ты денешься, Кэндис. Пойдешь ублажать Элитов или таких же, как ты? Неплохой вариант. У тебя красивая мордашка, и даже Элиты не побрезгуют, но разве не этого ты избегала, протирая задницей шест в задрипанном баре?
Черт, что он делает? Это так не похоже на Макколэя. На Макколэя, которые за пять лет жизни, завязал со мной лишь один долгий разговор. Может, парочку. У меня создается смутное впечатление того, что он просто пытается вывести меня на эмоции, проверяет почву, или… пытается заставить думать о нем. Пусть в ключе ненависти, но думать много и часто. Вдыхать и выдыхать с мыслью о нем…
Если он думает, что я куплюсь на все эти психологические уловки, то он крупно ошибается. Я, мать твою, воспитанница величайшего ученного, а не одна из твоих пустоголовых кукол.
– Ты просто отвратителен… я никогда не стала бы заниматься подобным…
– Стоп, – отрезает Мак, и его лицо вновь застывает, словно камень, не выражая абсолютно никаких эмоций. – Отвратителен? Я не собираюсь увольнять тебя. И не в моих интересах, чтобы ты обслуживала кого-то другого, – мое сердце замирает на этих словах. – Я имею в виду, работала, Кэндис. Сделай лицо попроще. Я собираюсь тебе предложить более интересную работу, непыльную. В моем офисе. Пора спуститься на землю, Кэндис и вернуться домой.
Вернуться домой…
Предложить работу…
Что ему нужно? Я не понимаю. Пять лет тишины. Ни одного намека, на то, что мы вообще были «родственниками». И тут, я вдруг срочно ему понадобилась в его доме. В его подчинении. В непосредственной близости. Я не понимаю, зачем, и с чего вдруг такой интерес к моей скромной персоне. Что он задумал? Кровавую месть? Жестокую расправу? Но разве я виновата, в том, что его отец оказался добрее, своего бесчувственного сына?! Или он затеял все это от скуки? Ради какого-то одному Богу известному эксперимента?
– С какой стати тебе предлагать мне работу? Нет, Мак. Оставь меня в покое. Просто забудь о моем существовании, ты же всегда этого хотел! Кто я вообще такая? Мусор, грязь, невидимка, низшая, недостойная твоего внимания, и таких, как ты, – внутри меня что-то взрывается и слова уже звучат не тихо и робко. Льются несвязным потоком накипевшей внутри лавы.
– Не задавай глупых вопросов. И прекрати истерику, – стальным голосом приказывает Мак, и мой позвоночник мгновенно покрывает холодом. – Мне нужна личная ассистентка, пока не найду другую, более толковую. А потом переведу тебя в отдел работы с корреспонденцией. Я даю тебе ровно месяц на то, чтобы вернуться в особняк по своей воле. Это должно быть твое решение, Кэндис. Денег, что я перевел на твой счет пару часов назад, хватит на то, чтобы без проблем пересечь границу Манхэттена.
Боже… если то, что он говорит – правда, то я точно не понимаю, что происходит. Как он мог знать, что я приду на похороны Руфуса? Не догадываться, а знать.
– Нет, Мак. Я больше никогда не буду жить с тобой под одной крышей, после того, как ты выставил нас за дверь.
– Это не обсуждается, Кэндис. Месяц, – и снова эта мягкая угроза в голосе, и даже легкая улыбка, мать его, ломающая все мои стереотипы о его холодности.
– Я не понимаю… целых пять лет, не было ни дня, чтобы ты не мечтал выгнать меня из своего дома. А теперь предлагаешь мне работу? Более того, предлагаешь вернуться в дом? В качестве кого, можно уточнить?!
– Неважно, зачем и что я предлагаю. Так или иначе, вариантов у тебя не так много, Кэндис. Ты знаешь, что я могу сделать так, чтобы тебя не взяли ни на одну работу для Низших, и тебе придется торговать единственным, что тебе принадлежит – неплохим телом. Поверь, мне бы этого очень не хотелось. Оно слишком красиво, чтобы я позволил кому-либо испортить его, – из уст Мака это похоже на комплимент, но на самом деле он произнес это таким тоном, словно говорил о вещи. О его собственности.
– Ты прекрасно знаешь, что в моих силах подарить тебе свободу, и перевести в касту Высших, как это хотел сделать мой отец, но не успел. Если ты будешь послушной девочкой, Кэндис, то очень скоро, твоя жизнь изменится. К лучшему.
Но сначала мне придется умереть в твоем личном аду, потому что я не верю в то, что ты мне предлагаешь. Я не верю, что здесь нет подвоха размером с Юпитер.
– Зачем я тебе? – выдыхаю я, испытывая жгучее желание раствориться в воздухе прямо здесь и сейчас.
– А зачем люди до сих пор заводят домашних животных, Кэндис? – склонив голову набок, отвечает вопросом на вопрос.
– Я не хочу иметь с тобой ничего общего. И тем более быть твоей ручной обезьянкой, – глаза Мака мгновенно потемнели. Только сейчас до меня дошло… что я привела не самое удачное сравнение.
– Ты знаешь слишком много, чтобы быть вне зоны моего внимания. Раньше, я наблюдал издалека, но некоторые обстоятельства внесли коррективы в мои планы. Вот и все. А теперь беги, или куда ты там собралась? Можешь не тратить время на сопротивление неизбежному. Месяц, Кэндис. Если не придешь, я заставлю тебя вернуться на место. Силой. Если мне что-то нужно, я всегда это получаю, Кэндис. А сейчас, мне нужно, чтобы ты слушалась. И выполняла все, что я тебе скажу. Поверь, я не желаю тебе зла, – добавил в конце он, ядовитым тоном.
Руфус всегда учил меня тому, что из любого подобного словосочетания, можно смело убирать частицу «не».
Прищурив веки, разглядываю черты лица и кожу без единого изъяна. Робот. Бесчувственная машина, которой что-то от меня нужно. Других объяснений его предложению я не нахожу.
Черт возьми, вчера Джек… сегодня Макколэй. Два призрака из прошлого, которые, я надеюсь, не повлекут за собой других… тех самых людей, которые держали меня, Элли и маму, словно скот на убой.
– Черта с два я приду. И ты не всегда получаешь то, что хочешь, Карлайл. Не так ли? – Я, наконец, резко толкаю его в грудь, разрывая зрительный контакт, и отстраняясь от него и от его рук, что маниакально скользили по моей шее, не давая ей покоя не на секунду. Моя рука взлетает в воздух, и не в силах сдержать эмоции, я показываю ему средний палец, а потом разворачиваюсь и бегу прочь, к старенькому автобусу, который увезет меня подальше от мистера Высокомерие.
Волосы царапают лицо, я бегу почти также быстро, как тогда из лаборатории Мака. Но тот раз был не первым, когда мне пришлось убегать от него…
Ты не всегда получаешь то, что хочешь, Карлайл. Ты не получил меня тогда, не получишь и сейчас.
Глава 4
Джеймс
День сегодня не из приятных. Похороны отца лучшего друга, и человека, которого мир никогда не забудет. Руфус Карлайл внес глобальный вклад в развитие человечества, и был одним из лучших проектов моего отца, Стефана Грейсона – действующего Премьер-Министра, который целиком и полностью спонсировал исследования и изобретения Руфуса, после того, как их семейная корпорация «AUM Corp» потерпела убытки. Когда Руфус был еще юным, и не признанным гением, система каст только появилась. К слову, даже среди Элитов не бывает равных друг другу. Но моя семья – стоит во главе идеально построенной иерархической системы, где каждый человек получает определенные блага, взамен на ценность, что приносит обществу. И, несмотря на то, что в нашей стране официально царит демократия, мое будущее было предопределено еще в момент рождения – если мой старший брат Кук, так и будет прожигать свою жизнь впустую и позорить нашу семью, именно мне предстоит занять одно из пяти кресел в парламенте, а потом и сменить своего отца на посту Премьер-Министра, который представит меня, как своего приемника.
Не знаю, хочу ли я этого. Казалось бы, моя жизнь идеальна, но почему я тогда постоянно спрашиваю себя: моя ли эта жизнь?
Всю жизнь, только и делал, что сохранял идеальное лицо безупречного «наследника» семьи Грейсон.
Порой, груз ответственности, что отец взвалил на мои плечи, тянет ко дну. Меня угнетает его постоянное давление и бесконечно любимая им фраза-наставление «Помни, кто ты. Будь достойным своего положения, Джеймс. И тогда ты станешь Великим, наша семья на веки войдет в историю, а наши потомки будут управлять миром.»
Черт, он выцарапал свои гребаные истины в моей голове. Я всегда жил по идеальному плану, составленным Стефаном, и не замечал, как отец манипулирует мной, постоянно читая лекции, восхваляя нашу безупречно Элитную семью, и откровенно намекал на то, что только от нас – троих его детей, зависит чистота крови всего рода и будущее страны.
Мне уже двадцать пять, а я и не помню, когда жил без затянутого отцом «поводка» на шее. Наверное, только в Гарварде, вдалеке от всех моих многочисленных родственников, без конца закатывающих светские приемы, и деспотичного отца, контролирующего каждый наш с Эрикой и Куком шаг.
Во время учебы, поводок несколько ослаб: тогда Кук еще подавал надежды, и отец переключился на него, пока мы с Макколэеем развлекались вдалеке от наших не неадекватных отцов. Не знаю, какая история связывает Мака и Руфуса, но мне хорошо известно о напряженных отношениях между младшим и старшим ученым.
Тогда мы просто жили моментом. Да, учеба в Гарварде была не из легких, и приходилось хорошенько напрягаться и готовиться к экзаменам, в перерывах между убойными пьянками на вечеринках студенческого братства. Любой клуб, подобного рода или братство – это не просто очередной способ провести свой досуг и убить время, но и отличная возможность манипулировать теми, кто считается равными тебе. Именно для этого братства и студенческие клубы и были придуманы еще несколько столетий назад – под прикрытием нелепых девизов в духе «один за всех и все за одного» прятались настоящие кровавые битвы за власть, в которых участвовали самые высокопоставленные члены братства.
Поэтому, Мак придумал создать свой клуб в Нью-Йорке, когда мы вернулись домой. Идея была гениальной. Нет ничего прекраснее, чем знать о слабостях своих возможных соперников, и находиться в зоне их доверия. Так, наш закрытый клуб для Элитов «ENIGMA», представляющий собой огромный дом с садом, десятками спален и комнат, бассейном, полем для гольфа (для пожилых Элитов, обожающих старые развлечения), и другими удобствами, стал огромной «курилкой» для членов высшего общества. «Энигма» готова открыть дверь каждому, кто готов заплатить двадцать миллионов долларов за членский взнос, и ежегодно повторять эту сумму.
Так, мы открыли свой маленький Вегас, с блэкджеком и шлюхами… с весьма необычными шлюхами.
Я до сих пор не знаю, где Макколэй достал десять идеальных куколок, безоговорочно выполняющих любой приказ и прихоть нашего гостя, и еще десять девушек, участвующих в необычном шоу.
Шоу «связанные чувства».
Смотреть на скованных веревками или шелковыми лентами в шибари девушек, это какое-то особое эстетическое удовольствие. Удовольствие, которое нельзя заполучить, к которому нельзя прикоснуться: Макколэй запрещает даже дотрагиваться до шибари-моделей, а о том, чтобы покупать их на ночь и речи быть не может.
Карлайл позволяет лишь смотреть на юных красавиц, и, черт возьми, мне потом приходится вымещать весь свой пыл на Бьянке, доводя ее до таких истошных криков, что я почти глохну. Секс с ней мне давно надоел, но созерцание «связанных чувств» действует на меня, как безотказный афродизиак. Внутри просыпается нечто большее, чем обыденное, приевшееся желание, приземленное и пустое.
Настоящая, откровенная, неприкрытая похоть, усиленная эффектом «запретного плода». Неутолимая жажда обладать связанной девушкой накрывает до безумия и ломоты во всем теле.
«ENIGMA» стала нашей маленькой тайной, домом, сотканным из греха, порока и красоты. В последнее время, некоторые развлечения, свойственные нашему времени приелись зажравшимся Элитам, а шлюхи, алкоголь, и покер остаются незаменимой классикой, к которой хочется возвращаться снова и снова.
Но сегодня вечером у меня есть планы поинтереснее «связанных чувств».
Свидание с невероятной крошкой, что ворвалась в мою жизнь также внезапно, как и исчезла из нее.
Кэндис Карлайл. Воспитанница Руфуса, дочь каких-то дальних родственников из Канады. Кажется, так говорил Мак, когда не прятал ее в библиотеке от посторонних глаз. Она редко появлялась на праздниках и официальных встречах, на балу дебютанток и прочих приемах для Элитов. Возможно, я бы так никогда и не узнал о ее существовании, если бы однажды не нажрался, и не отправился изучать особняк Карлайлов. Проходя мимо танцевального зала, боковым зрением зацепился за нереальное видение утонченной танцовщицы, облаченной в белое боди и балетную пачку.