После отплытия из Раздор князя Новосильцева, Кондратий и Мирослава тоже начали учить молодых казаков грамоте. Они собирали их по вечерам прямо на майдане и, соорудив нечто наподобие классной доски, с усердием обучали чтению и письму. На их уроки приходили и взрослые казаки, и даже Пантелей, который понял, что Кондратий обрёл дар Божий и после встречи с ведьмой, «прозрел» обширными знаниями. Атаман тоже так считал, что сыну его новые способности «свалилися с неба прям у голову, когда углядел ведьму на струге». Но многое, о чём рассказывал Кондратий, никто не понимал даже образованные московские дворяне Мирослава и Белояр. Атаманский сын как будто забывался, когда начинал рассказывать о химии, физике и устройстве неведомых машин.
Когда начали прибывать сотники, Черкашенин искренне радовался, их собралась уже примерная половина от ожидаемой численности войска и насчитывала порядка сорока человек. А это означало, что вся конница для похода на Азов будет более семи тысяч шашек. Как обычно атаман собрал сотников на учёбу, но к их удивлению дал первое слово Кондратию. У многих прибывших издалека сотников от неожиданности открылись рты, Кондратий «разучилси гутарить по-казацки». Он произносил речь с акцентом, подобным говору купцов Московии, рассказывая стратегию и тактику ведения боя Александром Македонским. Многие термины казаки не понимали и поэтому часто переспрашивали их значение.
– Братья казаки, вы знаете, кто был Александр Македонский? – неожиданно спросил Кондратий.
– Да хто знить, – послышался дружный ответ, – но песнь про яго спеваем походнаю!
– Какую? – искренне удивился Кондратий, не ожидавший такого ответа.
– Щаго ты дурня-то валяишь? – смеялись сотники, хорошо знавшие Кондратия, – скольки разов сам её запевал! …«У Вавилоне было у славном городи», …али ни памятуишь?
– Это я проверял вас, – сконфузился Кондратий, не любивший эту песню, – отправимся на марш, с другой! Батя мой, атаман сам запевать будет! Согласны, братья, казаки?
– Любо, Кондрашка! – прогорланили сотники, – но ты щаго нам тут про песни-то гутаришь?
– Ет ён перед московиткой княжною харахоритси, – загоготали раздорские сотники, – жанитись жанилси, а спить-то отдельна!
– А ну цыц, болтухаи! – прикрикнул на раздорских сотник Фрол Бакланов, – негожа нос сувати, куды заяц хвост-обрубок свой не суёть….
Черкашенин смутился от подковырок в адрес сына, ему было стыдно, что Кондратий женился, но невестка ещё ходит в девках. Сделав строгий вид, Михаил поднял вверх руку, это означало, что атаман будет говорить.
– Братья казаки! – прокричал атаман, – мой сын Кондрашка, ужо показал сабя, как стратег и пусть ён гутарить сычас про то, щаго удумал про осаду Азова и разгрому войска Давлета. А пасля я и Пантелей, как обыщно поспрашаем кажного из вас, щаго знаити у воинскам скусстве?
– Любо, нихай гутарит Кондрашка! – кричали сотники.
– Для тех, кто не участвовал в принятии решения Кругом в начале лета, – приступил к изложению стратегии Кондратий, – я расскажу сначала о том, что задумал крымский хан Давлет Гирей! Он собирается идти походом на Москву и сжечь её, и в этом хану помогает турецкий султан и враги наших запорожцев-братьев, – ляхи. В крепость Азов доставлен приказ султана, чтобы беспрепятственно пропустить высаживающееся там крымское войско. И не только оказать содействие, но и приютить на время полного формирования всего войска Первая часть совсем скоро приплывёт по Чёрному и Азовскому морю. Они планируют собрать там сорок тысяч сабель и, обойдя Дикое поле по территории Речи Посполитой, сразу выйти к южным засекам Московии. Как вы знаете, Всевеликое Войско Донское приняло дары Московского царя Ивана и заключило с ним союз.
Наша главная цель похода – не допустить формирования в окрестностях Азова крымского войска и как только первая часть начнёт высаживаться на берег, разбить её наголову. Нам нужно захватить все галеры, на которых приплывут крымчане. Лишившись флота, Давлет Гирей откажется от своего похода на Москву, а мы выбьем турок из крепости Азов и оставим там свой гарнизон. Русские купцы беспрепятственно смогут выходить в Азовское море и дальше в Чёрное, да и нашим заморским «походам за зипунами» на басурманов тоже никто не будет мешать. Вот такая цель, товарищи мои, казаки!
– Так ить можна сходу узять Азов, – послышался голос сотника Варлама, – щаго ждати крымчан, покель они приплывуть? Нас таперича стольки, што любуя крепость можна за трое дён узять!
– Можно! – согласился Кондратий, – но мы этого делать не станем! Первая часть ханского войска будет равна примерно по численности нашим сотням. Поэтому, даже по всем благоприятным раскладам, придётся вступить с ним в большое сражение. К тому же захватив галеры крымчан, мы увеличим количество пушек для штурма крепости. А если мы первоначально возьмём Азов, её стены нам не помогут в предстоящем сражении с войском Давлета. Ну, что мы будем прятаться за ними? Разместим там всего пять-семь сотен, а остальные как? Галеры не станут палить из пушек по сражению на берегу, иначе положат своих в первую очередь. А вот по стенам крепости обязательно откроет огонь. Да и у нас силёнок будет гораздо больше, если не расходовать их на взятие Азова с ходу.
– Турки тожа не стануть сидеть у крепости искрестив руки, – не унимался Варлам, – нащнуть палить по нам со стен….
– Ты Варлам бряши, да не дюжа забрёхивайси, – осадил его атаман, – табе гутарют, што палить из пушек по нам, смешавшимися с крымчанами тольки дурак могёть, а из пищалей нихай пробують, хрен у их щаго выйдить. Ты сам-то пыталси когда нить стрельнуть с такого далека, да ишшо по двигающимся басурманам?
Варлам понял свою ошибку и замолчал, а Кондратий продолжил излагать стратегию похода. Он объяснил, что флотилия казачьих стругов отправится вниз по течению одновременно с конницей и предупредил, чтобы это движение было изначально синхронным.
– По берегу шагом или рысью идут сотни, – объяснял Кондратий, – а по Дону струги на вёслах. Конница будет по необходимости регулировать скорость своего движения, чтобы не опережать и не отставать от флотилии. Не доезжая до острова, где Дон делает крутой поворот и открывается вид на крепость Азов, необходимо остановиться, чтобы с её стен туркам был невиден наш подход. Это нужно для того, чтобы выманить галеру, охраняющую Азов с моря и Дона за остров, где спрячется вся наша флотилия. В противном случае галера откроет пальбу из пушек и повредит хотя бы один из наших стругов. Их нужно беречь, как зеница око, ведь на море предстоит сражаться с превосходящим числом крымских галер. Отбив турецкое судно, флотилия поплывёт к устью Дона, а конница двинется тремя, примерно равными группами, и дислоцируется с трёх сторон – от Дона, Азовского моря и степи на расстоянии, превышающем дальность стрельбы.
– Кондрашка, а щаго нам боятися, што нас углядять турки, – уточнил войсковой старшина Пантелей, – мы раньше вечера не смогём дойтить до Азова, а по темкам хто нас узреить?
– Надо рано утром отправляться в поход, – возразил Кондратий, – с таким расчётом, чтобы до наступления темноты выманить за остров турецкую галеру. Нам нужно взять её не повредив, она пригодится нам в бою на море. Наша флотилия разделится на две части, командовать первой атаман назначил меня, а второй княжича Московии Белояра. Мои струги займут позицию в устье Дона, а вторая часть Белояра обойдёт Азов по морю и станет на якорь у берега с другой стороны. Там есть мыс, за которым она может спрятаться. Как только крымчане начнут высадку на берег, мы атакуем их с трёх сторон на суше и с двух на море. Галеры непременно откроют по нашим стругам пальбу из пушек, поэтому морской бой будет самым тяжёлым для нас в предстоящем сражении. По моим подсчётам у крымских галер, которые больше наших стругов по водоизмещению, и пушек в полтора раза больше.
– Кондрашка, итить тваю матрю, турецкаю, – возмутился Черкашенин, – ты щаго ет гутаришь по-непонятнаму? Какоя-такоя водосмещеня?
– Водоизмещение, батя, – повторил Кондратий, – иначе говоря, размер судна….
– Так и гутарь, – сердился атаман, – штоба усе вразумели тваю речу!
– Чтобы держать связь флотилии во время похода, и после него, – продолжил Кондратий, – при мне постоянно будет находиться молодой казак Савка, а при Белояре – Ерошка. В случае непредвиденных ситуаций, мы будем высаживать их на шлюпки и отправлять к атаману, чтобы согласовывать наши действия. Эти молодые совсем казачата постоянно будут находиться при нас и в сражении не участвуют. Они ещё плохо обучены, им до двадцати пару лет не хватает, но оба настойчиво просили атамана взять их в поход.
И ещё хочу напомнить, что сражаться придётся с пешими крымчанами, поскольку лошадей они, скорее всего, намерены доставить к Азову отдельным рейсом в последнюю очередь. Это даёт большое преимущество при нанесении первого удара, но главный недостаток в том, что коннице нужен простор для манёвра, а его не будет. После начала боя всё равно придётся спешиться, увязнув в горах тел убитых. Необходимо, как можно дольше оставаться в сёдлах, потому что пеший казак слабее верхового. Лошадей нужно беречь, наши дрессированные кони сами быстро покинут поле боя, убегая на степной простор. …Я вроде всё рассказал!
Сотники внимательно слушали Кондратия, прибывшие из дальних хуторов и станиц, кто мало знал его, были уже осведомлены раздорскими о «дюжих способностях» атаманского сына. После Кондратия выступил Черкашенин, он назначил командовать двумя сотенными группировками Варлама Кружилина из станицы Голубинской и Фрола Бакланова из Раздор. Третьей Черкашенин решил командовать сам. После атамана слово взял войсковой старшина Пантелей и зачитал составленный им совместно с атаманом список трёх сотенных группировок. Он выкрикивал фамилии сотников входящих в первую из них, дислоцирующуюся от Дона, вторую от мыса Азовского моря и центральную от степи под командованием атамана. Черкашенин и Пантелей приступили к экзаменовке сотников по тактике ведения верхового сражения, называемого казаками сечью.
Белояр подошёл к Кондратию и обнял его, поблагодарив за доверие, он впервые будет командовать флотилией. Молодой княжич сиял весь от радости и уверял, что оправдает это доверие, не щадя жизни. Кондратий посоветовал благодарить не его, а сотника Бакланова, это он рекомендовал атаману кандидатуру Белояра и поручился, что княжич не подведёт. Фрол уже видел его в сражении и убедился в способностях и отваге молодого дворянина из Московии. К тому же невеста Белояра Анфиса была родственницей супруги Фрола, и он надеялся, что парень женится на ней по возвращению из похода. Тогда Баклановы станут родственниками московских князей, что, несомненно, придаст важности их семейству.
Экзаменовка сотников показала высокую боевую подготовку Войска Донского. Атаман остался доволен товарищами, каждый из которых являлся таким же, как и Черкашенин выбранным атаманом в своём юрте, хуторе или станице. Коллективно проштудировали сигналы, необходимые в сражении и все вместе отправились на противоположный берег посмотреть итоговые соревнования по джигитовке. Казаки показывали чудеса в конной акробатике, и не случайно донцам с таким обученным войском удавалось одерживать победы с многократно превосходящими силами врага. На следующий день атаман объявил об отдыхе перед выступлением в поход. Вечером каждый должен был пораньше лечь спать, чтобы за несколько часов до восхода солнца выступить на марш.
Вечером Кондратий пришёл к куреню, в котором проживала Мирослава. Он гнал от себя мысли, что он может, не вернуться из этого похода и видит любимую последний раз. Чтобы не давать повода для сплетен бабам и девчатам, живущим в городке, Кондратий никогда не входил в курень княжны и, постучав в дверь, ждал, когда она сама выйдет к нему. Приставленная к княжне в качестве прислуги молодая девка Лукерья всегда выбегала первой, чтобы убедиться, что это пришёл Кондратий. Затем она молча шныряла обратно и спустя минуту-две выходила Мирослава. Судя по тому, что девушка уже была одета для прогулки, Кондратий твёрдо знал, что она с нетерпением ждала его.
Но в этот вечер он пришёл рано, было ещё светло, и Мирослава не ожидала его раннего прихода. Кондратий договорился с Белояром не гулять, как обычно в станице, чтобы было больше времени попрощаться с любимыми девушками, ведь рано утром предстоял многокилометровый марш флотилии. Когда княжна собралась на свидание и вышла, Кондратий предложил ей провести время под раскидистой «ивушкой-вдовой». Это было одним из их любимых мест, находящимся в стороне от станицы на берегу Дона. Там они чувствовали магический дух верности, витающий под ивой и лежащим у её комля сухим стволом погибшего дерева-мужа. Переправившись на лодке на противоположную сторону, влюблённые пришли к «вдовушке», чтобы ещё раз пропитаться её духом верности и любви.
Здесь вдалеке от людских глаз можно было целоваться даже днём. Мирослава с тревогой смотрела в глаза Кондратия, она ждала, он скажет, что непременно вернётся живым из похода. Но парень умышленно заговаривал время, рассказывая о смотровой джигитовке, которую продемонстрировали сегодня атаману лучшие наездники Войска Донского.
– Милый мой Кондратушка, витязь непобедимый, – прервала его Мирослава, – я очень переживаю за тебя! Как там всё сложится в вашем походе, у меня душа стонет, я боюсь, что басурманы ранят тебя, любимый мой…. Возьми меня с собой! Я буду помогать тебе во всем, даже подавать порох и пули, ядра могу носить к пушкам….
Кондратий, молча и крепко прижал к себе девушку и, улыбнувшись, начал жарко целовать её губы, шею и грудь. Он тихо молвил девушке самые ласковые слова, какие мог знать и уверял любимую, что его не берёт ни пуля, ни турецкий ятаган. Руки Кондратия опускались всё ниже и вот они уже коснулись самого запретного места целомудренной Мирославы, кровь ударила парню в голову, а княжна даже не пыталась ему мешать. Она тихонько стонала от переполнявших её чувств и была совсем не против близости, того неведомого для каждой девушки ощущения части любимого внутри себя.
А Кондратию показалось на время, как он оторвался от реальности и будто парит в чудесном мире неземного удовольствия. Его разум отключился, руки сами по себе скользили по прекрасным девичьим бёдрам, ягодицам, груди. Мирослава дрожала всем телом, и это возбуждало парня ещё больше. Он всё чаще возвращал руку в то место, которое дурманит мужской мозг воображением, инстинктивно изучал его ощупью, нежно лаская и не отрываясь от затяжного поцелуя. И ему и ей в эти минуты мир казался второстепенным приложением их любви и стремления обладать друг другом, желанию слиться воедино. Но внезапно Кондратию пришло понимание о данном им обещании, и необходимости строго его выполнения.
– Не сейчас, любимая, – прошептал он, – вернусь из похода, поедим в Московию и когда обвенчаемся в церкви, станем мужем и женой. Я ведь обещал твоему отцу, что до этого не нарушу твоего целомудрия!
– Милый мой, любимый витязь, – отвечала Мирослава шёпотом, – я вся в твоей власти и подчинюсь тебе, решай сам, мой князь, мне так хорошо с тобой, что я совсем не своя!
…Рано утром, за несколько часов до восхода солнца, Кондратий явился на пристань, где его уже ждали казаки и Белояр. Княжич не спал всю ночь, волнуясь о предстоящем сражении, поэтому пришёл на пирс одним из первых. Всё было оговорено заранее, распределено на две части флотилии, каждый казак-матрос знал своё место и обязанности до мелочей, ждали приказ на отплытие. Флагманским стругом Кондратия было то самое судно, на котором он вёз князя Новосильцева в Раздоры. Сигналом началу марша по правому берегу Дона конницы распределённой на три группировки условились считать коллективный залп из пищалей, который дадут со стругов. Кондратий стал рядом со штурвалом главного струга своей части флотилии, и скомандовал залп. Он прозвучал, как единый выстрел, так синхронно пальнули из двадцати пищалей. Войско Донское вышло на марш.