Тамара заканчивала магистратуру и не знала, что делать дальше. Она знала, чего хочет, но это «что-то» все никак не наступало.
В садике, в возрасте шести лет, услышав чьи-то перешептывания: «нирыбанимясо», она интуитивно сообразила, что говорят о ней. В школе, а потом в университете, она мечтала, что вот-вот появится ОН и разглядит в ней необычную женщину, или позарится на её тургеневскую красоту, и мир перевернется. Подходил к концу последний год обучения. На практике, выездных раскопках, она присмотрела Альберта. Её тело поднывало, требуя мужских рук, а объект был не испорчен женским вниманием. Представлялось возможным отмыть и откормить его, а потом рожать, быстрее рожать и окунуться с головой в ощущение нужности, погрязнуть в материнстве и оправдать свое существование. Спокойный и тихий Альберт наверняка останется верным. Напрягая всё своё небогатое воображение, Тома уже мысленно впечатывала в книгу своей жизни стандартные женские заблуждения: она сделает всё, чтобы его перевоспитать, научить жизни, поможет продвинуться по службе, расскажет, как еще можно заработать. Говоря короче – хороший материал в умелых руках.
Альберт, погруженный в себя и древности, не ожидал. Она покорила его плавными роскошными линиями своего избыточно женственного тела и пирожками с капустой. Альберт сдался быстро и без боя, не до конца осознавая, что происходит. Тамара в качестве законной супруги въехала в трёхкомнатную квартиру, которая досталась Альберту Булкину от почивших с миром родителей. Тихий район, на первом этаже спа-центр, совсем рядом продуктовый, детский сад и школа.
Рьяно взявшись за холостяцкую берлогу историка и археолога, обросшую мелким и крупным хламом, Тома вплетала в мужской хаос нити порядка. На кухне поселился запах сдобы, салфетки и скатерть, а запылённые сковородки узнали, что помимо глазуньи ещё существуют котлеты. Заниматься работой Бертику никто не мешал, и он находил присутствие в своей жизни жены милым.
В первую же неделю Тома обратила внимание на приклеенный к стене меж книжных полок разворот, вырванный из середины какого-то журнала. Репродукция картины маслом современного художника цыганского происхождения Николая Бессонова «Ночной полёт», 1991 год. Притягательный профиль юной длинношеей ведьмы, летящей на метле. Тамара слегка хмыкнула и вздёрнула плечом – красиво. И Тома, тщательно сложив листок несколько раз, запихнула его подальше, в одну из советских энциклопедий.
Апрель 2017. Людмила
Девочка. Рождённая девочка обречена. Не ковыряй в носу, причешись, помощница, терпи… Должна быть красивой и уметь всё: стирка, уборка, готовка, ребёнок, иначе променяют на более расторопную.
Стандартное среднестатистическое воспитание мальчиков в нашей постсовдепии, в основном, бывает двух видов: либо «утипусичное» мамино, либо «подзатыльниковое» папино.
С самого Петиного рождения Тома оградила Альберта от обязанностей отца. Она заполнила собой всё пространство вокруг сына, и Бертик безропотно принял это как данность, сопротивляться было себе дороже. Хотя из-за домашнего заточения Петра, они в последнее время часто вместе читали.
Петя тяготел заботой матери. Ему нравилось с отцом, книги с загадочными картинками, интересны были странные вещицы, которые папа тащил в дом и выставлял везде, где только было место.
Людочке Капцовой (Людмиле Ивановне) было всего восемнадцать, когда она родила дочь Тома. Это была недолгая связь. Юной неискушённой провинциалке он казался солидным принцем, но уже через три недели бросил её. Она была не в состоянии полюбить этого ребёнка, хотя поначалу старалась. Со всех сторон веяло осуждением – она без мужа, ребенок без отца. Дочь мешала не нагулявшейся девчонке. Не давала высыпаться, быть красивой, отдыхать, выходить в свет, знакомиться с мужчинами и работать. У Люды опускались руки. Скоро семья поняла, что Томе лучше быть с бабушкой и дедушкой. Маленькая Томочка скучала, каждый раз, каждую новую встречу с надеждой льнула к матери. Но со временем Люда поняла, что Тамара – это копия отца. Ребёнок стал для неё постоянным напоминанием о том, что её бросили, и посещения отчего дома она прекратила.
Ночами, на съемных квартирах, она захлебывалась от слез горя и ненависти к самой себе, но потом нашла выход – ложь, жёсткость, целеустремленность, работа.
Только спустя годы, пройдя сквозь небольшую череду постылых и потрёпанных мужских тел, наступив на многие мужские и женские головы, она достигла того, к чему стремилась – материальной стабильности и полной независимости. Но почувствовала пустоту, и её потянуло к Томе. Люда понимала, что безвозвратно упущено важное, что невозможно повернуть время вспять и всё исправить, но нашла в себе силы объясниться с дочерью.
Тома стала принимать помощь от матери скрепя сердце. Но почему нет? Это её мать и у неё нет других детей. Зато есть деньги и желание наверстать упущенное. Постепенно они стали ближе, а рождение Пети примирило их окончательно.
На майские праздники 2017-го года, когда никто и представить себе не мог, что через полгода Альберта не станет (семейство было сосредоточено на недуге Петра), Людмила Ивановна решилась сделать дочери и ее семье серьезный подарок – путешествие. Она, в очередной раз оставшись приглядывать за Петей, убирала пыль с книжных полок и краем глаза смотрела, как Альберт делает пометки и выписки.
– Чем занимаешься?
– У меня есть странное предположение, – зять ответил неожиданно охотно, будто обрадовался, что кто-то его об этом спросил, резко снял очки для чтения и немного прикусил дужку.
– Насчет Египта… Пирамид, дворцов… Мне кажется, всё совсем не так, как нам преподнесли. Это масштабный обман, афера, позволившая целому государству и группе определённых людей неплохо заработать и отвлечь мир от более серьёзных событий.
– Ты серьёзно, Бертик? Так глобально? – Люда заулыбалась и с оттенком сарказма в голосе произнесла, – и ты намерен «перевернуть этот мир»?
– Мне бы очень хотелось самому посмотреть, понимаете, мне нужны доказательства, – он не отреагировал не ее иронию, или не понял, снова нацепил на нос очки и растворился.
Прибравшись в квартире, покормив внука и кота, Люда плюхнулась на диван и машинально включила телевизор. Сытый Василий умостился в углу дивана и, зажмурившись, урчал. По Дискавери показывали пирамиды.
– Устала я, Васька. Утомляете вы меня, – Люда почесала кота за ухом, – отправлю-ка я вас всех в Египет: кому пирамиды, а кому солнце с морем пойдут на пользу. Ты полетишь за ними всеми присматривать и ловить египетских мышей.
В течение всей следующей недели она, никому ничего не сказав, осуществляла свою задумку. Люда выбрала один из лучших в Хургаде. Майские праздники Альберт проведет за любимой исследовательской работой, Томочка отдохнет от готовки, а Петя получит в избытке витамин Д, напитается морскими минералами и будет исцелён.
– Мам, я даже не знаю… Это же так дорого. Мам, спасибо тебе, – Тома обняла Людмилу, когда та в конце апреля торжественно объявила семье о своем сюрпризе, – только, ма, с котом в отель не пустят, ты бы хоть спросила…
– Давайте его просто выпустим на улицу, пусть себе гуляет, жил же он как-то до нас, наверное, мышей по подъездам ловил, – вставил Петруша.
– Да уж, – встрепенулась Людмила Ивановна, – сколько денег, сколько времени на него потратила, а теперь – на мусорку! Ну уж нет! Я знаю, он у вас и так погуливает, хорошо ещё пока лишай в дом не принес. Свезу на временную ссылку в деревню, к деду Коле.
Кот, не мигая, пялился на Люду. Ей показалось, что идея с деревней ему не по нутру.
Май 2017. Хургада. Ахмед
Отдых в Хургаде подарил Томе крылья, так ей думалось, на самом же деле он её непоправимо надломил.
Ахмед работал на пляже пятизвездочного отеля. Впервые из своего любимого верхнеегипетсокго посёлка Кены он ехал в Хургаду с желанием быстро разбогатеть. Ахмед бредил «египетской мечтой»:
В Хургаде он встречает ЕЁ. Иностранку. ОНА без ума от него и покупает ему небольшое кафе, которое работает само по себе. Там он каждый день курит любимый кальян и пьет крепкий черный чай с мятой. ОНА покупает ему квартиру в Хургаде и исчезает в тумане. Дома, в Кене, у него дом, где живёт скромная, покладистая, тихая и очень красивая Фатма с широкими бедрами, которые колышутся, когда она томно и медленно ходит. Любимая жена, которую ему старательно выбрали родители, готовит ему утку, по двору бегают многочисленные сыновья. Вечером его благоверная моет ему ноги и делает все, беспрекословно всё, что он ни скажет. Время от времени он продолжает посещать Хургаду, чтобы разнообразить свою половую жизнь, пополнить список побед и улучшить финансовое положение.
В хорошие месяцы Ахмеду удавалось завести отношения с тремя-четырьмя пожилыми европейками ради заработка, и с одной или двумя молодыми женщинами из Восточной Европы – для удовольствия. Ахмед давно понял, что и как нужно говорить «бесстыжим» (по его мнению) неприкрытым иностранкам. Он быстро сообразил, что белые мужчины холодны, к своим подругам невнимательны (Ахмед не сомневался) и больше заняты едой и выпивкой, чем своими жёнами.
Ахмедушке было несложно преодолевать языковой барьер. Он не умел писать, но отлично болтал по-английски, хорошо по-русски и довольно сносно по-итальянски. Ахмед продавал экскурсии. Подойдя к семье Булкиных на пляже и увидев Тому, он решил: «Очередная недолюбленная, но без денег.» Она ему понравилась: роскошное тело, наивный взгляд. Легкая добыча. Муж ничего не замечал, спокойно относился к ее «ночным походам за сувенирами», ведь Хургада не спит до самого утра.
Когда Томин отпуск подходил к концу, Ахмед забросал её обещаниями, и со дня её отъезда они регулярно списывались по вайберу. Возвращение Тамары когда-нибудь в будущем в Хургаду никак не входило в планы Ахмеда. Его телефон согревало множество женских имен и фотографий. Вот итальянка Симона с отличным телом, но помятым от загара лицом, вот та самая грудастая русская Тамара, вот ревнивая хохотушка украинка Катя, а вот вечно подвыпившая британка Луиза с прыщеватой кожей на плечах и пошлыми татуировками на копчике… Ахмед пересылал свою регулярно пополняющуюся коллекцию брату Мухамеду, а тот показывал своих. Женщины без опаски высылали свои откровенные фото, иногда переводили деньги, а он писал им о любви.
Июль 2017. Деревня. Дед Николай Андреевич
Очередным июльским выходным днём Людмила Ивановна взяла Петрушу в деревню к деду.
Дед Николай, брат отца Людмилы, уж лет десять как овдовел и, несмотря на частые наскоки одиноких соседок, мёртвую подругу предавать не хотел. Дед Коля до одури упахивался в огороде. Утром, в обед и вечером включал выпуск «Новостей» и, хотя повторяли в течение дня одно и то же, очень внимательно слушал и остро реагировал. Трагедия в душе его разыгрывалась нешуточная, потому как еще каких-то тридцать лет назад он точно знал, зачем живёт, чего хочет, за что воевал, а последний десяток лет мир вообще катился в какую-то пропасть. Что и как теперь – ничего не ясно. Где женщины? Где мужчины? Где страна? Где безбедная старость? Где гармонь? Эту музыку же нельзя называть музыкой?! Маркс был не прав? Хорошо, что Маруся не дожила и не видит всей этой срамоты. Беседы с телеведущим были одним из главных развлечений деда.
Своих детей бог им не дал, но по воскресеньям он видел племянницу Людочку и правнука Петю, а иногда и всю семью, хотя Альберт с Томой бывали редко. «Парафинить» одиночество Людмилы и её неспособность вылечить внука было задачей его выходного дня.
– О, привезли, не чаял вас больше видеть.
– Ну, прекратите! Мы у вас каждые выходные, – ответила Люда на стандартное приветствие.
– Ага, я тута бьюся с американцем на картохе, а вы токма поспать да пожрать приезжаете. Вчерась крота споймал. Такой партизан хитрый, но я его на табуретке тихо ждал, дождался и на лопаточку подсадил. На соседский огород через забор выкинул, пущай там овощ портит, – и дед Коля закряхтел смехом.
– Так он же под землей опять к тебе в огород вернется, – засмеялась Люда.
– Так вот, – проигнорировал Николай, – где малый ваш?
Петя вошел в дом и скромно поздоровался.
– О! Чадо малахольное? Чем тебя давеча бабы кормили? Кынзой? Чё зеленый такой?! Вы дитёнку мясо даёте вообще? Пожил бы у меня, стал бы розовый, как квочкина жопка, а то вон бледный какой, как поганки на пеньке! Ты, Петруша, мясо то любишь?
– Люблю.
– С кровушкой, небось? – дед иронично прищурился, и Люда побледнела.
– Вывезла их на майские моря, ты гляди. И чего? И ничего! Вона оставила бы мне мальца на всё лето, я б из него казака сделал, – и, обращаясь к Пете, добавил, – соседки-то мои нервы поедом едять! Вот бы ты…
Он не договорил: Люда намеренно с грохотом опустила железную кружку на деревянный стол.
– Вообще-то он после моря приехал очень бодрый! И Томочка расцвела! Ты лучше, Николай Андреевич, скажи, когда безобразничать с соседями перестанешь? – сменила тему Люда.
– С какими такими соседями? – дед насторожился, как нахулиганивший пацан, глаза его забегали, он присел.
– С такими! Нечего «ваньку валять»! Ты зачем на той неделе Ульяне Михайловне в ведро плюнул?! Стыдоба-то какая! Я слушала её, чуть сквозь землю не провалилась.
– О! Накляузничала, значит! Нечисть твоя Улянка Михайловна! И Дашка нечисть! И Мотька! Скверные бабки! Тройня антихриста! Идёт она, значит, с колодца, в руках, значит, вёдра с водой. Я, значит, мимо идусь. Глянь в ведро, а там, в ведре значит, девка молодая! С метлой и ржёт! Девка молодая в ведре, значит, отражается, плечи голые, волосы телепаются, тьфу! Ясное дело, плюнул я и перекрестился!
– Ты, Николай, вроде, умный мужик, бывалый, войну прошёл. Уважаю я тебя и люблю, хозяйство держишь крепко, но, по-моему, не обижайся, у тебя уже старческий маразм! – Люда не знала плакать ей или смеяться, настолько глупой была ситуация.
– Кто маразма?! – дед серьёзно разозлился, – это по соседству у меня маразма! Целых три маразмы! Сидят, костлявые, по ночам над свечками вязанье у них! И по всей хате тени летают. Я всё видел!
– Боже, Николай Андреевич, вы еще и в окна к ним по ночам заглядываете?! Ну знаете!
– Вот именно, что «Боже»! Бога на них нету. Ты Ваську на прошлой неделе привозила, а он как подошёл к ихнему огороду, да как выгнется, как зашипит, как сиганёт оттудова. Потом сидел у меня в кладовке, не ходил никуды. Вот тебе и нате. Даже кошак твой сразу всё сообразил. А люди к ним ходють! Прямо очередь, как в мавзолей к вождю. Ведьмы! А люди – дуры!
– Знаете что, Николай Андреевич, шли бы вы… телевизор смотреть! Ты зачем им проволокой калитку в прошлом месяце замотал? Думал, я не знаю?
– О! И это донесли? Не в прошлом. В маю это было… Ты мне кады Ваську подкинула, я думал, он в огороде будет или по помойкам. А он знаешь чего? Сел и на дом их глядит. Долго глядел и рычал, прям чисто тигра, потом уши вжал и в хату. И всю неделю тихо сидел, не шуршал. И это дворовой-то кот! А ты говоришь….
– Ну при чем здесь кот!…. – Люда, не знала, что еще сказать.
– А чавой-та у них огород такой прибранный? А? – не унимался Николай.
– Ты их видала? Они ж все трое на ладан дышат!
– Завидуют молча.
– Ну прям там. Они девку, молодуху, пригрели, она, значит, ведьма, вот те крест самолично видел Ведьму, по ночам кошкой чёрной делается и всю работу им….
– Николай Андреевич, я пойду травку порву, – и Люда побежала в огород, так как боялась сильно нахамить и обидеть старика.