Парень, словно забыв о том, что собеседник не видит его, равнодушно пожал плечами.
– Пока ничего.
– Кажется, я велел тебе найти Дикса, – судя по тону, говорящий явно нахмурился. Его собеседник фыркнул.
– Знаешь, я не могу выйти на улицу и спрашивать каждого встречного, не Дикс ли он. На парня не так просто выйти, тем более, что кроме прозвища о нем ничего неизвестно… – он ухмыльнулся и провокационно прибавил, – Как странно, мне это напоминает еще кого-то. Не знаешь случайно, кто это может быть?
– Я не предрасположен к шуткам, Рэдзеро, – в голосе говорящего зазвенела сталь, однако, на собеседника его это явно не произвело должного впечатления. Зевнув, он оглянулся через плечо и, снова опускаясь в мягкое кресло, опять закинул ноги на стоящий перед ним пуф.
– Тебе определенно надо развивать чувство юмора, босс, – говорил молодой человек нарочито развязно, словно желая продемонстрировать свое несколько наплевательское отношение к тому, кого звал «боссом», – Что там у тебя за информация?
В трубке повисло недолгое молчание; откуда-то донесся плохо различимый шум. Парень, вслушавшись, сумел различить несколько голосов и чьи-то шаги.
– Потом сообщу… – ответ прозвучал немного отстраненно, чудилось, что человек, именующий себя Тресом, куда-то спешит, – Найди Дикса, Шон. И побыстрее!
– Вас понял, босс, – Шон, ухмыльнувшись приказу, равнодушно отодвинул телефон от уха и, прерывая разговор, сбросил вызов. А затем, лениво потянувшись, почти бросил аппарат обратно на тумбочку и снова схватил книгу, абсолютно не намереваясь портить столь чудесный и умиротворенный вечер поисками какого-то парня. Взгляд его безошибочно выхватил из текста предложение, на котором он был прерван и блондин, вновь расслабленно устроившись в кресле, с наслаждением снова погрузился в чтение.
– Все готово!
Женский голос, донесшийся с кухни, заставил молодого человека, тяжело вздохнув, бросить на любимое произведение взгляд, полный страдания. Чувствовалось, что спокойно почитать ему сегодня не удастся.
– Сейчас иду, – не слишком громко и достаточно равнодушно отозвался он и, искренне намереваясь лишь дочитать начатое предложение, опять уткнулся в книгу. Морская битва на ее страницах продолжалась, набирала обороты, события все накалялись и секунды, беззастенчиво слагаясь в минуты, полетели мимо молодого человека, мгновенно забывшего обо всем на свете, в какую-то неведомую даль.
Очнулся он от того, что книга в его руках пару раз странно дернулась и слуха его коснулся негромкий стук. Непонимающе заморгав, он поднял взор, с большим трудом снова отрываясь от повествования и растерянно воззрился на стоящую рядом с креслом пожилую женщину, только что постучавшую костяшками пальцев по обложке его любимого издания.
– А?..
– Я сказала, что все готово, – женщина, мягко улыбаясь, слегка покачала головой, – В который раз ты уже перечитываешь эту книгу?
Блондин, со вкусом потянувшись, заложил повесть чем-то, попавшимся ему под руку и, скинув ноги с пуфа, легко поднялся, пожимая плечами.
– Не помню. Но она помогает мне расслабиться, а расслабление, как тебе известно, – вещь достаточно необходимая, – и, завершив тираду обворожительной улыбкой, он уверенным шагом направился в сторону ванной комнаты, дабы вымыть перед ужином руки.
Собеседница последовала за ним.
– Однако с твоим образом жизни не стоило бы так сильно отключаться от всего окружающего. Это может сослужить тебе плохую службу, Шон.
– Брось, ба, – в ванной зашумела вода, возвещающая о начале водных процедур и парень несколько повысил голос, перекрывая ее шум, – Ты прекрасно знаешь, – так расслабиться я могу только здесь. Я же не дурак, чтобы позволять себе отключаться, находясь на работе.
Женщина, предпочитая ничего не говорить, слабо кивнула и, вздохнув, чуть покачала головой. Она была еще далеко не стара и, вопреки расхожему мнению, витавшему некогда среди сплетников, «старушкой» называть ее было бы слишком преждевременно, – она лишь начинала входить в пору своей прекрасной, роскошной осени, только приближаясь к царственному увяданию. Но жизнь ее, еще могущая бить ключом, была всецело посвящена внуку – никого иного не видела она вокруг, ничьи дела не интересовали ее и ничьим словам она не верила так, как всегда верила ему. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она полагала свою жизнь хоть сколько-нибудь пустой, или не была удовлетворена ею, – нет, совсем наоборот, ей казалось, что более полной, чем сейчас, жизнь ее быть попросту не может.
Внука она обожала. Получив его, этот подарок непутевой дочери, рожденной ею в достаточно раннем возрасте, когда ей самой едва исполнилось тридцать лет, она привязалась к мальчику мгновенно, заботилась о нем так, как не каждая мать может заботиться о родном сыне. Она растила его после побега дочери, она его воспитывала, учила, помогала с уроками, она любила его безумно и сильно, гордясь им вопреки даже тому, кем он стал.
Шон платил ей тем же. Вновь вопреки мнению сплетников, обвинявших его едва ли не в убийстве бабушки, он обожал ее, за нее готов был любому перегрызть глотку, старался заботиться изо всех сил, обеспечивая ее быт и, хоть и жил постоянно на другой квартире, был довольно частым гостем в приобретенном им для нее домике.
И поэтому сейчас он говорил чистую правду – нигде, кроме как здесь, полноценно расслабиться он не мог. И поэтому бабушка, прекрасно понимая, что внук не обманывает ее (она знала, что ее он не обманывает никогда), тем не менее, волновалась, беспокоилась за него, опасаясь вероятных неприятностей.
Вода в ванной перестала шуметь. Молодой человек, небрежно вытерев руки висящим на крючке пушистым полотенцем, провел ладонью по волосам, вновь взъерошивая их и, уже покидая ванную комнату, оглянулся на себя в зеркало. На губах его возникла кривоватая улыбка, таящая в себе насмешку над, казалось, целым миром.
– Он жизнями людскими играет филигранно, даря благословение священным водам Ганга… – пробормотал он себе под нос и, едва не налетев на бабушку, широко улыбнулся ей, легко пожимая плечами и, словно давая объяснение собственным действиям, прибавил, – Благословенны воды Ганга.
– И снова у нас из крана течет священная индийская река, – женщина хмыкнула и, направляясь на кухню, предпочла сменить тему, – Тебе кто-то звонил?
– Да, Трес, – Шон, зайдя следом за ней, присел на уютный угловой диванчик, стоящий вдоль стены и огибающий собою стол и, облокотившись на последний, подпер щеку кулаком, – Темнит что-то опять. Пропадал где-то почти неделю, теперь объявился со словами о новой информации, рассказывать ее не пожелал, зато выразил претензию тем, что я не нашел столь необходимую ему личность.
– Что же это за личность? – его собеседница, наложив полную тарелку еды, поставила ее перед внуком, сама присаживаясь напротив, – И зачем она ему?
Парень, уже успевший благодарно кивнуть и начать есть, ухмыльнулся с набитым ртом.
– Это он, ба. Парень один, очень знающий, надо сказать, парень. Тут, в общем-то все просто: у него есть необходимая Тресу информация и он хочет получить ее, но для начала парня надо разыскать… – он сделал небольшую паузу и, проглотив кусочек мяса, прибавил, – А кроме прозвища о нем никто ничего не знает.
– Как и о самом Тресе, – заметила женщина и, налив в стакан воды из стоящего на столе кувшина, подвинула его к внуку. Ей, как никому, были известны его пристрастия и привычки, посему, не сомневаясь, что по прошествии нескольких секунд после начала ужина Шон захочет пить, она предпочла заблаговременно обеспечить его водой. Блондин снова благодарно кивнул.
– Спасибо. Про Треса да, я ему сказал тоже самое. Хотя вообще ну его сейчас, – он слегка поморщился, запивая ужин несколькими глотками воды, – Говорить о работе во время ужина – это уже попахивает чем-то неприличным. Лучше угадай, кого я не так давно встретил, – голубые глаза молодого человека чуть сузились, придавая его лицу откровенно хитрое выражение, и собеседница его, вопросительно приподняв брови, чуть повернула голову вбок, взирая на внука искоса.
– Кого же?
– Гилберта, – парень хмыкнул и, отправив в рот еще один кусок мяса, откинулся на спинку дивана, скрещивая руки на груди, – Правда, меня он не узнал.
Бабушка молодого человека, явно не сразу осознавшая его слова, непонимающе нахмурилась. Близких имен в жизни ее внука было не так уж и много, однако для прозвучавшего только что срок давности уже вышел и вспомнить его было не так-то легко.
– Гилберта?.. – рассеянно повторила она, старательно роясь в собственной памяти и, наконец, понимающе кивнула, – Ааа, это тот мальчик? Гилберт Диксон, помню, да-да…
– Да-да, – Шон невнимательно качнул головой, по-видимому, больше погруженный в собственные воспоминания, чем сознающий реальность, – Тот, который благополучно бросил меня одного.
– Его просто перевели в другую школу, – подобный разговор в свое время повторялся не единожды и собеседница блондина, недовольная возобновлением беседы, досадливо вздохнула, – Я ведь уже объясняла тебе. Гилберт был совершенно не причем, его отец, мистер Диксон…
– Погоди, – внезапная догадка, осенив сознание парня, заставила его, выпрямившись, пытливо взглянуть на бабушку, – Как, ты сказала, его фамилия?
Женщина, удивленная столь неожиданным интересом к персоне давно потерянного персонажа из прошлого ее внука, пожала плечами.
– Диксон.
– Надо же… – протянул Шон и, словно пытаясь скрыть улыбку, так и расплывающуюся на губах, провел по верхнему ряду ровных зубов языком, – А я и забыл. Знаешь, бабуль, похоже, ты сейчас помогла мне найти одного очень важного человека, спасибо. Надо будет пообщаться с ним…
Бабушка, прекрасно знающая, что должны означать такие слова ее внука, слегка вздохнула. Виделись они с ним часто, но все время как-то урывками и сейчас ее надежды на спокойное общение без спешки вновь оказались попраны. Причем, судя по всему, ею же самой, что было неприятно вдвойне.
– И как скоро ты планируешь пообщаться с ним? – безо всякой радости осведомилась она. Молодой человек легко пожал плечами, бросая быстрый взгляд на настенные часы.
– Часа через два, полагаю. Сейчас там чересчур много лишних людей, а вот к вечеру съезжу.
Женщина слегка нахмурилась.
– На мотоцикле?
Парень, ухмыльнувшись, развел руками, едва не уронив кусочек чего-то с вилки.
– Для санок-то сейчас не сезон.
Бабушка, не поддержав шутку, нахмурилась сильнее. Как и, пожалуй, всякой любящей и заботливой бабушке, ей были неприятны гонки внука на мотоцикле, вызывая вполне закономерные опасения за его жизнь и здоровье.
– У тебя есть машина.
– Да, но на мотоцикле удобнее, – легко отозвался Шон, – В машине сидишь, как в коробке, никакого свежего воздуха, никакого простора… На мотоцикле же совсем другое.
– На мотоцикле опаснее!
Парень вздохнул. Подобные споры были для него не в новость, да и не были редки и он, хоть и понимал чувства бабушки, несколько утомился постоянно отстаивать свою точку зрения. Собеседница его, услышав этот вздох, поморщилась и подняла руки, показывая, что сдается.
– Хорошо, хорошо. Тебя не переубедишь… – она примолкла и, выдержав на протяжении нескольких секунд чуть затянувшуюся паузу, с неожиданной серьезностью прибавила, – Прошу только об одном, Шон. Не снимай перстень.
Сапфир на пальце Рэдзеро сверкнул яркой искрой, отражая пойманный свет лампы. Шон улыбнулся. Украшение было ему дорого, и просьба бабушки казалась почти лишенной смысла, однако, требовала проявления уважения. Он протянул через стол руку и мягко сжал пальцы собеседницы. Улыбка его обрела явственно мягкий, нежный оттенок, отражая всю питаемую им к этой женщине любовь.
– Никогда, – негромко откликнулся он.
***
– Гилберт.
Молодой мужчина, заполняющий толстый журнал учета поступивших и выписавшихся больных, поднял голову, обращая взгляд ко входной двери. Рабочий день близился к завершению и он, оставаясь в одиночестве на страже порядка до прихода ночной медсестры, предпочитал заканчивать обыденные дела, сидя в комнате отдыха. Знакомый голос отвлек его от них и мужчина, увидев не менее знакомую фигуру, чуть заметно приподнял брови.
– Я думал, ты общаешься со своим цыганом. У тебя ко мне дело?
– Даже два, – Кевин утвердительно кивнул и, потерев висок, начал с того, что беспокоило его в первую очередь, – Таблетка от головной боли и… я хотел поговорить с тобой.
Гилберт равнодушно пожал плечами, снова опуская взгляд на журнал.
– Говори. Таблетки в аптечке, – он слегка кивнул в сторону последней, не поднимая головы и, не желая отвлекаться от дел, продолжил писать.
– Собственно, я просто хотел предупредить тебя, – Кевин, уже давно привыкший к манере поведения и общения этого человека и ни капли не обижающийся на него, спокойно прошествовал в указанном направлении, распахивая дверцу шкафчика с красным крестом, – Чтобы ты был очень осторожен с этим парнем, Шоном Рэдзеро.
Рука Гилберта, уверенно и быстро выводившая буквы, чуть дрогнула и замерла.
– С кем? – голос его звучал все так же ровно и спокойно, отчасти даже равнодушно, поэтому молодой человек, который, склонившись, разыскивал необходимое лекарство, сделал для себя вывод, что слова его собеседника не заинтересовали.
– Ну, тот парень, блондин, – он, наконец, выудил из обилия препаратов блистер с единственной оставшейся там нужной ему таблеткой и, оглянувшись через плечо, прибавил, – Его так зовут – Шон Рэдзеро.
– Да? – Гилберт чуть повел бровью, возвращаясь к письму, – Необычная фамилия.
– Пожалуй, – Хилхэнд, вздохнув, наполнил водой из чайника пластиковый стаканчик и, добывая таблетку, продолжил, – Как бы там ни было, Гилберт, он – очень опасный человек, правда, опасный. Я, конечно, понимаю, Пола завтра переводят, и он больше не будет иметь к тебе отношения, но на всякий случай держись подальше от этого парня.
– Хорошо, – ответ молодого мужчины прозвучал точно также ровно и безразлично и Кевин, в очередной раз убедившись, что его слова не произвели на собеседника ровным счетом никакого впечатления, лишь едва заметно неодобрительно качнул головой. А затем, приняв, наконец, таблетку, уверенно направился к выходу из комнаты отдыха, скомкано попрощавшись с находящимся в ней человеком.
Гилберт остался один. Еще несколько секунд он писал, старательно выводя буквы, стремясь сделать их как можно более аккуратными и разборчивыми, затем медленно отложил ручку и, поднявшись на ноги, сам направился к чайнику, дабы выпить несколько глотков воды. Наливая ее, он слабо улыбнулся, тотчас же погрустнел и, тяжело вздохнув, помотал головой, будто бы опровергая какие-то свои мысли…
…Возвращаясь в палату, Кевин едва не столкнулся с покидающей ее Энни.
– Вы уже уходите? – молодой человек, решительно не ожидавший от сестры больного такого поведения, удивленно перевел взгляд с нее на восседающего с довольно строгим видом Галейна и, нахмурившись, осторожно поинтересовался, – Что-то… что-то случилось?
– На улице дождь, – ответ последовал не от девушки, а со стороны несчастного больного и Кевин, не совсем поняв его заявление, слегка склонил голову набок, пытаясь сообразить, с какого боку здесь взялся дождь и какое вообще он имеет отношение к пребыванию в палате девушки.
– Пол считает, что мне лучше отправится домой, – Энни тяжело вздохнула, оглянувшись через плечо на брата, – Потому, что уже поздно, потому, что идет дождь, который собирается стать грозой…
Фельдшер, все-таки не совсем наблюдая в этих словах логику, в растерянности покрутил головой. На его, сугубо личный, никому не навязываемый, взгляд, лучше было бы как раз переждать дождь, находясь здесь, в сухом и теплом помещении, а не гулять под ним, рискуя подхватить простуду.
– Тогда давайте я отвезу вас, – дойдя в мыслях до простуды, он мгновенно принял решение, – Что же вы будете под дождем ходить?