– Товарищ майор, неужели в такую погоду кто-то летает? – изумилась певица. – Ночь, дождь!
– Летают те, у кого метеоминимум позволяет. А это наш командир взлетел.
– Булочкин? Я же совсем недавно его видела!
– Олег Петрович – командир авиабазы, а взлетел первый заместитель командира дивизии.
Самолет изрядно поболтало, пока Олег не поднялся выше облаков. За последние дни радары несколько раз фиксировали пролеты немецких самолетов на большой высоте. Это были дальние разведчики, которые пытались вскрыть перемещение стратегических резервов. По данным разведки, немцы могли испытывать аппаратуру, позволяющую фиксировать объекты, имеющие температуру выше температуры окружающей среды. Если это так, то имелся шанс зафиксировать, например, ночное перемещение танковых подразделений и выявить места их сосредоточения. Характеристики аппаратуры не были известны пока даже приблизительно, так что перехват таких разведчиков был важной задачей. В идеале хотелось бы принудить его к посадке на нашей территории или хотя бы взять в плен членов экипажа. Пока пролеты случались достаточно далеко для перехвата самолетами полка. Информацию передавали в штаб 2-й воздушной армии, но результата не было. В конце весны 1943 года «МиГи» стали большой редкостью, на южных фронтах не оставалось ни одного, а имеющиеся машины не обладали необходимой высотностью, да и ночных летчиков не только в линейных, но даже в гвардейских полках почти не было. Основным шансом был перехват на Пе-5МР. Просечь систему в полетах разведчиков пока не удавалось, может, ее там и не было, поэтому экипаж решил положиться на удачу.
Северов и Ларин висели на высоте одиннадцати километров уже час. Летающий радар фиксировал немногочисленные полеты немцев с довольно удаленных аэродромов на запад, но вот пришло сообщение о приближении к линии фронта объекта на высоте десять тысяч, и высота продолжала увеличиваться. Получив данные о параметрах цели, «пешка» легла курсом на перехват. Немцы тоже использовали радиолокаторы, поэтому могли зафиксировать перехватчика и предупредить экипаж своего разведчика. Шел дождь, что снижало эффективность работы радара, но Северов не стал надеяться только на погоду, поднял «Ту-2РБ» и приказал определить каналы, на которых общается ганс. На немецких самолетах начали ставить устройства предупреждения об облучении радаром с задней полусферы, но, по данным разведки, работали они не очень хорошо, наша аппаратура была совершеннее. Перехватчик вышел на цель, когда разведчик углубился за линию фронта более чем на четыреста километров и, по-видимому, собирался поворачивать обратно. Летающий радар вывел на цель довольно точно, и когда Олег уже хотел включить бортовую аппаратуру, тепловизионный прицел зафиксировал объект почти прямо по курсу. Гансы забрались уже на высоту чуть более двенадцати тысяч, маневрировать приходилось очень осторожно, чтобы не осыпаться вниз. Северов хотел попытаться повредить вражеский самолет одной очередью и принудить его к посадке. Неизвестно, может ли немец уйти еще выше, по некоторым данным, его потолок достигал четырнадцати и даже пятнадцати километров, как для Junkers Ju 86R, так и для Henschel Hs.130a, хотя, судя по скорости, это был последний. «Пешка» шла чуть ниже, поэтому на фоне земли была незаметна, да и обзор назад у немца был никакой. На фоне звездного неба вражеский самолет неплохо выделялся, поэтому Олег, уравняв скорости, осторожно к нему подобрался и короткой очередью из 23 мм пушек сделал дыру в крыле. Немец заскользил вниз, Северов пошел за ним, одновременно выходя в эфир на канале, которым обычно пользуются вражеские бомбардировщики. Немец сохранял радиомолчание весь полет, поэтому Олег решил связываться на частотах, которые они чаще всего использовали. Ганс пока не отвечал, но с «Ту-2РБ» передали, на какой частоте тот стал передавать, что на него напали и он пытается уйти.
– Эй, Ганс! – очередь поверх кабины. – Не ори так, я тебя только слегка повредил!
– Пошел ты!
Очередь впритирку к кабине.
– Будешь хамить, сделаю дыру в кабине! Включи аэронавигационные огни, если хочешь жить! За линию фронта я тебя не пущу, придется прыгать, а когда вас поймают, то замордуют в НКВД. Думай быстрее, мне эта возня надоела.
Немного страшилок еще никому не вредило. Еще одна очередь из всего оружия сразу – и немец включил огни. До Москвы оставалось около пятисот километров, здесь была только небольшая облачность, и Олег решил идти к столице, чтобы сразу доставить трофей куда надо, топлива у него должно было хватить. Немец попался спокойный, вменяемый, не фанатик. Сказал, что его зовут Конрад и что он обер-лейтенант, а второго члена экипажа зовут Вальтер. Просил не отдавать его НКВД, Северов обещал, что замолвит словечко, но они должны вести себя разумно. Тем временем Ларин связался с дежурным зоны ПВО Москвы, объяснил ситуацию, Северову пришлось отвлечься от общения с немцем, назвать себя и разъяснить, что будет со всеми, кто его сейчас слышит, если они начнут тупить. Наконец ему дали курс на один из подмосковных аэродромов, куда они и посадили свою добычу и сели сами. Олег, как и обещал, разъяснил приехавшим сотрудникам разведки ситуацию, а немцам еще раз посоветовал вести себя разумно. Немецкий самолет сразу откатили на угол летного поля и взяли под усиленную охрану. Дальше началась обычная мутотень: взяли подписку о неразглашении, попытались вести пространные беседы за сохранение государственной тайны и нудно стращать карами за ее разглашение, потом помогли Олегу и Саше устроиться на ночлег. Неплохо поспав несколько часов и позавтракав, экипаж на заправленном самолете вылетел обратно.
Вернувшегося Северова ждала очередная новость: Гризодубова вновь уехала в Москву. Олега это нисколько не удивляло, мемуары Голованова он неплохо помнил, но помнил и то, что она возглавляла Антифашистский комитет советских женщин и входила в состав комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Помнил он и о ее роли в судьбе Королева, о почти пяти тысячах человек, восстановленных в правах при ее непосредственном участии. А здесь она была явно не на месте и ощущала это. Северов подумал, что Валентина Степановна может решать вопрос о своем переводе – промелькнула такая мысль у нее в одном разговоре, но он, по понятным причинам, переспрашивать ничего не стал.
А еще через день немцы подтянули резервы, и битва на Харьковской дуге разгорелась с новой силой. Противник не стал долбить советскую многослойную оборону на участке Донецк – Мариуполь – Таганрог, а усилил давление на южный фланг Харьковской дуги с одновременным ударом с противоположной стороны. На что рассчитывало руководство Третьего Рейха, понять было трудно. Даже если бы все сложилось для них удачно, то ничего, кроме затягивания неизбежного исхода, это бы не принесло. Ни о какой победе в войне речи быть не могло, но на что-то рассчитывали! И обреченностью это было еще не назвать. С другой стороны, а если бы нам в конце сорок первого сказали: все, ребята, сопротивление бесполезно, почему же вы не сдаетесь, – куда бы мы их послали? Во всем этом была какая-то бессмысленность, но, видимо, тот, кто платил и заказывал музыку, еще не был доволен результатом, а может, ситуация у заказчиков тоже вышла из-под контроля.
В это время немцы в котле сидели довольно тихо. Северо-Кавказский фронт был ликвидирован, Южный – переформирован. Южным фронтом командовал маршал Буденный. Его задача заключалась в укреплении обороны на достигнутых позициях на случай, если немцы найдут силы на попытку деблокады и подготовку к наступлению на юге Украины. Наступление должно было начаться после того, как завершится грандиозная битва на Харьковской дуге, которая по своим масштабам была не меньше, чем известная Северову битва на Курской дуге. Остальные части вошли во вновь сформированный Донской фронт, который объединял все силы, что образовывали кольцо вокруг окруженной вражеской группировки. Командовал им Малиновский, пока еще генерал-полковник. В Ставке прошло обсуждение дальнейших действий, предусматривающее два варианта развития событий: активные действия по уничтожению окруженного врага либо блокирование и выжидание, пока не сдадутся сами. Дальняя авиация по наводке фронтовой разведки уничтожила значительные запасы их топлива и боеприпасов, так что долго воевать окруженным было нечем. Да и толщина кольца была уже очень приличной – около ста километров в самой «тонкой» части. Так что окруженная группировка сидела тихо, ожидая помощи извне и обещанного снабжения по воздуху.
2-я воздушная армия понесла значительные потери, но сохранила свою боеспособность, была частично пополнена и переброшена северо-западнее для действий на южном фланге дуги. Красовский расположил свой КП неподалеку от аэродромов, где находилась 1-я ГСАД. Ее решили не перебрасывать, поскольку, с одной стороны, она вполне дотягивалась до района наиболее активных действий, с другой стороны, действовала на коммуникациях снабжения окруженной группировки. Немцам было не так кисло – все-таки не зима, но мысль, что лучшее ПВО – это свои танки на аэродромах противника, Буденному понравилась. Он быстро организовал конно-механизированные группы, которые пустил в глубокие вражеские тылы, благо сил для затыкания дыр на южном фланге своего фронта у немцев пока практически не было. Эти мобильные соединения, пользуясь тем, что немцы держались только в опорных пунктах, зачастую достаточно удаленных друг от друга, просачивались глубоко во вражеский тыл и своими действиями с удовольствием поддерживали страшилки о нашествии орд Чингисхана на цивилизованную Европу. Это не могло не осложнить жизнь Люфтваффе, ведь буденновцы не только нападали на аэродромы, но и уничтожали склады с горючим и боеприпасами. Тем не менее за счет ограбления более северных участков фронта, максимального напряжения собственной промышленности и промышленности стран-сателлитов и оккупированной Европы немцам удалось сконцентрировать значительные силы, в том числе авиационные. И это не было простым увеличением количества самолетов, новые модификации «Ме-109» и «ФВ-190» и прибывшие с других участков фронта эксперты Люфтваффе сильно осложнили жизнь нашим ВВС. Разведка докладывала об итальянских, румынских, венгерских и словацких летчиках, летавших на немецких самолетах в составе национальных авиаполков. В воздухе была настоящая мясорубка, потери обеих сторон значительно возросли. Немецкое командование использовало РЛС гораздо менее эффективно: оно располагало несколькими радарами «Вюрцбург» на железнодорожных платформах, а также менее мощными радарами с аналогичным названием, но другой модификации, то есть попробовало развернуть «небесный полог». Проблема для них заключалась в том, что система не была предназначена для работы днем, в рамках массированного использования авиации противником. К тому же благодаря «послезнанию» Северова были известны некоторые характеристики немецких радаров. Советские же системы были более совершенными, наличие наземных РЛС и самолетов ДРЛО позволяло нашему командованию более эффективно распределять силы и средства, а наличие самолетов радиоэлектронной борьбы – значительно снижать и без того не очень высокую эффективность «небесного полога». В прежней истории действия немецких ночных истребителей были направлены в первую очередь против бомбардировщиков авиации дальнего действия, а также против легких ночных бомбардировщиков «У-2» и «Р-5», хотя здесь имелись сложности из-за их малой высоты и скорости полета. Тогда немцы не реализовали планы развертывания двух эскадр ночных истребителей – NJG100 и NJG200, однако, по данным разведки, на этот раз Третий Рейх это сделал.
Поскольку информация стекалась в первую очередь на КП 1-й ГСАД, штабы воздушных армий расположились неподалеку, в дополнение ко 2-й ВА на данном участке фронта действовали 16-я и 17-я армии. Генерал-полковник Сергей Игнатьевич Руденко и генерал-лейтенант Владимир Александрович Судец получили четкие указания от командующего ВВС РККА и сразу же прибыли в дивизию для изучения ее работы. Оба генерала были прекрасными организаторами и имели значительный опыт руководства большими авиаподразделениями, поэтому быстро схватили суть и развернули объединенный командный центр. Булочкин поставил новый быстровозводимый ангар, где и разместился центр. Вся информация о воздушной обстановке на более чем пятисоткилометровом участке фронта стекалась сюда, а севернее, между Белгородом и Новым Осколом, был установлен еще один РУС-3. Использование «Ту-4РЛ» в дополнение к этим радиолокаторам, а также развернутая сеть постов ВНОС и наличие авианаводчиков на линии боевого соприкосновения позволяли достаточно хорошо контролировать воздушную обстановку и координировать авиаудары по войскам противника. В действия дивизии никто из командующих не вмешивался, если им требовалась поддержка, такие вопросы решали быстро и без какого-либо взаимного неудовольствия. Наличие высшего полководческого ордена на груди заместителя комдива, прямое подчинение управлению ВВС ВМФ и внимание Верховного к действиям 1-й ГСАД заставляли командующих армиями быть осторожными, даже если они были чем-то недовольны. Впрочем, ни Северов, ни командармы к выяснению отношений не стремились, были людьми разумными и ответственными, поэтому всегда находили компромиссные решения, напряженности во взаимоотношениях, несмотря на значительную разницу в званиях, не возникало. А многие вещи им просто очень нравились, и они направляли своих подчиненных для изучения опыта. Что касается летного состава, то уже было решено провести конференцию по обмену опытом после того, как закончатся активные действия на этом участке фронта.
26 мая в полк неожиданно заехал Буденный. Семен Михайлович был вызван в Москву и решил по пути заехать в штаб дивизии, который стал командным центром сразу трех воздушных армий. Семен Михайлович был уверен, что Сталин спросит его и об этом тоже. Экипаж его «ПС-84» сразу стал любезничать с девушками из аэродромного персонала, а маршал в сопровождении Северова прошел в ангар и стал наблюдать за работой командного центра. Проведя внутри около часа, вышел на улицу и присел на лавочку под деревьями. Свита почтительно стояла в сторонке, Семен Михайлович что-то обдумывал, иногда качал головой каким-то своим мыслям. Когда Олег вышел из центра, Буденный знаком подозвал его к себе и усадил рядом, но разговор начинать не спешил. Потом вдруг сказал:
– Посмотрел я, как твои работают. М-да-а… Умственная штука! – Потом снова помолчал и продолжил: – Вот мне уже шестьдесят, а я себя стариком не чувствую. Сила есть, да и бабами еще интересуюсь! – маршал усмехнулся. – Но вот сейчас вдруг старым себя почувствовал! Да нет, не то чтобы старым – устаревшим. Раньше проще воевали… М-да-а… Иосиф Виссарионович не зря себя молодыми генералами окружил. Тем, кто эту войну заканчивать будет, сейчас лет сорок – сорок пять. И я теперь понимаю почему.
Маршал вздохнул. Дед Северова с Буденным на войне и после сталкивался и в своих рассказах всегда отзывался о нем с уважением. Когда Олег учился в военном училище и еще раньше, когда занимался с дедом, сражения Великой Отечественной войны разбирались весьма подробно. Основная мысль разборов действий Буденного сводилась к простым вещам. Во-первых, никто лучше него не справился бы. Во-вторых, он не принял ни одного ошибочного решения, из всех предложенных ему вариантов он всегда выбирал если не лучший, то по крайней мере приемлемый. В-третьих, отстранение его от командования было ошибочным и несправедливым. И то, что в этой истории Буденный оставался на своем месте, Северова только радовало. Поэтому Олег постарался осторожно дать понять старому маршалу, что причин для расстройства нет.
– Товарищ маршал, Семен Михайлович! Да вам и не надо в этом всем разбираться, для этого мы есть. Вот скажите честно, сейчас, когда все прошлые действия можно со всех сторон рассмотреть, вы многое сделали бы иначе? Уверен, что нет. Значит, не было никаких ошибок, значит, и решения вы принимали правильные и своевременные. Ваши конно-механизированные группы именно здесь наиболее эффективны. Если армия будет располагать достаточным уровнем механизации, что изменится для высокомобильных соединений? Принципиально – ничего!