Перемигнувшись между собой, девушки показали парню на лестницу вниз. Звякнули в медный колокольчик с розовым бантиком, привлекая внимание моранов. Показали им на парня, сказав несколько слов на их языке. И еще раз указали парню на лестницу вниз.
Он пошел туда покорно, подошел к африканцам и показал им билет. Мораны впустили его коричневые двери, и он, пройдя мимо их копий, скрылся в желтом полутемном зале.
Она чувствовала – что-то не так. Какая-то ошибка. И, возможно, девчонкам еще достанется за то, что он ушел не по билету. Дело в том, что билеты не продавались за деньги, а присваивались различными организациями и ведомствами в соответствии со статусом, заслугами и прочим. Их заведение отдавало должное каждому, кто входил в их двери… Билеты соответствовали спискам, которые приходили из организаций. Теперь наверху, не досчитавшись своего клиента, могут поднять шум. Да и внизу, его могут случайно в толпе как-то вычислить. Ведь он не похож на обычного представителя тамошней непритязательной публики. Обычно туда идут семейные мужики, простоватые, иногда быдловатые, туда же идут и тетки – чаще всего пузатые мамаши, примерные жены, заслужившие, наконец, достойный отдых.
Девчонки, думая об этом парне, уже ждали, что сейчас коричневые двери откроются, и он выйдет из них, опять тыча своим билетом и глядя ей в глаза. Но двери не открывались, мораны стояли неподвижно, чернея на черном фоне, пестрея яркими красными повязками и перьями.
– Наверное, понравилось, – хихикнула тихо блондинистая подружка.
– Желание клиента – закон, – буркнула рыжая.
Она с удивлением почувствовала огорчение от того, что история на этом закончилась. Работа привратниц – редкостная скукотища. Там в залах, с клиентами – настоящая жизнь. А тут сидишь и смотришь на билеты, сверяешь со списками. За все бесконечные смены не было ни одного не соответствия. Администрация в заведении работает четко и накладок нет. Вся работа привратниц – быть милыми и улыбаться. И вот, впервые, столкнулись с какой-то непоняткой. И все равно же не знали, что делать. За спинами у девушек было что-то вроде внутреннего холла. Там в тени был у них холодильник, была микроволновка и чайник. Блондинка воткнула чайник в розетку и стояла в раздумьях, открыв холодильник. Белый, тихо гудящий, он был в основном заполнен хавчиком моранов – консервами, йогуртами и нарезкой красной рыбы. Блондинка достала свое клубничное варенье, вынула из пакета над микроволновкой батон хлеба и позвала подруг перекусить.
Пережевывая белый хлеб с красным вареньем, запивая чаем с лимоном, снова обсуждали того парня. «Потеряный какой-то», – говорила блондинка. «Может билет нашел просто?», – предполагала рыжая. «Беспонтовый какой-то. Голодранец, а глаза, как у … Не пойму, что за взгляд у него странный», – размышляла блондинка.
Они умели различать людей по их взгляду. Есть взгляд холопа, есть взгляд барина, взгляд затравленной жертвы, вора, мента, купца, учителя… А этот? Вообще чем-то на мента похож, на опера – очень внимательный и пронизывающий, но для мента он себя как-то слишком потеряно вел. К ним часто приходят менты – уверенные, твердой походкой, с улыбочкой – сильной, властной.
Может, правда, опер, или проверяющий? Инспектор? Вот это мы огребем тогда, – думали девушки, почему-то не боясь этого, греясь чаем, наслаждаясь тем, как варенье прикасается к языку.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Батальон длинной колонной грузовиков шел по центральному широченному проспекту Каулнина – проспекту Балдура. Пять полос в сторону центра были очищены от всех, кроме военных, и грузовики ехали быстро. В кузове под тентом солдат трясло на скамейках. На чистом синем небе горело яркое октябрьское солнце. Вчера с разбитой промзоны тянулись черные тучи, сегодня они были бурые и ржавые, с ними иногда влетала кислая вонь железа и химии.
Ратмир видел, как на него смотрели солдаты – бледные не выспавшиеся худые лица, почти детские глаза искали и находили надежду в нем – в своем ротном. «Каждому военному в лучшее верится, может быть кто-нибудь выживет из нас…», напевал под нос веселую песенку из детского мультика про крокодила Ратмир. Он сейчас себе нравился. Он высокий, метр девяносто, широкоплечий и худой, атлетичный, спортивный, живучий. Он добрый, он сильный. Он блондин, что редкость для Орды. Его мама родом из Каулнина, в ней западная кровь. В детстве он жил в недалеко от столицы, а в Каулнин ездил на лето к бабушке. После военного училища, он три года покомандовал взводом в джунглях Флорины, а потом ему удалось перевестись в 22-ю дивизию, в любимый город.
Отцовское могучее телосложение восточного ордынца и высокий рост в добавок к светлой шевелюре и серым глазам каулнинца часто заставляли его высоко оценивать свою внешность. Всегда была доля сомнения, как и сейчас, – а может Ратмир понравился той утренней проводнице? Может, она сейчас думает о нем?
Колонна разворачивалась на эстакаде, выкатываясь на проспект Саара, ведущий в южные района города. Под эстакадой медленно ползли, полностью запрудив улицу, автобусы – продолжалась эвакуация населения.
Проехав минут десять по проспекту, свернули в проулки, с остановками, начали петлять дворами, расползаясь группами по 17-му микрорайону, выходившему к южным окраинам. Рота Ратмира пятью машинами выкатилась на площадь перед спортивным центром «Батыр». Спешились, бряцнув сапогами об асфальт с высоты кузова грузовика.
Комбат прислал сообщение в полковом закрытом чате, «Батыр» – опорный пункт роты Ратмира. Спортцентр – трехэтажное мощное бетонное сооружение с подвалами и разветвленными подземными коммуникациями. За его задним торцом клином уходят к пустырям две жилые девятиэтажки. Рядом большой торговый центр с ресторанами, но это бесполезная стекляшка, интересная только подвалами и выходами в подземные коллекторы. За девятиэтажками хороший обзор на юг. А до леса почти два километра пустоши. Ратмиру повезло – в других местах город плавно перетекает в пригороды и промзоны, что затрудняет оборону. А эта площадка вокруг «Батыра», как крепость…
Ратмир отправил по одному взводу в жилые дома, третий взвод, связистов, медпункт и кухню начал размещать в спортивном центре. Роте подбросили усиление – тяжко припыхтели, спрыскивая в стороны вонючие струи горелой вони, три танка. Незаменимая вещь. Подкатили два пехотных артиллеристских комплекса ПАК. Легкобронированная полевая арта – гроза танков, оснащена пусковыми комплексами, надежно убивающими танки или бетонные укрепления управляемыми снарядами на дистанции до 3 км. Но здесь, в городе толку от нее мало. Биться придется в ближнем бою, где эти ПАКи упакуют в момент. Позже всех, мягко шурша и гудя, как трансформаторная будка, подошла зенитка. Поможет, если что, от вертолетов.
Ратмир стоял у окна девятиэтажки на пятом этаже и смотрел в лес, в котором уже, наверное, аргуняне. Связист подошел сзади и показал прибор контроля – на экранчике елозили и вздрагивали красные столбики. Это значит, эти дома сейчас кто-то осматривал с помощью тепловизоров, дистанционных металлодетекторов и газоанализаторов. Аргуняне обнюхивали эти каменные строения, и, конечно, уже учуяли Ратмира, его солдат, и его танки.
Капитан поежился от этого враждебного внимания, и, с неудовольствием, ощутил нервные разряды в пояснице, тяжесть в костях, ноющую пульсацию в коленках. Сильный промозглый ветер задувал в окно, пронизывал, Ратмир почувствовал себя беззащитным и обреченным.
От страха есть два надежных способа. Когда вдруг ловишь себя на этом чувстве, похожем на дрожь у человека, входящего в ледяную воду, надо не плавно входить, а нырять сразу с головой. Ощущение грани между воздухом и водой, зыбкой грани между реальностью и страхом неопределенности, исчезает, если не задерживаться на этой грани. Поэтому в драке Ратмир сразу нападал первым, если чувствовал, что махач не избежен. И страх не успевал помешать. В боевом уставе, другими словами, но было сказано тоже самое – атаковать противника, лучше, чем ждать его атаки. Но сейчас Ратмир не будет атаковать этот темный непроглядный лес, а останется в обороне, на удобной позиции, «проявит выдержку», а страх одолеет вторым надежным способом.
Над вспомнить женщину, например, ту проводницу… Он скрупулезно восстанавливал перед своими глазами ее глаза, коленки, лодыжки, ладони. Медленно брел памятью по спине, по руслу ложбинки вдоль позвоночника. В паху стало тяжелеть, нервные электрические разряды переместились с поясницы в лобок. И тут Ратмир вспомнил – сразу за копчиком у нее ямка. Нет, не «та», а между ней и кобчиком – маленькая ямка. Ратмир застрял на этом воспоминании – серый утренний свет из окна купе, бросал четкие тени, и ямка была видна, как маленький кратер на луне – четкая, с резкими очертаниями.
Думал ли он этим утром, что будет вспоминать эту ямку перед смертью? Ратмир почувствовал, как от этой мысли, у него затряслись плечи, а губы растянулись в трудно сдерживаемом смехе. Страх исчез. Капитан, знал, что сейчас у него храбро и бодро блестят глаза, а лицо приобрело веселую уверенность хищного зверя, и решил пройтись по позиции, подбодрить солдат.
Он шел по этажам и лестницам, трогая каждого бойца – кого ласково за локоть, кого с шуткой хлопая по спине, кому-то со смехом давая несильный подзатыльник. Он смотрел им в глаза, как бы молча делился с ними своей секретной ямочкой, отпускал какие-то грубые шуточки, поправляя на парнях шлем-сферы, бронежилеты, подтягивая ремни, проверяя оружие. Был энергичен, быстр, как бы расталкивая ребят, как бы сообщая им свою энергию движения.
В таком состоянии мысль лучше работает. Он решил «попортить» ПАКи – снять с них пусковые комплексы и вместе с боекомплектом втащить на этажи. Оставшиеся безоружными легкобронированные базы от ПАКов, он будет использовать, как бронетранспортеры для маневра пехоты или эвакуации раненых. Задачка физически тяжелая, но бойцы с радостью взялись за дело. Карабкаться по лестнице, матерясь и ударяясь о железяки и друг об друга – намного лучше, чем сидеть на бетоне у холодного окна, смотреть в тот лес и бояться. Они любили его, Ратмира, в том числе и за эту его выдумку. Он всегда знал, как схитрить перед начальством и пробить для них лишние сутки к отпуску или хотя бы торт на воскресенье, мог выручить залетевших за пьянку или самоволку. А теперь вот придумал, как сделать собственное, уникальное супероружие.
ПАКи уже были установлены в «своих квартирах», танки, напустив вокруг себя бесформенные серые непрозрачные для радаров голограммы, «растворились» во дворах среди детских площадок, микросквера на десяток берез и мусорки. Зениточка въехала в проем между спортивным и торговым центрами. Солдаты поели, укрепили окна и проемы мешками с песком, и даже вздремнули. Медпункт в холле спортцентра разложился на бывшем ресепшене своими склянками, банками, выложив в гардеробе матрасы для будущих раненых. Около 3- часов дня, фактически на ночь глядя, связист сообщил Ратмиру, что радарами учуял движение аргунских танков лесу. Их пехота там торчала с полудня, их командир сидел в овраге за поляной, прячась за сосновыми голограммами и трансформируя свои шумы, под шумы ручья. Но танки означали, что в сумерках, они ударят.
Ратмир побежал вместе со связистами в левую девятиэтажку, «на квартиру» к одному из артиллеристских расчетов. С другими он договорился общаться в открытом чате какой-то найденной наспех группы этого микрорайона в соцсети, обеспокоенной скидками в магазинах. Закрытый полковой чат сто пудов аргуняне уже читали, командиры сейчас начнут вызывать по рации – их скрипучие голоса будут трещать вперемежку с фоном, как из каменного века…
Добравшись до арты, Ратмир стал показывать им овраг, где прятался командный пункт противника. Они шарили своими щупами среди фуфловых сосен, двигали ушами над ручьем, пока не уперлись в точку – там. Ратмир приказал им выцелить эту точку и ждать. В чате шопоголиков он связался с двумя другими ПАКами и объяснил, что несмотря на военное положение и бардак, детское молоко для мамочек продолжают отпускать со скидками просто на новом «таком-то» адресе. Артиллеристы, поняли из этого, где стоят «их танки», через десять минут прислали «Ок», что значило, что они взяли цели и готовы. Условившись со всеми, бить залпом по условной команде в чате шопоголиков, Ратмир спустился во двор и по рации, получив добро от штаба полка, связался с минометчиками, приданными полку в составе артдивизиона. Договорился с ними на 15-52 – дадут 15 блоков мин в «его» лес. Все это была импровизация, ее не было в плане обороны, но случай надо использовать, тем более хороший – не всегда удается так хорошо и вовремя разглядеть танки противника.
В 15-52, Ратмир, прилег у окна на лестничной клетке, глядя в лес и держа мобилу в руке. «В 3-м павильоне дают сосиски, дешево!», – бросил он своим шопоголикам в чат и лежа, уставился в окно.
Управляемые комплексы с ПАКов тусклыми лампами выскочили из окон и по кривой неуклюжей траектории полетели к лесу. Узкие длинные полоски белого огня, похожие на лампы дневного света в учреждениях, быстро утонули в серой хмари вечереющего неба над лесом. Вдруг в этой хмари вспыхнули три вспышки. Надежность огня ПАКов стопроцентная, Ратмир был уверен сейчас, что выбил два танка и уничтожил командный кунг, возможно вместе с командиром. «Вот же я сука!», приговаривал, уставившись в окно, «Вот же я сука!» Над домами пролетели с легким свистом минные блоки. Их выпускали из трех ствольных пушек, откуда-то из глубины 17-го микрорайона. Над позициями аргунян в лесу, блоки лопались, как салюты, из каждого на небольшую окружность рассыпалось по 5 мин. Стекла дрогнули, по ушам пришел удар – это докатилась волна от трех взрывов от ПАКов, от мин пошли бодрые частые хлопки. Блоки прилетали еще и еще, по три в залп. Лес накрыло облако пыли и дыма.
«Вот же я сука!», – думал Ратмир, представляя, себе, как под минами мечется по осенней грязи в лесу аргунская пехота, как светятся раскаленные до плазмы остовы двух танков и, как, может, быть от вражьего командира не осталось даже гриля в превратившемся в золу автокунге.
Бойцы, кряхтя и сопя тащили ПАКи по коридору к лестнице – хорошо бы успеть вытащить их из здания. Сейчас будет неминуемая и суровая ответка. Ратмир со связистом резво бежал по лестнице вниз вместе с солдатами и орал «Все во двор! На прогулку, дети, на прогулку!»
Были уже во дворе, когда почувствовали, как вокруг подернулось рябью пространство. Девятиэтажка чуть двинулась и как бы вздрогнула, ее очертания стали расплывчатыми. Так работает плазменная гаубица. Что будет дальше, солдаты знали. Внутри, между третьим и пятым этажом ослепительно пыхнуло белой вспышкой. Секунду назад здание было целое, но в следующую секунду оно пробралось уже не целиком, как будто у отдельных кусков оказалась разная траектория жизни. Был звук сначала невообразимой силы шлепка, а потом треск камня и железных труб. С грохотом начала осыпаться вниз секция второго подъезда, вниз валились огромные плиты, трубы и мелкая красная кирпичная пыль.
«Вот же я сука…», – повторял про себя Ратмир, глядя как сыпятся кусками дома вокруг. Аргуняне посчитали его серьезным противником и удостоили удара корпусной артиллерии… Досталось не только двум использованным им в бою девятиэтажкам, но и нескольким соседним зданиям. Плазмой прошивали в домах, как автогеном, дыры. Над собой Ратмир услышал снова ветер и почувствовал расслоение пространства. Подняв голову, увидел в небе, что-то вроде шрамов или трещин – это обнаружили огневые точки аргунской плазма-батареи ордынские артиллеристы и стали долбить своими плазма-гаубицами.
Судя по разрушениям и времени воздействия, по роте отработали три вражеские плазмы, ордынцы ответили очень быстро («Красавцы», – думал про них Ратмир) и скорее всего успели хоть кого-то накрыть. Он, Ратмир, очень неплохо начал свою войну. «Вот же я сука», – мысленно твердил он, – «это вам не 20-ю дивизию по лесам гонять, тут вы у нас огребете по полной».