Первый раз за свою жизнь Тенрион мир Лассиль ощутил свою полную беспомощность и зависимость от обстоятельств, давящих на него со всех сторон.
Размышляя, жалуясь, возмущаясь, дуайгар не заметил, как начал разговаривать вслух. По мере его сумбурного повествования у дракона и оборотня глаза округлялись все больше и больше.
Только Шервесс пришел в себя быстрее всех, на то он и был пламенным драконом, и в этой ситуации его коварная сущность спешно сочинила выход из создавшегося положения.
– А давайте убьем эту полукровку и ее нерожденного ребенка! – запросто поведал агатовый своим друзьям.
Оборотень удивленно приподнял бровь, но потом мысленно согласился с Шервессом, признавая, что эта мыслишка не лишена рациональности.
Тенрион умолк, только-только осознав, что выболтал друзьям обо всех своих затруднениях. Шервесс же, ничуть не смутившись, продолжил говорить:
– Я дело предлагаю! Нужно избавиться от этой досадной помехи!
– Помехи? – дуайгар будто и не понял о чем или о ком ведет речь его друг детства.
– Помехи! – подтвердил свои слова дракон. – Разве получеловечка не помешает тебе занять важное место в этой жизни?
– При определенных условиях помешает, – медленно выговорил Тенрион, все еще не принимая предложения Шервесса.
– Если сама Муара свела Тенриона с этой девкой, то надо предполагать, что жизнь этой получеловечки важна в жизни самого Тенриона, – несколько путано высказался Гарвет.
– А ее убьет не Тенрион, и не мы, – продолжил уговаривать Шервесс.
– Поясни! – велел дуайгар.
– Все просто, мой друг, – улыбнулся дракон, – ты помнишь, что сделала человечка перед тем, как ей явился ты?
– Справедливости ради, следует сказать, что это сделал сам Тенрион, – произнес оборотень, сумевший понять замысел Шервесса.
– Главное не то, кто это совершил, здесь важен результат! Что, если некие доброхоты расскажут людишкам, живущим в той деревне, кто стал причиной гибели их сыновей?
– А если не поверят? – засомневался Гарвет, пока Тенрион осмысливал этот совет.
– Не-ет, мой друг! Ты плохо знаешь людей! – уверенно отозвался Шервесс. – А я достаточно на них насмотрелся! Людская боязнь всего того, что вырывается из привычных рамок, чаще всего перерастает в ненависть. И горе той вещи или существу, что грозит нарушить плавный ход обыденной жизни этих букашек! А стоит лишь добавить сухих поленьев в едва тлеющий костер ярости, как он разгорится с невиданной силой!
– И все же, – не сдался Гарвет, – я бы подстраховался!
– Это не проблема! У меня есть приятель из клана сапфировых, он сильный маг-менталист! Риарен сумеет с легкостью внушить что угодно и кому угодно! Что думаешь по этому поводу, Тенрион? – Шервесс обратился непосредственно к мир Лассилю.
Этот все еще пребывал в сомнениях, какая-то часть демонской души неистово сопротивлялась тому, чтобы без особой причины убить Яринку и ребенка. Но в этот самый миг в комнату, аки лань, вбежала юная прелестная дуайгара с волосами цвета утренней зари и глазами, похожими на два сверкающих алмаза. Молоденькая демоница прильнула к устам своего возлюбленного пылким поцелуем, полным жаркого обещания.
С трудом оторвавшись от ее губ на короткое мгновение, Тенрион кивнул друзьям, про себя определив, что так будет лучше, разрешая Шервессу исполнить задуманное.
Яринка совершенно не подозревала о том, какие думы вызывала она в душе своего чудовища. Молодая женщина наивно полагала, что демона послали ей боги, и с благодарностью им и ему она ожидала появления на свет своего ребенка, радуясь тому, что скоро ее семья увеличится, и молясь Старшей богине о себе, бабушке и одном дуайгаре, имя которого она спросить позабыла.
В эту пору в Яльске царствовала зима. Морозный воздух искрился в солнечных лучах и не позволял долго находиться на улице. Иногда темными вечерами, когда в закрытые ставни бился ледяной ветер, Яринка мечтала о том, что вот-вот откроется скрипучая дверь в избу, и в нее войдет раскрасневшийся от мороза демон, припадет на одно колено и позовет свою возлюбленную за собой.
Но мечты день ото дня оставались только мечтами, и прядя в тусклом свете лучины, знахаркина внучка сдерживала горькие слезы, время от времени прикладывая руку к округлившемуся животу, успокаивая толкающегося сын. В то, что у нее родится именно сын, Яринка верила безоглядно. Ее бабушка с этим не спорила, а только подкладывала на внучкину тарелку кусок побольше, да посытнее.
Время за дверьми старой избушки травницы текло своим чередом, и вот однажды утром в небольшую деревенскую таверну вошли двое мужчин. Оба они отличались насыщенным цветом темных волос, так непохожих на торчащие в разные стороны редкие патлы деревенских. Глаза одного пришельца были чернее самой мрачной ночи, а очи другого поражали немыслимой синевой, какая бывает у озерных вод золотой осенью.
– Хозяин! – громко произнес черноглазый. – А подай-ка ты нам по кружке взвара!
Трактирщик засуетился, знаками показывая жене налить важным гостям напиток не из общего кувшина, а из того самого, где заваривали взвар для семьи.
Гости его стараний не оценили, с брезгливостью на нечеловечески красивых лицах они осмотрели простые деревянные кружки, и один из них спровадил хозяина, повелев подать к взвару еще и сдобу. Трактирщик рванул с места со скоростью дикого зверя, убегающего от охотников. Проследив за его уходом, Шервесс перевел взор на своего приятеля и вскользь полюбопытствовал:
– Что скажешь, Риарен?
Сапфировый дракон задумчиво осмотрел темный зал, заполненный постоянными посетителями, и улыбнулся:
– Эти букашки для меня, словно открытая книга в библиотеке моего отца! Справлюсь!
– Славно! – Шервесс в порыве чувств хлопнул ладонью по рассохшейся от времени деревянной стойке.
Спустя ирну оба мужчины пропали, вызвав слаженный вопль у сидящих в таверне людей.
Яринка вышла на заметенное пушистым снегом крыльцо, щурясь от солнечного света, льющегося с безоблачных небес. На улице властвовал господин Мороз, кусая за щеки и придавая им здоровый румянец. Деревья по всей округе покрылись толстым слоем инея, и теперь их ветки сверкали на солнце, будто драгоценные.
Со стороны деревни слышался шум, ибо, несмотря на лютый мороз, в поселение прибыли торговцы, не так часто забредающие в этот дикий край.
Поправив тяжелый овечий полушубок, Яринка спустилась с крыльца и тут же провалилась по щиколотку в мягкий снежок. Улыбнулась, вспоминая, как в раннем детстве она любила резвиться в сугробах, подбрасывая вверх охапки снега, которые разлетались в воздухе на множество снежинок и стремительно падали вниз, вновь становясь частью единого целого.
Дверь избы распахнулась, и на улицу вышла бабушка Яринки.
– Пойду, да погляжу, – сказала она, – чего нам нынче привезли обозники. Может, тебе хочется чего-то особенного, что твоя душа требует?
– Пряничка медового страсть, как хочется…столичного пряничка, – Яринка мечтательно подняла глаза к голубому небу, невольно прикасаясь к животу, внутри которого согласно пошевелился ее будущий сын.
На Яльское княжество медленно опустилась ночная тьма, наполненная воем метели и свистом ветра в щелях старого дома. Под полом скреблись мыши, тихо вздыхали исхоженные половицы, печка щедро делилась своим теплом, но Яринке отчего-то не спалось этой безлунной ночью.
Тревога прокралась в сердце и теперь травила душу внучки деревенской знахарки, будто яд лесной змеи. В голову лезли всякие страхи, не давая успокоиться и мирно нырнуть в объятия сна, укрывшись колючим шерстяным одеялом.
Яринка тихо ступила на пол, ойкнула и просунула ноги в валенные чуни, накинула на плечи старый вязаный платок, принадлежавший еще Кирее, и неспешно подошла к небольшому окошку, запоздало припоминая, что оно прикрыто снаружи ставнями.
– Чего тебе не спится, внученька? Чай дите балует? – кряхтя, старая травница стала слазить с печи.
– Дите спит, – поведала Яринка, – а вот меня одолевают страхи. Но ты, бабуль, спи, а я прясть сяду. Малышу пригодится мой труд. Лучину в камелек положу, да и хватит мне ее света.
Бабушка прозорливо взглянула на внучку, ставя босые пятки на деревянные половицы, и внезапно охнула, схватившись за грудь.
– Бабуль! – Яринка резво соскочила с лавки у оконца и кинулась к родственнице.
С ней творилось нечто непонятное, все движения замедлились, глаза закрылись, а губы шептали что-то неразборчивое.
Яринка настолько опешила, что даже не попыталась сдвинуться с места, а затем начала различать отдельные слова из бессмысленного речевого потока своей бабушки.
– Снег…снег…красная кровь на белом покрывале…огонь и лед…темнота, разрываемая факельным светом…Беги! – выкрикнула она и открыла глаза.
И старую травницу, и ее внучку трясло от произошедшего.
– Беги! – повторила бабушка. – Их послали убить тебя! – она бросилась в сторону и суматошно забегала по комнате.
– Бабуль, что случилось? – округлив глаза, вопросила Яринка.
Знахарка на ирну замерла, а после, позабыв про боль в ногах, вернулась к внучке и начала путано ей все объяснять:
– Моя бабушка была пророчицей…самой настоящей! А у меня так…только иногда видения бывают, но яркие, будто угольки в костре. Да о чем это я? Бежать тебе надобно! Злое дело замыслил демон твой, да друзья его окаянные! Хотят сжить они тебя со свету!
– Но…
– Не перебивай! Эти перворожденные темным чародейством владеют, а наши деревенские и без него давненько нас опасаются! Началось это все с меня, а вот закончится…– она умолкла, махнула рукой и бросилась к резному старинному ларю, а затем принялась выискивать что-то в его недрах.
В холщовую суму были торопливо сложены пара краюшек хлеба и мешочек с дольками сушеных яблок. Из сундучка с травами и готовыми снадобьями знахарка вынула потрепанный мешочек, а из него был бережно извлечен небольшой флакон, вырезанный из цельного куска необработанного малахита.
Яринка с растерянным видом взирала на свою бабушку, безмолвствуя и пытаясь мысленно угадать, зачем все это понадобилось искать так срочно.
Сильным рывком знахарка откупорила посудину с воистину бесценным зельем и протянула зеленый флакон внучке с просьбой:
– Выпей поскорее…
Яринка без ненужных в данный момент вопросов приняла дрожащей рукой малахитовую бутылочку и залпом осушила ее.
Вкус зелья был непротивным, немного терпким, травяным, оставляющим на языке привкус горечи.
– Это настойка терции, я хранила ее много лет, как знала, что пригодится, – вещала пожилая женщина, – сил она тебе придаст, да сущность вторую поддержит, когда понадобится!
– К чему мне все это? – недоумевала Яринка.
– Глупая ты у меня, почти до восемнадцати годков дожила, а все равно глупая, да к жизни неприспособленная, но в том только моя вина, – травница вздохнула, но в ее взоре, устремленном на внучку, горел огонек любви и нежности. – Тебе все объяснено уже…
– Зачем моему чудовищу меня убивать? – светлая душа Яринки все никак не хотела верить в то, что ее возлюбленный оказался способен на подлость и коварство.
– А хмар его знает, зачем это демону понадобилось! Папаша твой о тебе и не вспомнил, а этот…Эх! Только мои видения пусть и редки, но никогда не обманывают! Поэтому одевайся теплее и беги в лес. Скроешься в старой охотничьей заимке, которую еще дед твой строил, а утром выйдешь на тракт, обозников дождешься и отправишься с ними в город, – говоря эту фразу, пожилая женщина сноровисто извлекала из недр старого ларя необходимые вещи.
Главным среди них оказался увесистый мешочек с золотыми монетами, трепетно накопленными за долгие годы.
Яринка по-настоящему так до конца и не осознала грозящую ей опасность, но послушно принялась одеваться. Окончив с этим делом, она приняла суму и короткие лыжи, поданные ей бабушкой, и только теперь сообразила, удивленно спросив:
– Ты, разве, не со мной пойдешь?
– Я тебя позже догоню, – знахарка порывисто обняла ее.
У Яринки защемило сердце, а малыш в ее утробе тревожно зашевелился.
– Беги, – шепнула бабушка, подталкивая внучку к порогу, за которым клубились снежные вихри, заметая проторенные тропки, танцуя в ледяном воздухе и напевая свои зимние песни.
Яринка уходила в ночь, не оглядываясь, а ее следы заметались мечущимися снежинками, жалящими лицо, стремящимися пробраться под полушубок и сорвать с головы молодой женщины платок.
Старая знахарка смахнула со щеки соленые капли, и на ирну ей привиделся силуэт гигантского волка, словно сотканного из падающего снега, прыгнувший следом за внучкой. Но потом пожилая женщина подумала, что ей почудилось – и это всего лишь метель рисует такие жуткие узоры. Она вернулась в избу, крепко заперла засов на хлипкой двери, немного поразмыслила и быстро скатала два одеяла, аккуратно уложив их на внучкино место, сверху все это было накрыто третьим.
Устало старая знахарка опустилась на скамью, прочитала молитву Муаре и приготовилась ждать…
Тенриону тоже не спалось этой морозной ночью. Только причина у него была иная для этого, нежели у Яринки и ее бабушки. Очень прелестная такая причина с хорошей фигурой, сладкими губками и весьма умелыми ручками. Мир Лассиль блаженно откинулся на подушки после бурных ласк, а демонесса игриво потянулась, позволяя пышным округлостям с розовыми вершинками заманчиво всколыхнуться.
– Дай отдышаться, – молвил Тенрион, ухмыльнувшись.
– Выпьешь, мой демон, – демоница приподнялась, и ее жених лениво кивнул.
После таких горячих ласк на него напало опустошение, и к Тенриону вновь пожаловала госпожа Скука.
Следя прищуренным взором за своей молодой невестой, дуайгар размышлял об их будущей семейной жизни, дни которой, по его мнению, уже были расписаны, точно знакомая мелодия по нотам.
Вдруг в вяло текущий поток мыслей демона ворвался тревожащий душу аккорд, ударяя по нервам, заставляя расслабленное чело омрачиться. В голове появилась четкая картинка, изображающая синеволосую девушку с застенчивой улыбкой.
Ледяное демонское сердце встрепенулось, вынуждая своего хозяина основательно призадуматься и вспомнить о том, какой сегодня день, точнее ночь. Нерадостные думы затопили сознание Тенриона, заполонив его, будто непроглядные тучи, набегающие на небо перед грозой.
Тенрион и раньше сомневался в правильности поспешно принятого решения, а теперь эти сомнения переросли в стойкую уверенность, что все задуманное в корне неправильно!
Дуайгар присел на край кровати, запустив пятерню в роскошную шевелюру и…
– Мой демон, – на его плечи легли нежные женские ручки, пальчики ласково пробежались, оглаживая кожу, а затем с силой потянули назад, опрокидывая Тенриона на смятые простыни. Он и выдохнуть не успел, как демонесса напрыгнула на него сверху, а ее жаркие губки неистово прижались к его устам, изгоняя из головы все мрачные мысли…
Зимний лес темной стеной вырос перед идущей Яринкой, разом всколыхнув в ее душе все воспоминания о страшных сказках, когда-то рассказанных бабушкой. Вьюга свирепо наметала большие сугробу, украшала ветви могучих сосен снежным кружевом, рисовала в стылом воздухе полупрозрачные узоры из летящих снежинок, пела свои мрачные песни, заставляя нежданную гостью ежиться и, не поднимая головы, дабы не потерять узкую полузаметенную тропку, медленно брести в самую глухомань.
Изредка в мелодии ветра слышался леденящий душу волчий вой, но он лишь подстегивал стремление молодой женщины, как можно скорее добраться до заимки. Слезы Яринки замерзали, оседая на ресницах соленым инеем и оставляя узкие дорожки на холодных щеках.