– Какого приказа?!
– Сейчас вы все узнаете…
Стражники у каждого поворота. Тяжелая дверь отперлась и заперлась. Ударил в нос отвратительный запах – сырость, пот и еще что-то, отчего волосы шевелятся на голове. Ирис захотелось немедленно бежать из этого места – бежать сломя голову.
– Сюда, пожалуйста…
Она пригнулась, чтобы войти в низкую дверь с каменным сводом. Здесь не было окон, только свечи и факелы. У стены, прикованный за руки, стоял Ольвин – человек, который показал ей «Времена года».
– Да что же вы творите?!
Она бросилась к прикованному, стражники перехватили ее за локти с двух сторон.
– Этот человек вообще ни в чем не виноват! Ни при чем! Вы, живодеры, палачи, отпустите его немедленно!
– Тише, госпожа Ирис, – сказали у нее за спиной.
Она обернулась. Лорд-регент, с повязкой на глазах, стоял, облокотившись о спинку железного кресла.
– Тише. Не надо кричать раньше времени.
Она попыталась взять себя в руки.
– Этот человек ни в чем не виноват.
– Что это?
Регент протянул руку – на ладони лежала раковина, вокруг завитка вились острые шипы.
Ирис опустила плечи.
– Откуда ракушка? – тихо спросил регент. – Ее передал вам этот человек, мастер по имени Ольвин?
– Я купила у него целую партию! Потому что он распродавал лавку, потому что…
– И вы оставили ее на стеллаже в комнате для музыкальных занятий?
От звука его голоса у нее отнимались ноги. Пот струился по спине под шелковой блузкой. Она пожалела, что не прыгнула с балкона в море еще сегодня утром.
– Что же вы молчите?
Она не могла говорить из-за спазма в горле. Не могла издать ни звука. Прошла длинная минута.
– Я могу все объяснить, – сказала Ирис. – Это не то, что вы думаете… Все не совсем так. Они взяли в заложники мою сестру и племянников…
Лорд-регент смотрел на нее, не глазами.
– И ради сестры и племянников вы подкинули эту вещь императору. Посмотрим…
Он подошел к прикованному Ольвину. Тот молчал и, не отрываясь, смотрел на Ирис. Лорд-регент приложил ракушку к его уху.
Бежали секунды. Ольвин сперва часто задышал, потом немного расслабился, глубоко вдохнул, облизнул губы:
– Вариации для флейты и барабана.
Лорд-регент рывком отнял ракушку. Секунду помедлив, начал слушать сам. Лицо его под повязкой не имело выражения.
* * *
– Это не та раковина, которую мне велели подбросить! Внешне она похожа, но внутри флейта и барабан. Это действительно одна из тех, что купила у Ольвина. А еще одну ракушку мне передал человек на улице…
В ее комнате царил разгром. Ирис говорила и шарила руками среди стружек в ящике.
– …Я подумала: если внутри замка есть соглядатай… горничная, прислуга… На глаз никто не отличит ту ракушку от этой. Они убедятся, что я выполнила их поручение, освободят сестру и племянников… Вот она.
Лорд-регент взял ракушку. Подержал на ладони. Снял повязку с лица; у него были воспаленные, нездоровые глаза.
– И что там, по-вашему?
– Обращение к императору. Они хотят перетянуть его на свою сторону.
И напомнить, кто убил его отца, добавила она беззвучно.
– Тогда зачем такие сложности? – Лорд-регент смотрел на нее. – Почему вы просто не сделали, как они велели, не подкинули императору эту ракушку?
Ирис молчала.
– Вам развязать язык?
– Я пожалела… Ференца. Он ребенок. Он перенес такое… и продолжает с этим жить. Я не хотела, чтобы он… снова через это проходил. Делал какой-то… ужасный выбор.
Лорд-регент подкинул рогатую ракушку на ладони – и поймал.
– Ему придется сделать ужасный выбор, не раз и не два… Потому что он император, и это его долг. А я надеялся…
Он на секунду замолчал. Саркастически поморщился:
– Я надеялся, что темные времена прошли навсегда и мальчик теперь может играть на свирели.
– Он здоров? – У Ирис все сильнее кружилась голова. – Просто скажите, да или нет!
– Он здоров. – Лорд-регент ухмыльнулся: – Но очень зол, потому что я его запер. А он хочет заниматься музыкой… и он любит вас.
Ей не понравилась его интонация.
– Я был так рад, – сказал он медленно, – когда вы согласились приехать. Я видел, как он был счастлив эти дни. Вы очень многое ему дали, чего я дать никогда не смогу. Я хотел бы, чтобы он был другим человеком – не таким, как я. Для процветающей, мирной, доброй империи нужен мудрый и милосердный правитель, покровитель искусств. У меня совсем нет музыкального слуха… А музыка ведь учит милосердию?
Ирис молчала.
– По городу ползут слухи, – сказал он с кривой ухмылкой. – Во дворце смятение. Болтают, что император не то мертв, не то умирает. Бунтовщики поверили, что их план сработал, и поднимают восстание. А мне только того и надо.
– Какой план?
– Вы хотите это послушать? – Он протянул ей ракушку на ладони. Ирис потянулась к ракушке, не задумываясь, ведь терять уже нечего…
Лорд-регент отступил, отводя руку:
– Дура! Там внутри мучительная смерть, которую они передали императору вашими руками, вы – государственная преступница, госпожа Ирис Май, виновная в покушении на жизнь императора. Стража!
Загрохотали сапоги.
* * *
– Господа, я раскрыл заговор. К сожалению, масштабный. К глубочайшему сожалению…
В зале императорского совета собрались все, кого Тереза давно знала: презирала, ценила, уважала, использовала. Восемь мужчин и четыре женщины сидели за круглым столом-подковой; у каждого было постоянное место. Когда они вошли в зал, на столе перед каждым креслом уже стоял бокал с белым вином, а Эрно, тоже с бокалом, в непринужденной позе стоял у пустого трона.
– Я должен назвать имя изменника. Назначить императорский суд и казнь – на площади, в котле, по традиции. Но сегодняшний изменник сделал для императора и для страны слишком много. Пять лет назад, во время бунта, он был одним из тех, кто спас империю.
Даже на дне океана никогда не бывает так тихо.
– Из уважения к прежним заслугам этого человека я не стану позорить его судом и казнью. Перед каждым из вас стоит бокал… сейчас мы выпьем вместе. В бокале предателя быстрый яд. Это легкая смерть. Мой подарок.
Снова обморочная тишина.
– Но, Эрно, – сказала Рея, старейший член совета, седая и округлая, как морская черепаха, – заговор – это слишком серьезно! Лично я хотела бы услышать, в чем состоят обвинения, как выглядят доказательства… в конце концов, выслушать этого человека!
Он снял повязку. Обвел собеседников красными бессонными глазами:
– Тот, кого я имею в виду, может сейчас встать, признаться, и вы его выслушаете. Итак?
Тишина. Вальтер, бессменный военачальник и командующий флотом, положил тяжелые ладони по обе стороны от своего бокала:
– Я надеюсь, Эрно, что ты не сошел с ума.
– Нет. После того как… изменник нас покинет, я предоставлю вам и свидетельства, и доказательства.
– А если ты ошибся?! – снова подала голос Рея. – Не слишком ли поздно предъявлять доказательства – после смерти обвиняемого?!
Только эти двое не боятся говорить с ним, подумала Тереза. Остальные молчат, как ошпаренные мыши, и судорожно спрашивают себя: а вдруг это я виновен? А вдруг я провинился и сам того не знаю?!
– Ничтожества, – сказала она вслух.
Все взгляды обратились на нее. Она встала, сжимая в руке бокал:
– Как же дорога вам шкура, статус, блага… но не ваша страна. Которую ведет в пропасть сумасшедший узурпатор!
– Тереза?! – выдохнуло сразу несколько человек.
– Все, за что мы сражались пять лет назад, за что погиб принц Мило и десятки тысяч людей, – все это спущено в выгребную яму! Я предатель? Нет, вот предатель, – она посмотрела лорду-регенту прямо в глаза, на это требовалась вся ее смелость, но трусихой она не была никогда. – Пять лет назад у нас был шанс. Вы помните, какой ценой далась нам победа? Гражданская война, разруха, эпидемия, голод… Мы победили бунтовщиков! Мы поклялись, что из развалин империи встанет новая, могучая страна – республика! Мы договорились, что поделим власть, мы, сильное правительство, при котором император – красивая ширма… Так?! Оглядитесь вокруг. Где сильная республика? Где наше правительство?!
У нее саднило в горле, но она чувствовала вдохновение. Что-то похожее, наверное, чувствует Айрис Май, когда стоит на сцене со своей свирелью.
– Он диктатор! – Она возвысила голос. – Кто угрожал его власти – того он обвинял в сговоре с бунтовщиками и отправлял в котел! Он – император, а вы ничтожества! Члены императорского совета?! Трусливые марионетки!
Ее рука дрогнула, она чуть не расплескала вино.
– Верните достоинство, убейте его кто-нибудь ради своей страны… Я поаплодирую с того света!
Она прижала бокал к губам. Вино наполнило рот, холодное, сладковатое. Она пила жадно, надеясь, что каждый глоток будет последним, опасаясь, что горло сведет судорогой…
Эрно смотрел на нее. Никогда раньше она не видела в его глазах столько горечи.
Тереза выронила опустевший бокал, он разлетелся вдребезги, и снова сделалось тихо. Тереза тупо глядела на осколки – и не чувствовала ничего, кроме подступающей жути.
В этой тишине Эрно сделал глоток от своего бокала:
– Пейте, господа. Вино хорошее.
– Зачем? – после паузы спросил Вальтер.
– Чтобы вы услышали ее признание. Рея, у вас были вопросы? Задавайте.
– Ты обещал ей легкую смерть, – медленно сказала Рея.
– А я обманул. – Он пожал плечами. Вынул из кармана и положил перед собой маленькую морскую ракушку. – Здесь дар, который Тереза, руками своих подручных, послала императору. Тереза, ты понимала, что меня убить не удастся, и решила убить ребенка?
– Это не ребенок, – сказала она сипло. – Это источник твоей власти. Это препятствие между проклятой, нищей, жестокой страной и нашей настоящей родиной.
Они смотрели на нее, как будто впервые видели.
– Но гибнут же сотни детей, – сказала она, всматриваясь в их лица. – Прямо сегодня, от голода, побоев, от нищеты. Кто должен защитить их? Кто, если не мы?! Поймите, это закон истории – тот, кто становится у нее на пути, умирает. Кто убил своего лучшего друга?! – Она снова посмотрела Эрно в глаза и, кажется, почувствовала слабину. – Ага, принц Мило был плохим властителем! И ты убрал его, спасая империю! А теперь ради спасения родины император должен исчезнуть! Он последний в роду, на нем прервется династия! Конец императора – конец регентства, конец регента и его диктатуры!
Они отводили взгляд. «Ничего, – подумала она с внезапной надеждой. – Я зародила в них сомнения. Я подтолкнула к действию, и мое дело не пропадет. Чем красочнее будет моя казнь, тем лучше».
– Я готова идти в котел, Эрно Безглазый, – она произнесла вслух кличку, которую он ненавидел.
– Тогда бери. – Он протянул ей ракушку на ладони.
Они встретились глазами.
Давным-давно, много жизней назад, она целовала неопытного мальчишку, а он не знал, как правильно целоваться.
* * *
– Знаете, Ольвин… крик медузы не легенда, он существует на самом деле.
Решетки их камер разделены были узким коридором. Если бы не Ольвин – Ирис сошла бы здесь с ума.
– Технически это невозможно.
– Что невозможно технически? Огромной медузе превратиться в девушку?!
– Записать в ракушку этот крик. Представьте, вы налаживаете резонатор, нагреваете раствор, добавляете соли… Даете начало записи, камертоном. Медуза кричит, и… объясните: кто потом поместит кристалл в раковину? Если вы уже умерли?
– Не знаю, – призналась Ирис.
Они потеряли счет дня и ночи. Есть им давали часто, помногу, приносили сыр, хлеб, масло, овощи, но у Ирис начисто пропал аппетит. Ольвин ел: жизнь, похоже, не баловала его разносолами.
– Ольвин?!
– Я здесь…
Она поднялась на цыпочки и протянула руки сквозь решетку. Он сделал то же самое. В центре коридора, над каменным желобом, над зловонными лужами их руки дотронулись, дотянулись, вцепились друг в друга.
– Они вас выпустят, – сказала Ирис. – Всем понятно, что вы ни при чем. Я… добьюсь, я потребую, чтобы вас выпустили!
Решетка впивалась в плечи и в грудь.
– Спасибо, – сказал Ольвин. – Но и так все… неплохо получается. Солнце сжигает цветы, но они имели мужество пробиться. Они помнят, как цвести. Я помню, как впервые вас увидел… Мне не страшна любая казнь. А вы… вы не бойтесь! Вас они, конечно, отпустят, вы же с континента, за вас заступятся. Они не решатся вас тронуть.
– Тогда, – сказала Ирис, – они просто обязаны выпустить нас обоих. Мы уедем… здесь вам делать нечего. Я познакомлю вас с сестрой… и с племянниками. Мы сыграем дуэтом, сделаем запись…
Его ледяные пальцы стали согреваться в ее руках.
Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент в конце коридора загрохотали шаги.
* * *
– Госпожа Ирис Май. Верно ли, что, поддавшись шантажу, вы приняли из рук некоего человека раковину с записью, с приказом подкинуть ее императору?
– Да.
– Сознаете ли вы, что приняли участие в заговоре, направленном против императора, и покушении на его жизнь?
Судебная процедура проходила странно, в пустом зале или, скорее, комнате. Человек, которого Ирис видела впервые, задавал ей вопросы, лорд-регент стоял у окна, спиной к допросчику и к Ирис, но здесь же, у дальней стены, на высоком стуле сидел император и, кажется, совершенно не вникал в происходящее.
– Все не так, – сказала Ирис и заставила себя улыбнуться. – Да, меня пытались втянуть в заговор. Но я нашла выход, я обманула шантажистов. Император… талантлив, он обязательно научится играть на свирели. Я бы мечтала продолжать уроки… если это возможно. Ференц, мне надо было все рассказать с самого начала, но я боялась за жизнь сестры и племянников. Я нашла выход! Я подменила ракушку! Я вернусь домой, увижу сестру живой и невредимой и тогда вернусь, мы снова начнем заниматься, впереди много работы…
– Император примет решение, – сказал допросчик. Лорд-регент смотрел в окно и даже не обернулся.
– Послушайте! – Ирис испугалась, что потеряет голос и не успеет сказать главного. – В тюрьме сидит Ольвин, который не имеет ко всему этому ни малейшего отношения. Он невиновен! Ту ракушку мне передал совсем другой человек! Вы меня слышите или нет?!
Мальчик что-то написал на листке бумаги и отдал допросчику. Тот вопросительно посмотрел на лорда-регента; с таким же успехом можно было спрашивать совета у каменной статуи.
– Э! – Допросчик поднес бумагу к глазам и тут же отодвинул подальше. – Император выносит приговор… казнить как государственную изменницу.
В этот момент лорд-регент наконец-то обернулся, но на лице у него была повязка, и прочитать его выражение было невозможно.
* * *
– Ольвин?!
Камера напротив была пуста.
– Куда вы его увели? Вы его выпустили, да?!
Стражники ушли. Ее голос разносился по тюремному коридору, никто не отвечал. Ирис металась от стены к стене, насильно заставляя себя надеяться: выпустили. Выпустили на свободу.
Потом надежда умерла, а Ирис выбилась из сил, опустилась на соломенную подстилку и закрыла лицо руками.
В дальней темноте замелькали факелы и застучали шаги. У Ирис волосы встали дыбом: людей было много. Значит, конвой, палачи, она не ждала, что казнь назначат так быстро.
Люди остановились. Первым, у самой решетки, стоял император – угол его рта тянулся книзу, глаза ввалились, спрятались, как под опущенным забралом. И он казался очень взрослым в этот момент, лет восемнадцать, не меньше.
Ирис с трудом поднялась.
– Пошли вон, – сказал император, и те, кто стоял за его спиной – стражники и камердинер, – исчезли в темноте коридора.
– Империя. Дороже. Отца. – Он стоял за решеткой и смотрел ей в глаза. – Честь дороже жизни. Вот чему научил меня Эрно. Я бы лучше руку себе отрубил… чем тебя приговаривать. Но ради империи, по закону, тебя надо казнить.
– Он тебя замучает, – сказала Ирис. – Он плохой человек, жестокий… страшный. Как можно верить тому, кто убил твоих родителей?!
– Он человек чести, – сказал император. – А ты из другого мира. Я не смогу тебе объяснить.
* * *
Она уснула на соломе, в обрывочном сне ей виделись Лора и племянники. Они гуляли по зеленым склонам, и рядом был Ольвин – Ирис слышала его голос, но никак не могла увидеть, сколько ни вертела во сне головой.