Утром ко мне зашел Уэйн. До него и крестного дошел слух, что я вернулась. Брат появился вовремя, прямо к моему завтраку. Мы поели и поговорили. После завтрака решили прогуляться. Уэйн не очень красив, но привлекателен. Он мог быть популярен у женщин. Но нельзя: не позволяет религия. Он лишился бы многого, в том числе права стать епископом. А Уэйн метил в эти степи.
Мы дошли до кладбища, поговорили об умерших. Потом брат увидел церковь и спросил:
– А почему за часовней никто не следит?
Часовня на самом деле выглядела старой, обветшалой и неухоженной. Мне не понравилось, что она так портит вид.
– Да, ты прав! Надо отреставрировать. Просто много дел навалилось. За всем невозможно уследить. Я займусь ею.
– Давай зайдем?
– Не стоит.
Уэйн оглянулся, словно пытаясь поймать меня на чем-то. А у меня мурашки по коже побежали от его предложения. Мне была противна эта мысль.
– Почему? – спросил Уэйн.
Его мудрые глаза словно поглощали меня. А меня злило, что кто-то пытается затащить меня в церковь. Уж лучше в постель! Хотя нет, я уж слишком преувеличила. Но смысл в этом…
– Уэйн, там грязно, все зачахло. Зачем на это смотреть? К тому же ключей у меня нет. Приведу ее в порядок, тогда и зайдем. Обещаю! А сейчас не надо меня вгонять в краску… Прошу.
– Хорошо, – улыбнулся Уэйн. – Поймал тебя на слове.
Мы продолжили прогулку и, конечно же, успели заговорить о Боге и о религиях. Во многом я спорила с братом, но в чем-то и соглашалась. Иногда мне казалось, что ему нравится играть роль моего духовного наставника. Ну а я не возражала, потому что на мое мнение сложно повлиять. А если ему приятно, то почему бы и не дать возможности повоображать. Мне нравилась чистота и наивность Уэйна, а иногда в его словах можно было услышать полезный совет.
Вскоре брат ушел, пообещав передать от меня привет крестному. После я отправилась в кабинет разложить недавно подписанные документы и спрятала яд в дальнем углу ящичка. Я приказала мистеру Леджеру, чтобы он нанял кого-нибудь заняться часовней, и отдала ключ от нее.
После я, услышав стук копыт, вышла в столовую. Из нее было видно, кто приближается к дому. Явился Питер. Он, элегантно одетый, шел плавной походкой, которая впечатлила меня. Я сложила руки на груди и наблюдала за ним. Раздался звонок. Я знала, что дворецкий далеко, и решила открыть сама.
При свете зимнего дневного солнца серые глаза Питера казались еще ярче. Он вошел и поцеловал меня в щеку. Мы обедали вместе. И разговоры шли уже на другие темы. После перебрались в бильярдную, где курили, пили вино и играли. Как-то завязался разговор об измене. Мы долго осуждали людей, которые этим занимаются, и сошлись во мнении, что если бы изменили своим половинкам, то только друг с другом.
– Я изменил бы Салли с тобой, – говорил Питер. – Но знаю, что ты не можешь предать Карла. Поэтому не могу даже пытаться.
– Ты очень чуток.
Дело не дошло до поцелуя, так что вчера я зря нервничала. Но, возможно, Питер просто знал, что не стоит далеко заходить. Мы, как обычно, флиртовали, мне было хорошо с ним и позволено абсолютно все. Я как хотела, так и вела себя.
Мы вдвоем прогулялись до конюшни и навестили жеребят. Они подросли, что не могло меня не радовать. Мы с ними немного поиграли, потом я расчесывала своего жеребенка, чтобы он привыкал к хозяйке. Скорей бы он подрос. Каждый раз находить себе карету или кеб утомительно, хотя этим занимается прислуга. Будь у меня взрослая лошадь, я могла бы отдавать приказ, чтобы ее оседлали, и сразу отправляться туда, куда нужно. В конюшне мы встретили Билли. Я похвалила его за то, что он так быстро построил большой, внушительный и вроде надежный загон для лошадей.
Вскоре Питер поспешил к Салли, а я занялась домом. Раньше он была увешан картинами, но после смерти родителей их зачем-то сняли и положили в спальни для гостей на третьем этаже. Я велела протереть от пыли картины и расставить, чтобы я могла их осмотреть. Примерно часа через два дворецкий оповестил меня, что все готово. Мне стало ясно, что за один день я не смогу развесить их правильно. Поэтому я стала ходить по основным комнатам и думать, какую картину куда повесить.
В переговорную, кабинет, библиотеку и столовую я решила отправить портреты членов семьи Брустер и всех, кто так или иначе принадлежит к ней. В кабинете я оставила два места. Справа от меня – для Карла, а на противоположной стене – для миссис Норрис. Позже там появились их портреты.
В коридоре, справа от главного входа, я решила повесить огромную картину, ее маленькая копия была у меня. Тот самый портрет, который я нашла в старой квартире. Я, мама и папа.
В гостиную отправились пейзажи, а в бальный зал – пейзажи, натюрморты и совместные портреты. Также я придумала, что повесить на стенах вдоль лестницы, в каждой спальне для гостей, в коридорах, на кухне, в спальнях для слуг.
Больше я ничего не успела сделать, потому что ко мне на ужин около семи вечера пришел Стефан. Он принес цветы.
– Такую новость сегодня услышал в порту, – начал принц, отдавая мне букет. – Оказывается, миледи Брустер прибыла в Лондон вчера вечером, судя по записям смотрителя. Я стоял в порту сегодня и думал…
– О боже, – проговорила я, поняв, что принц понапрасну ждал моего прибытия.
– «А почему никто из знакомых графини ее не встречает? Ведь она должна уже появиться?»
– Ваше Высочество, простите! Если бы я знала, что Вы хотите меня встретить, я бы обязательно Вас предупредила!
Я говорила с принцем уважительно, чтобы подчеркнуть, как глубоко я раскаиваюсь. Дворецкий забрал у меня цветы и спросил:
– Когда подать ужин?
– Прямо сейчас. И пожалуйста, на двоих.
Дворецкий сделал легкий поклон и ушел, я же предложила принцу:
– Позвольте Вас угостить ужином?
– С радостью приму это приглашение.
Стефан поцеловал мою руку. Он щеголь, в этом нет сомнений, но мне нравилось разговаривать с ним. За обедом у нас вышла весьма интересная беседа. Я рассказывала, что в Алжире и в Индии все очень резко делятся на бедных и богатых.
– Некоторые государства не способны к ровной жизни, – говорил принц.
– Понимаешь, в чем дело… Чем лучше живет народ, тем лучше живет страна. Местная знать тратит деньги и ставит под удар экономику, потому что отправляет их не в то русло! Неужели непонятно, что если сейчас богатые сырьем страны расцветут, то награбить можно будет значительно больше. Как у нас в Англии…
Стефан с диким изумлением посмотрел на меня, чуть не поперхнувшись вином:
– Графиня, я не ослышался?
– Наши налоги… Это просто уму непостижимо! И причем абсолютно на все! А налог за мужчин-прислуг выше, чем за женщин. Объясняется тем, что труд женщин оплачивается ниже. Кто это вообще придумал? Скоро за воздух придется платить!
– Дамана, наша страна умеет управлять своими деньгами, и обвинять ее в коррупции нет смысла и даже повода.
– Потому что она стала официальной, в виде налогов. Приведу пример. Я имею право судить, потому что жила среди обычных людей…
Я подробно рассказала о том, как мы чуть не потеряли общежитие. Принц внимательно выслушал меня и ответил:
– Дамана, сложно объяснить обычному человеку, что большие налоги – это необходимость.
– Тогда объясни мне, необычному человеку. Если государство не может обеспечить народ, то с какой стати народ должен обеспечивать государство?
Стефан рассмеялся, поставил бокал, наклонился чуть ближе ко мне и сказал:
– Я отвык разговаривать с представителем семьи Брустер. Народ обеспечивает и наше проживание. От налогов, Дамана, и ты получаешь свою долю!
– Мизерную…
– Однако она есть!
– И она мне не нужна! Готова вернуть ее человеку, который мне дал эти деньги.
– Если бы не налоги, мы бы не жили в таких дворцах. – Стефан откинулся на спинку кресла и развел руками, указывая на мой дом. – Ты готова от этого отказаться? Только ответь мне честно! А иначе наша беседа не имеет смысла.
– Во-первых, из нас двоих, Стефан, только я жила в постоялом дворе и… и в церковных стенах, – я чуть не проговорилась о приюте. – Так что ответ очевиден. Во-вторых, мои предки наследовали эти земли. А дом построили далеко не на деньги от налогов, а за счет прибыльности семейного предприятия. И многие аристократы занимаются своими делами или работают на должностях, что даровал им король и неплохо зарабатывают. Однако нет: мы получаем прибыль и хотим еще еле заметную долю налогов. И пускаем ее на карманные деньги детей или на безделицы.
– Это моральная сторона, – серьезно сказал принц. – А теперь попробуй подумать о том, сколько стоит королевству обеспечить народ удобствами. Какой нужен бюджет, чтобы развивать разные отрасли. Кто будет кормить армию? И главное, не забывай, мы – великая морская держава, и должны ей остаться. А иначе лицо Англии будет утеряно. Еще есть промышленность, сельское хозяйство и многое другое, что также требует содержания на достойном уровне. Англия учит детей, подростков, дает им образование. А как же медицинская помощь? Государство многое дает народу бесплатно, Дамана.
Это могло бы поставить меня в тупик, но мне в голову пришла одна идея:
– На это надо брать денег столько, сколько нужно. На мой взгляд, должно хватить. Расскажи мне, зачем брать лишнее?
– Бывает по-всякому. Например, остаются жены или дети одни, их муж или отец умирает. А они из знатного рода, который много сделал для королевства в свое время. Таким семьям выплачиваются достойные деньги. Государство обязано отдавать долг героям. Ты бы тоже могла претендовать на содержание, если бы захотела. Но ты унаследовала действующее семейное предприятие, так что вряд ли тебе это нужно.
Я почти была побеждена, но скептицизм меня не покинул:
– А остальное?
Стефан жалко улыбнулся, сделал глоток вина и ответил:
– По разным карманам… Но эти суммы небольшие!
– Смотря для кого, Ваше Высочество.
Принц улыбнулся, встал и подлил мне вина.
– Еще не малая доля отправляется в экономический резерв. Мы можем долго вести этот разговор, Ваше сиятельство.
Интересно, сколько мне нужно выпить, чтобы избавиться от мыслей о Карле? Стефан произнес красивый тост в мою честь, и мы сделали по глотку. Пили бокал за бокалом, так ушло две бутылки вина. Нам было очень весело, и, наверное, поэтому показалось, что надо еще выпить. Дворецкий принес джина с соком.
Неожиданно принц встал, взял меня за руку и повел к роялю. Усадил меня и сел рядом. Мы играли в четыре руки и смеялись, как пальцы путаются в клавишах. Потом я стала делать вид, что не хочу играть, запнулась. Наступило неловкое молчание. Я положила голову Стефану на плечо, руку на грудь и начала жаловаться, что у меня ничего не получается. Конечно же, это была игра. Но принц вдруг закаменел, словно протрезвел, когда я прильнула к нему. Он робко, несмело положил руку мне на плечо, еле касаясь его. Я поняла, что, видимо, зря это сделала. Просто не думала, что на принца это произведет такое впечатление. Медленно подняла голову, и наши лица оказались очень близко. Стефан нежно смотрел на меня, а я проговорила:
– Получилось, как ты и хотел. Я приехала раньше, чем Карл.
Но, к сожалению, я вспомнила, что это предлагал мне Питер, а не Стефан. Но я сделала вид, что якобы читаю его мысли.
Принц безмолвно кивнул. Я почувствовала, что он сейчас сделает то, что мне не понравится. Его влюбленные глаза меня напугали. Но я надеялась, что этого не произойдет.
Стефан, видимо, расценил мою задумчивость как согласие. Потянулся, чтобы поцеловать меня. От страха меня прошиб холодный пот. Он приятный молодой человек, но я не могу принять его, как своего мужчину. Испугавшись, я отвернулась. Принц понял, что я не хотела целоваться, резко встал и начал извиняться:
– Прошу Вас, графиня, простите! Мое поведение непозволительно! Я уйду и не вернусь, если вы больше не захотите меня видеть. Но прошу: простите меня миледи. Я не хотел оскорбить Вас, напротив, очень уважаю, Вы для меня очень много значите с самого раннего детства. И это не позволяет мне себя так вести… Я, пожалуй, уйду.
Я слушала его, и мой страх вмиг улетучился. Стефан – истинный джентльмен, правильно воспитанный, с честью. В какое же неловкое положение я его поставила, что сейчас он не может найти себе места и перешел на разговоры по титулам. Я встала, взяла его за руку. Принцу было стыдно смотреть мне в глаза. Я хотела его успокоить:
– Ваше Высочество, это недоразумение. Все хорошо, я на Вас не в обиде!
– Миледи, мне очень стыдно. Я не знаю, о чем я думал! Хотя… конечно же, о Вас…
Последние слова он сказал тихо, отвернувшись от меня. Я решила не обращать внимания на это и продолжила, пытаясь умерить страсти:
– Ты не виноват. Просто вино ударило нам в голову.
Стефан взялся за лоб и отрывисто заговорил:
– Дамана… Тогда я вечно пьян! В том-то и дело: я давно хочу, чтобы это произошло! Я мечтаю поцеловать тебя с детства. Ты неглупая девушка и наверняка знаешь, что я чувствую. Но сказать это в глаза никак не мог набраться смелости! Сейчас мне терять нечего, я все испортил. Зачем я потянулся к тебе?! Дурак! Прости… Леди Брустер, похоже, я Вас люблю! Я верю в это с детства. Однажды ты ушла от меня на другой свет, и сейчас мне кажется, что если ты не станешь моей, то я потеряю тебя, когда ты будешь замужем за другим. Меня эта мысль убивает. Я не могу этого допустить, пытаюсь что-то делать, но ты никак к себе не подпускаешь.
Еще одно признание в любви. Приятно, но печально, что мне нечем его успокоить или обнадежить.
– Стефан, я принадлежу Карлу.
– Нет, Дамана!
Принц взял меня за левую руку и начал гладить безымянный палец:
– Пока здесь ничего нет, ты для меня свободна. Это значит, что я должен добиться тебя!
Принц говорил уверенно и жестко. Целеустремленный, значит. Но меня это не подкупило:
– Стефан, к сожалению, мне кажется, что у тебя ничего не получится.
– Я надеюсь на другое.
Наступило молчание. Я села обратно за рояль и начала наигрывать вальс. Принц подошел к окну и смотрел в ночь, слушая меня.
– Похоже, я тебя настолько поразил, что ты перестала запинаться?
– Хорошая шутка, – улыбнулась я. – Но ты меня не поразил. Даже наши отцы хотели нас поженить. И ты прав, я знала, что ты неравнодушен ко мне. Но я не могу ответить взаимностью никому.
– Никому? Нас, получается, много? – обеспокоился принц.
Я ухмыльнулась, посмотрела на клавиши и ответила:
– Это будет моей маленькой тайной. Ты не против?
Конечно же, он не был против. Но принц заверил, что будет добиваться моего расположения.
– В скором времени начну давать балы, – я сменила тему.
– В Вашем доме они всегда проходили хорошо. Даже мальчиком я это заметил.
– Их сложно устраивать?
Принц дал мне несколько полезных советов. Напряжение пропало, и мы легко и мило поболтали. Так закончился вечер.
27—28 февраля, 1 марта 1775 года
Это три дня для меня стали такими же. Я купалась в мужском внимании. Днем работала, училась, как обычно. А вечера проводила в компании Питера или Стефана. И ничто не предвещало беды…
Во вторник вечером мы с принцем отправилась на праздник к одному барону. Мужчины, поняв, что я пришла одна, начали проявлять ко мне внимание. Делали комплименты, приглашали на танцы, ухаживали за мной. Принц решил никуда от меня не отходить. Вскоре приехал король, с которым я провела много времени. До дома меня проводил Стефан.
В среду Питер был у меня дома. Но приехал Стефан, наверное, он надеялся застать меня одну. Однако принц мне начал надоедать, и я решила избавиться от него. Мы с Питером убедительно объяснили Стефану, что работаем и нам много еще надо обсудить. Принц – воспитанный молодой человек, он не стал мешать и откланялся.
В четверг, конечно же, вечером приехал Стефан. Мы поужинали, и все было хорошо. Однако поссориться успели. Началось все с того, что я сказала, что всего лишь через три дня возвращается Карл и что я по нему очень скучаю. Принца это задело за живое. Хотя из них двоих как раз у Карла есть право на то, чтобы мне выказывать недовольство. Однако Стефан предложил мне больше не вспоминать о Карле. В пылу ссоры мы перестали следить за словами. И принц назвал моего любимого лакеем и прислужником. Я очень разозлилась и выгнала из дома Стефана. Он крикнул напоследок, что я не должна принадлежать Карлу, который недостоин меня. Я произнесла, что на это отвечала уже очень многим.