– Что здесь такое?
– Вот девушке, похоже, плохой сон приснился.
– Ничего мне не приснилось! Канаи-сан, вы слышали громкий мужской крик?
– А-а… Кажется, я что-то слышал.
– Я тоже вроде бы слышал. Уже почти заснул, – сказал Кодзабуро. – Потому и встал.
Сцена 5. В салоне
Следующее утро выдалось ясным, но холодным. В северных краях, сколько ни топи, зимой по утрам все равно холодно. В такую погоду приятно наблюдать, как, потрескивая, горят в печи объятые пламенем дрова.
Каких только изощренных устройств для обогрева не придумали люди, но разве что-то может сравниться с этим простым, безыскусным приспособлением, в котором пылает огонь? Доказательство тому – люди любят посидеть у печи или камина. Вот и проснувшихся гостей Кодзабуро Хамамото так и тянуло к огню, и они стали собираться у круглого камина.
Куми не могла поверить, что кто-то из собравшихся мог спать и ничего не знать о человеке с жутким, заросшим щетиной лицом, не слышать его воя, от которого волосы вставали дыбом, и ее криков. Эйко еще не спустилась вниз, и Куми решила поведать о пережитых ею ночью кошмарных треволнениях.
Слушателями Куми были супруги Канаи, Кусака и Ёсихико Хамамото, которые, похоже, не верили ее рассказу. Куми чувствовала, что пережитое ею волнение им совершенно не передается.
Впрочем, она понимала, что в этом нет ничего удивительного. Ее история никак не вписывалась в атмосферу наполненного светом утра. Невообразимый кошмар, который она пережила, уже казался дурным сном. На губах супругов Канаи играла скептическая усмешка.
– То есть вы считаете, что тот, кто выл, и тот, со странным лицом, – один и тот же человек? – спросил Ёсихико.
– Ну да… Наверное…
По правде сказать, до этого вопроса Куми как-то не связывала одно с другим.
– Но ведь нет никаких следов, – послышался голос Кусаки. Все повернулись в его сторону и увидели, что он, высунувшись в открытое окно, смотрит вниз, во двор.
– Это как раз под окном вашей комнаты. Ни одного следа. Снег лежит нетронутый.
Куми показалось, что она опять видит какой-то сон. Девушка молчала. Что же все-таки было? Что это за жуткое, нечеловеческое лицо?..
* * *
В салон вошел Тогай, который весь прошлый вечер прокорпел в одиночестве над чертежом клумбы. За ним в салоне появился Кодзабуро Хамамото.
– Ого! Славное сегодня утро! Ясное! Погодка хоть куда! – послышался низкий и грубый, как у надсмотрщика, голос Эйкити Кикуоки, возникшего в дверях салона. Теперь вроде все были в сборе.
Как подметил Кикуока, на улице ярко светило солнце. Оно уже поднялось высоко, и лежавшая перед особняком Кодзабуро заснеженная равнина, словно огромный рефлектор, со слепящим блеском отражала солнечные лучи от своей поверхности.
Кикуока тоже не знал о переполохе, поднявшемся прошлой ночью. По его словам, он выпил снотворное и спал как убитый, и Куми, догадываясь, какая может быть реакция, не стала ничего ему говорить.
– Ну что же, давайте завтракать. Прошу к столу, – послышался голос молодой хозяйки, который ни с чьим больше нельзя было перепутать. Она будто отчеканивала каждое слово.
За столом разговор зашел о том, что произошло с Куми. Говорили, пока Кикуока вдруг не заметил отсутствия своего шофера, Кадзуя Уэды:
– Еще спит, молодец!
– Ну что с ним поделаешь! Директором себя считает. Не рановато ли? – поспешил поддакнуть шефу директор «Кикуока беаринг».
Теперь отсутствие Уэды заметила и Эйко, но никак не могла решить, кого за ним послать.
– Пойду его разбужу, – добровольно вызвался Кусака. Он распахнул стеклянную дверь на улицу, легко ступил на девственный снежок и направился к выделенному Уэде под ночлег десятому номеру.
– Что ж, приятного аппетита! А то все остынет, – обратилась к гостям Эйко, и все приступили к еде.
В салоне появился Кусака. Он отсутствовал дольше, чем все ожидали.
– Ну как? Он проснулся? – поинтересовалась Эйко.
– Э-э… – замялся тот. – Что-то непонятно.
Все прервали трапезу и вперились в как-то странно смотревшего Кусаку.
– Он не отвечает.
– Может, ушел куда-нибудь?
– Да нет. Дверь изнутри на ключ заперта.
Эйко встала, с грохотом отодвинув стул. Следом за ней поднялся Тогай. Кикуока и Канаи переглянулись. Потом Эйко и за ней все остальные ступили на покрывавшее двор легкое снежное одеяло. Кроме следов Кусаки, ведущих к десятому номеру и обратно, других следов на нем не было.
– Странно, что он не отвечает. Но тут вот еще что…
С этими словами Кусака показал на западный угол особняка, где находился десятый номер. Там лежало что-то темное, похожее на фигуру человека.
Люди застыли на месте, охваченные трепетом. Если это человек и он долго пролежал на снегу, вряд ли он жив. Значит, труп. Неужели это Уэда?
Все с подозрением посмотрели на Кусаку. Почему он прежде всего об этом не сказал? Почему он так спокоен?
Кусака заметил косые взгляды, однако смог выдавить из себя только одно слово:
– Но…
Не найдя объяснения поведению Кусаки, гости Кодзабуро Хамамото бросились к лежавшему на снегу трупу. Чем ближе к нему, тем сильнее становилось их недоумение. Вокруг были разбросаны странные предметы. Пожитки его, что ли? При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не совсем так, хотя, строго говоря, они, конечно, относились к нему. Кое у кого, в частности у Кохэя Хаякавы и Куми Аикуры, возникло недоброе предчувствие, и они чуть не застыли на месте.
Подойдя наконец к привлекшему их внимание объекту, гости не поверили своим глазам и все как один воскликнули про себя: «Что это?! Как это понимать?» Стало ясно, почему Кусака вел себя так странно.
Кодзабуро Хамамото, издав громкий крик, опустился на колени и протянул руку к тому, что походило на лежащего на боку человека, полузанесенного снегом. Это была выполненная в человеческий рост кукла, которой он очень дорожил.
Конечно, гости весьма удивились, увидев на снегу экспонат, которому полагалось находиться в третьем номере, где хозяин хранил разные диковины. Но еще больше их изумило то, что конечности куклы были отсоединены и разбросаны по двору. У туловища осталась лишь одна нога, вторая и обе руки валялись рядом. Почему?!
И Кусака, и Тогай, и Кикуока, и Канаи, и прислуга видели эту куклу раньше, поэтому они ее узнали сразу, даже без головы. Так называемая «тэппо-нингё» – кукла-гимнаст. Кодзабуро, когда жил в Европе, купил ее в Чехословакии. Звали куклу Джек или в шутку – Голем.
Голем, кроме рук и ног, был сделан из оструганного клееного дерева. Теперь конечности куклы валялись вокруг, утопая в снегу. Кодзабуро бросился их собирать, осторожно счищая налипший снег.
Кусака подумал, что лучше ничего не трогать, а оставить все как есть, но не решился произнести это вслух. Можно ли это происшествие считать преступлением?
– Голова! Где же голова?! – в отчаянии восклицал Кодзабуро. Все принялись оглядываться по сторонам, надеясь обнаружить потерю, но ничего не обнаружили.
Подобранные хозяином руки и ноги, а также туловище куклы оставили на снегу глубокие следы. Значит, их разбросали здесь, когда шел снег?
– Занесу его в салон, – проговорил Кодзабуро и направился обратно к дому. Кукла была для него ценным экспонатом.
Компания гостей, не дожидаясь его возвращения, стала подниматься на второй этаж по бетонным ступенькам, которые вели в номера десятый и одиннадцатый. На припорошенных снегом ступеньках виднелись лишь следы Кусаки.
Остановившись у номера десятого, Кикуока забарабанил в дверь:
– Уэда! Эй! Это я! Уэда-кун!
Ответа не было.
Заглянули в окно, но разглядеть что-нибудь через дымчатое армированное стекло было невозможно. Помимо всего прочего, окно и стеклянную дверь защищали прочные металлические решетки. Кто-то просунул руку между прутьями и убедился, что дверь заперта изнутри. Занавески на окне были плотно задернуты.
– Придется ломать.
Обернувшись, гости увидели Кодзабуро.
– Дверь открывается наружу? – вскричал Кикуока. Все начали понимать, что там, за дверью, что-то произошло.
– Да. Но дверь так себе. Попробуй разок.
Кикуока навалился на нее всем весом своего массивного тела. Еще раз. Дверь не поддавалась.
– Канаи-кун! Давай-ка теперь ты! – решил поддразнить своего заместителя Кикуока.
– Ой! У меня не получится. Я же легковес. – Канаи испуганно отшатнулся от двери.
По иронии судьбы, самый подходящий для такой работенки человек находился как раз за той самой дверью.
– Ну-ка, кто-нибудь! – решительно скомандовала Эйко.
Тогай, мечтавший продемонстрировать королеве свои возможности, решительно бросился на дверь. От столкновения очки у него на носу высоко подпрыгнули и отлетели в сторону.
Ничего не получилось и у Кусаки, и у повара Кадзивары. Как ни странно, никому из них не пришла в голову мысль, что надо навалиться на дверь всем вместе. Когда усилия объединили Хацуэ и Эйко, под их нажимом раздался треск, и произошло чудо. Верхняя половина двери прогнулась внутрь. Еще несколько толчков – и дверь рухнула.
Хацуэ оказалась в комнате первой, за ней ввалились все остальные. Их взорам открылась страшная картина.
Из груди Кадзуя Уэды торчала рукоятка альпинистского ножа. Нож был вонзен в самое сердце. На пижаме расплылось темное пятно, кровь уже начала подсыхать.
Куми громко вскрикнула и повисла на груди у Кикуоки. Эйко и Хацуэ застыли на месте не в силах проронить ни слова. Из всех мужчин только Кодзабуро издал возглас удивления. Потому что положение тела Уэды было очень странным.
Он лежал навзничь, но не на кровати, а возле нее, на полу, на линолеуме. К его правому запястью была привязана белая веревка, другой конец которой зачем-то обмотали вокруг металлической ножки кровати, и рука погибшего как бы висела в воздухе. Сама кровать стояла на своем месте, у окна. Судя по всему, ее не передвигали.
Левая рука была свободна, но тоже вытянута вверх. То есть обе руки подняты над головой словно в приветствии – одна на веревке, другая просто так.
Еще более странно выглядели ноги. Таз был повернут так, будто Уэда собирался пуститься в пляс, ноги согнуты вправо почти под прямым углом; точнее, правая нога откинута почти под прямым углом, а левая опущена немного ниже – отклонена от тела градусов на сто десять – сто двадцать.
За спиной, на полу, виднелось большое багровое пятно круглой формы сантиметров пяти в диаметре. Похоже, оно было нарисовано кровью четырьмя пальцами (за исключением большого) свободной левой руки. Пальцы были черные от крови и пыли на полу. Это означало, что Уэда нарисовал знак на полу и уже потом по собственной воле поднял над головой левую руку…
Но самым странным было даже не это. Еще одна необъяснимая особенность, привлекшая общее внимание, состояла в том, что к концу рукоятки альпинистского ножа, торчавшего из груди Уэды, был привязан длинный – примерно с метр – белый шнурок. В одном месте, сантиметрах в десяти от рукоятки, шнурок чуть побурел от крови – там он слегка касался кровяного пятна на пижаме убитого. Но кровь уже свернулась. Выражения боли на лице совсем не было.
[Рис. 3]
Уэда мертв, в этом не было сомнений. Тем не менее Кусака, студент-медик, присев на корточки, потрогал тело. «Надо вызывать полицию», – заявил он.
Связаться с полицией вызвался Кохэй Хаякава. Он отправился на машине в деревню, располагавшуюся в километре от особняка, у подножия холма, где в магазине был телефон.
Очень скоро в Доме дрейфующего льда появилась целая группа полицейских в форме. Они протянули веревки перед входом в номер десятый, исчеркали пол мелом, в общем, подняли обычную в таких случаях суету.
Из-за чьей-то оплошности санитарный автомобиль пришлось ждать долго. Тело Уэды уже успело остыть, когда наконец на склоне холма появилась «Скорая помощь» на «обутых» в цепи колесах. К толпе полицейских в черной форме примешались санитары в белых халатах, и Дом дрейфующего льда, бывший убежищем человека, отошедшего от мирской суеты, сразу превратился в место средоточия показных бренных хлопот.
Гости, прислуга и сам хозяин собрались в ожидании в салоне и с тревогой прислушивались к чужим голосам.
Стояло еще раннее утро. Для большинства гостей начался только второй день пребывания в гостях у Кодзабуро Хамамото. А Кикуока и Канаи провели в его доме всего часов двенадцать. Что будет дальше? Это беспокоило всех. Только раз успели поужинать, и неужели теперь придется все оставшееся до отъезда время проводить в компании полицейских? Хорошо, если удастся вырваться отсюда вовремя; а вдруг что-то пойдет не так и придется застрять надолго?
От безликой толпы полицейских отделился и вошел в салон крупный угловатый человек с красными щеками, судя по виду, следователь.
– Окума, управление полиции Вакканая, – важно представился он. Уселся за стол и принялся расспрашивать обитателей дома и гостей. Создавалось впечатление, что вопросы придумывались по ходу дела и потому часто были не по существу.
Покончив с общими расспросами, Окума спросил:
– Так где эта самая кукла?
Кодзабуро уже собрал своего Голема – правда, у него не хватало головы – и поставил в салоне.
– Ага! Эта штука… гм… а где она обычно хранится?
Кодзабуро поднял Голема и повел Окуму в третий номер, где он держал коллекцию старинных диковинок. Коллекция, видимо, произвела на полицейского впечатление, и, когда они вернулись в салон, он какое-то время делился наивными суждениями об антиквариате, в котором ничего не смыслил, потом умолк, будто погрузившись в свои мысли, с видом человека, специализирующегося на раскрытии преступлений и знающего себе цену. Наконец поднес руку ко рту и проговорил почти шепотом, обращаясь к Кодзабуро:
– Мы имеем дело с классическим случаем убийства в запертой комнате. Согласны?
Впрочем, это и без него все понимали с самого начала.
Этого деревенского увальня трудно было воспринимать всерьез. Никто не ждал, что он сможет в чем-то разобраться. Что-то похожее на настоящее расследование началось, когда часа в четыре в Дом дрейфующего льда из управления полиции Саппоро прибыли двое следователей – старший инспектор Сабуро Усикоси, средних лет, и инспектор помоложе по фамилии Одзаки.
Трое полицейских устроились на стульях за обеденным столом, коротко представились, после чего Усикоси с самым беззаботным видом заметил:
– Забавный домишко, однако.
Если младший из этой пары, по крайней мере на первый взгляд, производил впечатление человека сообразительного, то его старший коллега казался более простым служакой и на вид мало чем отличался от Окумы.
– С непривычки можно навернуться на этом полу, – заявил Усикоси, а Одзаки с презрительной миной обвел взглядом салон, но ничего не сказал.
– Ну что ж, господа! – начал Усикоси, не вставая со стула. – Теперь вы знаете, с кем имеете дело. Мы, полицейские, самый скучный в мире народ. Ничего интересного в нас нет. Как нас зовут, вам известно. Теперь ваша очередь рассказать о себе. Хотелось бы узнать самую общую информацию – где живете, чем занимаетесь, что привело вас сюда. О подробностях – например, об отношениях с покойным Кадзуя Уэдой, мы поговорим потом с каждым по отдельности.
Как сказал инспектор Усикоси, в сидевших за столом полицейских действительно не было ничего знаменательного. Ни в форме, ни в манере разговаривать, пусть вежливой, но в то же время становилось понятно, что эти люди никогда не теряют самообладания, какие бы кровавые сцены ни разворачивались перед ними. Выражение их лиц действовало на хозяев дома и их гостей угнетающе, мешало говорить. Поэтому они рассказывали о себе сбивчиво, торопливо. Усикоси время от времени вежливо прерывал их вопросами, но ничего не записывал. Завершив опрос, он, делая акцент на окончании каждого слова, заговорил, показывая всем своим видом: «Вот что я хотел сказать на самом деле»: