Моя вторая жизнь - Крич Шарон 4 стр.

Гатри, похоже, не очень воодушевило, когда его назвали принцем, но он улыбнулся миссис Стирлинг.

– Гатри! – послышался чей-то голос. Из-за его спины вышла Лила. – О, привет, незнакомка, – обратилась она ко мне.

Незнакомка? Это мне как-то не понравилось. Почему это я незнакомка? Я не больше незнакомка, чем она. Я сразу вспомнила все те случаи во всех школах всех городов, когда я входила в класс и кто-то спрашивал: «А это что за незнакомка?» – и все на меня смотрели так, словно я какая-то странная. А я рассматривала их и, в свою очередь, раздумывала, что это за незнакомцы.

– Меня зовут Динни, – напомнила я Лиле.

– Это я знаю, – сказала она.

Она была одета в белое хлопчатобумажное платье и сандалии и выглядела безупречно чистой. Я же уже успела испачкать рукав вишнёвым пирожным.

– А тебя как зовут, дорогая? – спросила миссис Стирлинг, приподняв её подбородок.

«Незнакомка, – хотела сказать я. – Она вам совершенно, абсолютно не знакома. Как и я».

Лила потянулась к своей маленькой жемчужной серёжке.

– Я Лила, – сказала она. – Из Америки.

– О, конечно же, – сказала миссис Стирлинг.

– Это место ваше?

– Это место? – переспросила миссис Стирлинг. Она, похоже, немного оскорбилась. – Эта школа, ты хотела сказать? Я её основала.

– И она ваша, правильно? – спросила Лила.

Миссис Стирлинг повернулась к дяде Максу.

– О, эти американцы, насколько же они бывают прямолинейны, – сказала она.

– Могу я поговорить с вами о моей комнате? – настаивала Лила.

Миссис Стирлинг помахала кому-то на другой стороне террасы.

– Макс? – сказала она. – Может быть, вы поможете этой юной леди с вопросами проживания?

Она улыбнулась всем нам и прошла к другой группе.

К тому времени, когда дядя Макс добрался до дома, он успел составить список из двадцати трёх пунктов, которые миссис Стирлинг потребовала исправить или изменить.

– Она вообще ничего не упускает из виду! – сказала тётя Сэнди.

– Нам предстоит много работы, – сказал дядя Макс, но мне не показалось, что он упал духом. Наоборот, он выглядел воодушевлённым, заряженным, словно хотел, чтобы предстоящий учебный год поскорее начался и был замечательным – настолько замечательным, насколько этого ожидала миссис Стирлинг.

Он напоминал мне маму – она бывала такой же взволнованной и нетерпеливой всякий раз, когда мы добирались до нового города. «Приступим к делу! – говорила она. – Нам много всего надо успеть!»

Я спросила тётю Сэнди, знает ли она, где именно в Италии находится дом миссис Стирлинг.

Она пыталась прочитать инструкцию на смеси для пирога.

– Точно не знаю. Вроде бы где-то недалеко от Флоренции, – ответила она. – Я не понимаю, что говорится в этой инструкции. Мне надо добавить то ли два яйца, то ли два ещё чего-то. Передай мне, пожалуйста, итальянский словарь.

Поскольку у миссис Стирлинг был дом в Италии, я связала её в голове с бабушкой Фьорелли. Может быть, они когда-то встречались. Может быть, я увижу, где росла бабушка Фьорелли. И хотя я понимала, что бабушка Фьорелли знает меня не лучше, чем тётя Сэнди и дядя Макс, я всё равно хотела побывать там, где жила бабушка. Если я туда поеду, может быть, кто-нибудь увидит меня и скажет: «О, я знаю, кто ты! Ты внучка синьоры Фьорелли!» А я погуляю по улицам, где гуляла бабушка, зайду в дом, где она жила, и почувствую себя как в своей тарелке.

Вернувшись на кухню к тёте Сэнди, я спросила:

– Вы знаете, где в Италии жила бабушка Фьорелли? Знаете, где она родилась?

Тётя Сэнди вынимала скорлупки из миски.

– Мама? Откуда она? Хороший вопрос. Кампо-что-то-там. Я забыла.

– Миссис Стирлинг пригласила нас в свой дом в Италии, вы слышали?

– Слышала. Но, думаю, надо сначала попрактиковаться в манерах. А ещё надо подождать и посмотреть, останемся ли мы на работе на следующей неделе. Я не уверена, что готова ко всему этому.

Она посмотрела на дядю Макса; тот сидел за столом в другом конце комнаты и работал со списком.

– Но, надеюсь, он готов, – добавила она. – Меня это пугает до полусмерти – отвечать за несколько сотен подростков днями и ночами. – Она вздрогнула. – Я даже кошку забываю покормить!

– У вас нет кошки, – сказала я.

– Вот видишь! Я даже не помню, есть у меня кошка или нет!

Глава 8

Итальянский язычок

Гатри напоминал наэлектризованное облако крутящейся энергии. Он любил всё: занятия, спорт, походы, еду, людей. Но больше всего он любил Швейцарию.

– Свиццера! – громко восклицал он. – Белла, белла Свиццера!

Он немного напоминал мне отца – точно так же носился повсюду, переполненный энтузиазмом.

Я спросила Гатри, как по-итальянски будет похищена, потом пошла домой и сделала новый плакат, но тётя Сэнди сказала:

– По-моему, ты написала причёска. Кто-нибудь обязательно придёт и попросит его подстричь.

Я попробовала написать то, что сказал Гатри, по-другому. Тётя Сэнди пролистала мой словарь.

– Это означает репа. Или тупица.

* * *

Гатри был американцем. Он учился в школе уже два года и знал немало итальянских слов, но, по словам дяди Макса, это была собственная версия итальянского языка от Гатри.

– Гатри иногда коверкает язык, но, похоже, никто не возражает, потому что он делает это с таким азартом.

Меня просто завораживали люди, умевшие говорить по-итальянски. Я наблюдала за маленькими детишками, которые гуляли с родителями вдоль озера и болтали с ними на итальянском. Они казались мне такими умными. Я знала, что это единственный язык, на котором они умеют говорить, и что они изучают его с рождения, но всё равно это казалось мне проявлением невероятного таланта. Когда я услышала, как мальчик говорит своему псу Siediti! («Сидеть!»), и пёс послушался, я подумала: «Ух ты, даже собаки знают итальянский».

Я же с трудом могла пользоваться даже теми немногими словами, которые знала: чао! (означает одновременно и «привет», и «пока») и андьямо! («Пойдём»). Я знала, как начать вопрос, например, «Dov’è…» («Где?»), но не знала, какие слова должны идти после него, так что чаще всего говорила что-нибудь типа «Dov’è автобусная остановка?», и люди странно на меня смотрели. А когда мне всё-таки удавалось задать по-итальянски целый вопрос, ответ звучал для меня примерно как буль-булино.

В школе большинство из нас ходили на уроки итальянского. Три раза в неделю мы изучали грамматику, и это была боль. Я вообще ничего не понимала. Мой мозг отказывался признавать, что написание, например, слова «красный» зависит от того, какой именно предмет описывается. Иногда «красный» был rossa, иногда – rosso. А невинный неопределённый артикль a вообще превращался то в una, то в uno, то в un.

Красная машина была una macchina rossa, а вот красная лодка – un battello rosso. Одни существительные (машина – una macchina) были женского рода, другие (лодка – un battello) – мужского. Как определить, какие слова мужского рода, а какие женского? Почему машина – женского рода, а лодка – мужского? Почему нет общего рода? Как маленькие итальянские дети вообще учат всё это?

– Просто запоминай, – говорил мне учитель. – Запоминай.

Я представляла себе машину с помадой и лодку с усами, чтобы хоть так запомнить, что здесь женского рода, а что мужского.

Два раза в неделю мы говорили по-итальянски. Мы запоминали наизусть диалоги и читали их по ролям. Если задумываться о том, что именно говоришь, возникает довольно глупое чувство, но вот если сосредоточиться только на звуках и ритме, было лучше. Очень не хотелось думать о том, что ты только что просидела всё утро, твердя: «У меня красная ручка и синяя ручка. У меня две ручки. А у тебя сколько ручек?» Если слишком много думать о том, что на самом деле говоришь, начинаешь чувствовать себя полным идиотом.

По словам учительницы, я сказала ей, что легла спать в семьсот часов, и мне триста тридцать лет. Ещё я вроде как спросила у одноклассника «Сколько стоит время?» и сказала ему «Я хочу шестьсот картофелин, нет, спасибо».

Неужели правда, что бабушка Фьорелли говорила на этом языке и вообще не знала английского, когда приехала в Америку? Было ли ей сложнее учить английский? Я иногда задавалась этими вопросами.

А потом я задумывалась об иностранных учениках в этой американской школе – обо всех японцах, испанцах, французах, норвежцах, индийцах, арабах, иранцах, немцах, голландцах, китайцах. Как они изучают целые предметы, например, историю, алгебру и физику, на английском языке, который им вообще не родной?

Когда они спрашивали меня что-то типа «Как обнаружить этих спортзал?» или «Ты обитаешь Америка?», их английские фразы были куда осмысленнее моих итальянских.

По ночам, когда я пыталась учить итальянский, иногда я настолько злилась из-за того, что не могу что-то запомнить, что швыряла книгу об стену. Тётя Сэнди слышала глухой удар и стучалась ко мне.

– Опять занимаешься итальянским? – спрашивала она. Она сочувствовала мне, потому что сама однажды пришла домой с испорченной причёской – не смогла объяснить парикмахеру, чего хочет.

Учительница итальянского сделала мне только один комплимент, хотя я тогда даже и не поняла, что это комплимент. Она сказала, что у меня «итальянский язычок». Мне это показалось оскорблением, но Гатри объяснил, что это значит, что у меня хорошее произношение. Мне даже стало интересно: может быть, это всё потому, что я слышала, как некоторые из этих слов произносит мама, и их звучание отложилось в голове?

Глава 9

Ступни и зубы

Я получила ещё две открытки от тёти Грейс и тёти Тилли.

Дорогая Динни!

Спасибо тебе за открытку. У меня ещё не было марок из Швейцарии! Не понимаю, почему тебе приходится говорить по-итальянски, ты же не в Италии. Надеюсь, ты скоро сходишь порыбачить.

Операция на ступне у Лонни прошла не очень хорошо, но он пошёл к специалисту, так что ампутировать всё-таки не придётся, и это стало для него огромным облегчением, уверяю тебя.

Я собираюсь к Тилли. Отнесу ей немного рагу, потому что она совершенно не умеет его готовить.

Вот тебе целый газиллион объятий.

Люблю-люблю-люблю,

Твоя тётя Грейс.

А вот что писала тётя Тилли:

Дорогая Динни!

Твой папа справится, не беспокойся. Очень трудно растить ребёнка, а потом видеть, как он вылетает из гнёздышка, но это хорошо.

У меня есть фотография малыша Стеллы, он очень миленький.

Может быть, тебе стоит сходить на рыбалку одной?

Я собираюсь исправить зубы, буду выглядеть как Мэрилин Монро!

Пойду приготовлю желе. Скоро придёт Грейс, принесёт своё ужасное рагу. Не говори ей, что я тебе про это написала.

Умножь два этих поцелуя на миллиард и узнаешь, сколько я тебе их посылаю: хх

С любовью, твоя тётя Тилли, чемпионка по приготовлению чизкейков с желе.

Глава 10

Жалобы

Лила больше не считала всё вокруг «потрясающим» и «невероятным». Теперь у неё всё было «ужасным». Иногда я даже думала, что она специально заставляет людей её не любить. Началось всё со второго учебного дня, когда она потребовала сменить соседку по комнате. Лилу поселили в одной комнате с Белен, которая училась уже второй год.

– Я не понимаю ни одного её слова, – пожаловалась Лила.

– Скоро начнёшь понимать, – пообещал ей комендант общежития.

Лила позвонила родителям в Саудовскую Аравию и пожаловалась. Потом пошла колотить в дверь кабинета дяди Макса.

– Мои родители платят такие деньги не для того, чтобы я жила в комнате с кем-то, кто даже по-английски не говорит! – заявила она. – Если бы я знала, что мне придётся жить с иностранкой из Испании, я бы ни за что сюда не приехала. Я хочу соседку-американку.

По большей части обо всём этом я узнавала дома. Дядя Макс предупредил меня, что я, скорее всего, услышу много такого, что нужно будет держать при себе. Я должна вести себя так, словно не знаю ничего из услышанного дома.

– Есть такие вещи, – сказал дядя Макс, – про которые я буду рассказывать Сэнди, и ты наверняка их услышишь. Если тебя что-то будет беспокоить, дай мне знать.

Когда я услышала разговор о Лиле и её соседке, я спросила:

– Почему её нельзя просто поселить вместе с американкой?

Дядя Макс объяснил, что цель школы – смешанное обучение.

– Лила немного выучит испанский, узнает что-нибудь о Белен. А Белен немного выучит английский и узнает что-нибудь о Лиле. И та успокоится. Вот увидишь.

Но Лила не успокоилась. Целую неделю она ходила в кабинет дяди Макса и требовала переселить её в другую комнату.

– Откуда у тебя столько терпения? – спросила его тётя Сэнди. – Если честно, я никогда не смогла бы работать, как ты. Я бы уже скакала и кричала на всех этих детей – «хватит ныть!». Будь я на твоём месте, меня бы уволили в первый же день.

В конце недели я снова спросила дядю Макса:

– Почему вы просто не переселите её?

– Белен – хорошая девочка. Они с Лилой станут лучшими подругами. Вот увидишь.

В следующий понедельник Лила сломя голову убежала из кабинета дяди Макса и пропустила все уроки. Она позвонила родителям, вечером позвонила домой дяде Максу, разбросала всю одежду Белен по комнате и всюду преследовала коменданта общежития.

Примечания

1

 Jack-of-all-trades (англ.) – человек, который умеет «всё по чуть-чуть».

2

 Carissima (итал.) – родная.

3

 Смешно! (Итал.)

4

 Andiamo (итал.) – идём скорее.