– Как думаете, у нас получится разыграть хороший спектакль?
– И что ты задумал? Что еще за спектакль?
– Если это Равалык, то да, – сказал Кацпер.
– Бессмысленный спектакль для дворянства, – сказал Серефин, а затем пожал плечами и добавил: – За этим кроется что-то еще. И мне придется узнать, что именно. Но не думаю, что меня это обрадует.
Остия сузила глаза:
– Узнаю этот взгляд. Что ты задумал?
Серефин и сам не был уверен, что именно сделает. Его не покидало нехорошее предчувствие, вьющийся внутри страх, который вызывал опасения и не позволял бездумно лететь в столицу и играть там роль принца. Может, на него так повлияли смерть и разрушения, которые он видел каждый день на протяжении последних лет. А может, просто лишился рассудка. Но в любом случае это чувство никуда не девалось.
– А что, если отец воспользуется Равалыком, чтобы усадить на трон свою марионетку? Кого-то, кем можно манипулировать. – Серефин был слишком самоуверенным, слишком сильным и представлял собой слишком большую угрозу для власти Изака Мелески. – Если он таким образом свяжет кого-то с троном, а потом со мной произойдет несчастный случай… – Он замолчал.
– Ох, – вздохнула Остия.
– Насколько параноидальными кажутся мои слова?
– Очень.
Он кивнул.
– Я командую войсками уже три года, – тихо сказал он. – И знаю, что нельзя вступать в сражение, если нет продуманной тактики. А еще без разведки никак. Так что мне придется отправиться домой и уже на месте оценить, что же там творится, а затем при необходимости разобраться с происходящим. Может, мне просто предстоит сыграть принца в дешевом спектакле. А может, этим все не ограничится. Так давайте отправимся туда и узнаем, каким будет это сражение.
И с этими словами Серефин начал спуск по семи тысячам ступеней.
8
Надежда Лаптева
«Божидарка не только богиня видения, но и богиня пророчеств. Будьте осторожны, ее дары могут сломить разум простого смертного, а ее милости не так уж легко истолковать».
Писание богов, 7:12
Они больше ни слова не сказали о своих планах убить короля. После того как Надя неверующе пробормотала, что это невозможно, Париджахан предложила продолжить разговор утром.
Убийство транавийского короля могло положить конец войне, и к тому же – что для нее было более значимым – стало бы небольшой расплатой за смерть Кости. И ради этого она готова была рискнуть. Надя не знала, возможно ли это, – и сильно сомневалась, что все получится, – но после этих слов стала лучше относиться к аколийцам. Хотя все еще ждала удачного момента, чтобы воткнуть один из своих ворьенов в сердце транавийца.
Всю ночь Надя проворочалась в холодной комнате на жесткой кровати под тонким одеялом, украденным у транавийских солдат. Встав еще до рассвета, она выскользнула за дверь и пошла по коридору. Она привыкла просыпаться до восхода солнца, чтобы помолиться богам, и ей хотелось найти для этого подходящее место.
Когда Надя вышла из комнаты, Анна еще спала. В пустом святилище за столом сидела Париджахан и рассматривала разложенные перед ней потрепанные карты.
– Ты всерьез говорила об убийстве короля? – спросила Надя, усевшись напротив аколийки.
– Думаешь, я стала бы шутить о чем-то подобном? – не поднимая глаз, ответила Париджахан. Свои темные волосы она заплела в косу и перекинула ее через плечо. – Раньше нас было больше. Парень, лишившийся всего, когда транавийцы сожгли лес, благодаря которому выживали он и его семья. Девочка, выросшая в лагере беженцев. Брат и сестра из калязинской Новиркрии, которых призвали в ряды армии еще в детстве, но затем дезертировавшие оттуда.
Деревня Новиркрия находилась недалеко от южной границы, близ Лиднадо, маленькой страны, которая одинаково ненавидела обоих своих соседей и чудесным образом не вмешивалась в войну все столетие.
«В этой стране осталось так мало верующих», – заметила Марженя.
– Что с ними случилось? – спросила Надя.
– Эта страна, эта война. Брату и сестре пришлось сбежать на север, чтобы их не поймали калязинские солдаты, а следом ушли и другие.
Но двое аколийцев и транавиец остались?
В комнату незаметно вошли остальные. Анна села рядом с Надей и положила голову ей на плечо.
– Ну, мы все еще здесь, – сказала она.
– И нет Верховного принца, – отметила Париджахан.
Рашид принес еду: миски с кашей – жидкой баландой, которая была хорошо знакома Наде, – и буханку черного твердого хлеба. Оставив все это на столе, он свернулся калачиком на груде подушек в углу. Юноша был одет в многослойный коричнево-золотой аколийский наряд с длинными рукавами с разрезами.
– Почему никто не предупредил меня, что калязинские убийцы так рано встают? – зевнув, поинтересовался он.
Малахия вошел в комнату, сжимая в руке полбуханки хлеба. Выглядел он так, словно и вовсе не спал. Его длинные волосы спутались, а под бледными глазами виднелись темные круги. Он плюхнулся на подушки рядом с Рашидом и закрыл лицо ладонью.
– Они и не встают, это делают лишь монахи, потому что в три часа ночи их призывают на молитву, – сказала Надя.
– И они еще нас называют варварами, – задумчиво пробормотал Малахия.
– Мы называем вас еретиками. А это немного другое, но более точное слово, – огрызнулась Надя.
Закатив глаза, Малахия сел и засунул большой кусок хлеба в рот. А затем открыл книгу заклинаний и положил перо между страницами.
– Не смей пускать кровь, пока мы едим, – сказала Париджахан.
Сжимая кинжал в руке, Малахия поднял голову. Лезвие застыло над предплечьем, а изо рта юноши все еще торчал хлеб. Париджахан выразительно посмотрела на Малахию. И спустя несколько секунд он покорно опустил нож.
Надя рассматривала карты, когда аколийка передала ей миску с кашей.
– Мне нужно попасть в военный лагерь в Твире, – сказала Надя.
Она все еще не рассматривала их безумные планы убийства короля всерьез. На нее возлагали большие надежды, поэтому Надя не могла просто отказаться от своего предназначения при первой же трудности. Она была сосудом, который вновь наполнит мир божественным участием.
– В Твир? Ты хочешь попасть в объятия транавийцев, towy dzimyka? – спросил Малахия.
Надя старательно перебирала свой скудный словарь транавийских слов, пытаясь понять, как он ее назвал. Маленькой птичкой? Озадаченная смыслом этих слов и снисходительностью в его голосе, она решила не обращать на Малахию внимания.
– Как я понимаю, у тебя есть определенный план действий, да? – продолжил он. – Ты же такой важный маг.
Сейчас снисходительность прозвучала еще выразительнее.
– Но если ты отправишься в Твир, то умрешь. Транавийцы захватили его еще два месяца назад.
Анна побледнела. А Надя изо всех сил старалась не поддаться отчаянию. Оно осело прямо между ребер и разрасталось с каждым ударом сердца. Все безнадежно. Она умрет еще до того, как появится шанс послужить своей стране.
– Там живого места не осталось, – разрывая повисшее между Надей и Малахией напряжение, тихо сказала Париджахан. – Военный лагерь, ближайшая деревня. Мы находились неподалеку, когда это случилось. И нам лишь чудом удалось сбежать. Другим повезло меньше.
Анна потерла лоб. А когда Надя посмотрела на нее, ожидая хоть какого-то совета, хоть чего-нибудь, та только пожала плечами.
– Мне говорили только это, – сказала она. – Следующая застава…
– Неблизко, – продолжил Рашид.
Все надежды рухнули.
– Значит, я должна выслушать планы двух чужаков, которые приняли моего врага в свой круг с распростертыми объятиями?
Малахия улыбнулся.
Париджахан поджала губы.
– Когда мне было тринадцать, мою старшую сестру сосватали за транавийского славку. Брак был политическим, но Таранех не теряла надежды. Она встречалась с женихом до свадьбы, и он казался таким… – она замолчала и покачала головой, не сводя взгляда с угла комнаты, – нормальным. Да, он был магом крови, но чего еще ждать от транавийца? Несмотря ни на что, свадьба прошла хорошо.
– Свадьба прошла не очень хорошо, – перебил Рашид.
На лице Париджахан мелькнула тень.
– Тогда мы не придали этому значения, ведь все понимали, что некоторое напряжение неизбежно.
От слов аколийцев Надю окутало нехорошее предчувствие, и она поерзала на стуле. А затем покосилась на Малахию, но тот смотрел на Париджахан, и на его лице не было ни враждебности, ни насмешки, скорее забота и внимание.
– Моя семья богата…
– Говори уж начистоту, Пардж, – тихо попросил Рашид.
Она вздохнула:
– Моя семья – одна из трех высших Траваш в Аколе. И через месяц после свадьбы мы узнали, что сестра убита в чужой стране из-за приданого.
– И Акола не пошла войной на обидчиков? – спросила Анна.
– У нас не было никаких доказательств, что это сделал транавиец. Сестра утонула в одном из сотен озер Транавии. – Париджахан горько рассмеялась. – Ну конечно, Акола же страна пустынь, так с чего бы сестре уметь плавать? Вот только Таранех была прекрасной пловчихой и своим самым любимым местом в мире считала оазис рядом с нашим домом.
– Так что ты здесь делаешь? – спросила Надя.
«И почему у тебя в друзьях транавийский маг крови?»
– К этому привели несколько опрометчивых решений, – сказал Рашид.
– Я отомстила, – как ни в чем не бывало сказала Париджахан. – И при транавийском дворе теперь на одного славку меньше.
– Почему ты не вернулась в Аколу? Почему осталась здесь?
– Я не хочу иметь ничего общего с семьей, которая не стала мстить за смерть своей дочери. Транавия не должна выиграть войну, – со злобой произнесла девушка. – Пусть они сидят в своей стране. Им нельзя позволять расползаться по миру.
Надя потеребила четки, выискивая бусину Вацлава, бога истины. И тут же почувствовала недоумение, когда он подтвердил, что они говорили правду. Даже транавиец.
– Но это не объясняет, что здесь делает он, – сказала Надя, указав на Малахию.
– Я – загадка, – насмешливо ответил Малахия. – О тебе ходили слухи по обе стороны от границы, towy dzimyka. Что в Калязине появился клирик, который спасет свою страну от нашествия транавийцев.
По телу Нади пробежал озноб. Она не понимала, шутил он или нет.
– Что?
– В Транавии прекрасно знают о твоем существовании. Думаешь, зачем Верховный принц – выдающийся военный тактик – напал на монастырь, завоевание которого не давало никакого стратегического преимущества? А раз знают в Транавии, то и в Калязине это у всех на устах.
Малахия говорил что-то еще, но Надя пыталась осознать то, что он сказал.
– Так вы втроем пришли сюда… из-за меня?
– Разве ты не чувствуешь себя от этого более важной? – Он вновь насмехался над ней.
Надя вздохнула.
– Да, мы услышали о тебе и пришли сюда, – подтвердила Париджахан. – Я не верила, что из этого что-то выйдет, но вот ты здесь.
Становилось ясно, что не обошлось без божественного вмешательства, но Надя все равно считала, что тут было что-то не так. Словно она оказалась на перепутье и выбрала не ту тропинку. Вряд ли ей предназначено помогать еретику. Она отказывалась в это верить.
– Мне нужно время, чтобы все обдумать… и помолиться. – Надя поскоблила ложкой остатки каши. – Вы уже решили, как попасть в Транавию?
– Ты же не серьезно? – спросила Анна.
– А у нас есть выбор? – парировала Надя.
– Они еще ничего не придумали, – не дав Рашиду сказать ни слова, выпалил Малахия и громко захлопнул книгу заклинаний. – Иди молись, – добавил он, вложив в последнее слово все свое презрение. – Попроси богов совершить невозможное.
Тропинка между деревьями вывела Надю к небольшому полуразрушенному каменному алтарю. От него остались лишь скамейка и резная скульптура Алёны, которую намеренно изобразили весьма двусмысленно. На улице царила тишина, ранние утренние лучи пробивались сквозь ветви деревьев и освещали фигуру богини так, словно она втягивала солнечный свет. Усевшись на скамью, Надя скрестила ноги.
Девушка стянула четки через голову и провела пальцами по бусинам. Ей хотелось собраться с силами и попытаться смириться с потерей дома и друзей. Надя чувствовала, как изнутри пожирала пустота, стоило ей подумать об обители или о Косте. Где она будет, когда боль от потери наконец настигнет ее? Сможет ли там уединиться, чтобы справиться с этим?
Слишком часто бессонными ночами Надя мечтала узнать хоть что-то о своих родителях. Все, что ей рассказали, – ее мать была одержима мыслью, что ее нерожденного дитя коснулись боги. Как говорил Отец Алексей, та появилась на пороге обители на девятом месяце беременности и после родов задержалась только лишь для того, чтобы наречь дочь Надеждой.
Даже фамилию Лаптева ей дали лишь потому, что она очень распространена. Только в четырнадцать лет Надя поняла, что за ней никто не вернется и ей уготовано провести всю свою жизнь в стенах обители. А «отцом» для нее на всю жизнь останется настоятель.
От воспоминания об Отце Алексее у нее заныло сердце. Он умер вместе со всеми, кого Надя знала и любила. Добрая Марина, которая таскала ей пробовы – плоские, но вкусные лепешки, – когда никто не смотрел. Суровый Лев, который был невероятным рассказчиком, умевшим оживлять басни и легенды так, что Надя еще долго потом боялась уснуть.
Однажды вечером он рассказал ей историю о транавийском чудовище Кашивхесе, который пил кровь и умел силой подчинять разум жертв. Когда чуть позже она возвращалась в свою комнату по темному коридору обители, ей навстречу из чулана выскочил Костя. Она так сильно ударила его, что тому пришлось искать целительницу Ионну, чтобы залечить разбитую губу.
И теперь они погибли, а монастырь опустел. Его золотые святыни разграблены, иконы испорчены, алтарь скорее всего разбит, а статуи святых, наверное, лишились голов и рук. Все эти красивые – освященные – вещи осквернены ради магии и крови.
Пустота, заполнившая сердце и разум, не уступала место чувствам, и Наде оставалось лишь молча сидеть и ждать, что с ней заговорят боги. Но пока этого не случилось.
«Попроси богов совершить невозможное. Что за наглость», – подумала она. Надя не была уверена, что они ей помогут, но если Малахия прав, то ей просто некуда идти. Возможно, ей следует смотреть на это как на знак свыше и признать, что из-за обстоятельств она оказалась в ситуации, которая приведет к катастрофе.
Возвращаясь в церковь, Надя заметила Малахию, который пробирался сквозь деревья. Это заинтересовало ее, и она последовала за ним, перебирая бусины. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как транавиец остановился. Ее ладонь тут же опустилась на ворьен.
– Ты собираешься воткнуть мне в сердце один из твоих миленьких клинков, towy dzimyka?
– С удовольствием, – ответила Надя. – Почему ты меня так называешь?
Он повернулся к ней лицом и положил руку на книгу заклинаний, висевшую на бедре.
– А как мне тебя называть?
Она все еще не назвала своего имени. Надя не понимала, почему ей хотелось и дальше его скрывать. Почему казалось, что стоит назвать имя, как он получит больше, чем заслуживает. Может, она просто сходит с ума.
– Надежда Лаптева, – сказала она, а затем добавила: – Можешь звать меня Надя.
На лице Малахии мелькнуло облегчение, но она решила, что ей просто показалось.
– Ну что, Надя, присоединяйся ко мне, – кивнув, сказал он.
Она сузила глаза:
– Ты собираешься увести меня в лес и убить?
– Это же ты следила за мной, – напомнил он.
Ее лицо тут же опалил жар.
– Мы не враги, Надя, – сказал Малахия и повернулся, чтобы продолжить путь.
– Не в этот момент, ты имеешь в виду?
Он помолчал, а затем оглянулся на нее и кивнул:
– Тебе не стоит меня бояться.
Пока. Надя прекрасно слышала это в его тоне, даже если он так не думал, даже если он никогда так не думал. Он был транавийским магом, а они по определению считались врагами.
И все же Надя последовала за ним.
На этой части склона деревья росли достаточно густо и, хотя их ветки покрывали не листья, а снег, было трудно разглядеть хоть что-то сквозь них. Вокруг царила тишина, за исключением льда, который потрескивал под ногами. Надя пыталась понять, куда они идут, когда Малахия протянул руку и остановил ее. А затем прижал палец к губам.