– У отца все в порядке… Работает у местного пана в имении плотником, а иногда по найму работает. В основном, плотницкие работы выполняет – крыши людям перекрывает, оконные рамы меняет. А сейчас заготовкой сена к зиме занимается. Ведь у них скотина, гуси, да еще огород… Работы страсть сколько. Постарел очень… Да и мама вся седая стала.
– Да-а-а… – протяжно вздохнул Станислав, – жизнь неумолимо летит вперед, дети взрослеют, родители стареют… Проза жизни, братишка!
– Мало того, Станек, немцы все большие и большие территории наших земель все это время захватывали. Многие жители деревень и городов Гродненской губернии, в том числе и нашей волости, в страхе перед ними побросали свои дома, побросали огороды с урожаем. Вглубь России подались…
– А твои что же? Остались? Не боятся немцев?
– Новый пан, что купил у барона Ордоновского его имение, в добрых отношениях с немецкими властями. Он теперь wojt, староста, должностное лицо местной администрации, а мой отец у него работает. Поэтому под его защитой находится. Я оттуда тоже не просто так уехал. Мне ausweis, благодаря нашему пану, немецкие власти выписали. Это чтобы меня, пока я буду продвигаться в сторону Могилев по захваченным немцами территориям, на контрольно-пропускных постах и в дороге не тронули. Одним словом, все очень непросто. Не хочется вспоминать… А тут еще новость на наши головы свалилась… Сестра моя, Нюта, с солдатом из немецкой армии загуляла. Он по национальности австриец. Зовут его – Йохан Нога. Правда, его все тут же Иваном называть стали. Очень хороший парень. Среднего роста светлолицый блондин с голубыми глазами. До того в нашу Нюту этот Йохан влюбился, что даже женился на ней. Так что у нас свадьба небольшая была. Теперь наша Нюта уже не Богдан, теперь наша Нюта – Анна Селивестровна Нога. Йохан сказал, что после войны в Австрию свою не вернётся, в Каленевцах жить останется. Понравилось ему у нас. Да и родни у него в Австрии нет. Сирота он… Призвали парня на войну без его на то воли, вот и пошёл он. А куда ему деваться… Зато, благодаря войне, свою любовь нашел.
– Ладно!.. Совет им да любовь! – отмахнулся от всех этих не нужных ему новостей Станислав. – А ты знаешь, Михаська, я на сегодняшний вечер приглашен… В дом генерала Медведского на бал еду.
– Вижу, вижу, Станек, что ты при полном параде, – остановил на нём свой взгляд Михаил…
Станислав, одетый в черный фрачный костюм, белый жилет и белоснежную сорочку с белой бабочкой под её воротничком, смотрелся очень торжественно и респектабельно. Михаил снова залюбовался им. Тот же, видя, с каким искренним восхищением на него смотрит его друг, еще больше воодушевился и тут же, выпрямив спину, одернул полы своего фрака.
– Красив ты, Станек! Слов нет, как красив!..
– Кто бы сомневался!.. – улыбнувшись, направился Станислав к столику, стоящему обок большого, обтянутого зеленым гобеленом кресла. На нем лежала коробка с сигарами. – Ты-то, братишка, как себя чувствуешь? – спросил он у Михаила, разминая в руках толстую сигару. – С дороги сильно устал? А то бы могли вместе в дом господ Медведских на бал поехать. Тем более, как я посмотрю, ты и фрачный костюм не забыл с собой прихватить, судя по круглой картонной коробке в твоем багаже. Ведь в ней, в этой коробке, не иначе, как цилиндр притаился. Я прав?.. – улыбнулся он…
Михаил в ответ только загадочно улыбнулся и с ловкостью циркача достал из круглой коробки новенький черный цилиндр. «Ну, пан Войцеховский, как я вам в новом цилиндре?» – водрузив его на голову, принял он торжественную позу.
– О! Пан Богдан! Вы неотразимы!.. – прикуривая сигару, заверил его Станислав. – Причём, как всегда…
– И это главное! – воскликнул Михаил. – А теперь, пан Войцеховский, поясните мне следующее: у вас в приглашении на сегодняшний бал какое требование к одежде? Уж не «White tie», случайно? Молчите, молчите, пан Войцеховский! Я и сам всё понял, судя по тому, как вы одеты. Несомненно, так и есть – «White tie»!
– Вы наблюдательны, пан Богдан! Именно «White tie»! – прохаживаясь по комнате и выпуская изо рта клубы дыма раскуриваемой им сигары, подтвердил его предположение Станислав.
– В таком случае, пан Войцеховский, вот в этом чемодане, – указал Михаил на кожаный, изрядно потертый чемодан, перетянутый толстыми ремнями, – находится мой новый фрачный костюм с белым жилетом и белым галстуком-бабочкой. Одним словом, здесь всё то, на чём настаивает «White tie» в вашем приглашении на бал. Поэтому сию же минуту отдайте указание прислуге, чтобы мне его отутюжили, а я пока пойду приму душ с дороги.
– Вот и отлично, пан Богдан! – потягивая сигару, одобрил его намерения Станислав. – Ступайте… Примите душ, да пошевеливайтесь! Начало бала в восемь вечера! А опаздывать, сами знаете, знак плохого тона.
– Долго не задержусь, пан Войцеховский! – расстегивая ремни и замки чемодана, сказал Михаил.
– Ой!.. Долго он не задержится!.. – ядовито усмехнулся Станислав. – Знаю я тебя, копушу! Не усомнюсь, что потом еще часа два со своими локонами провозишься, а потом часа два своим отражением в зеркале любоваться станешь.
– О, Jezus Maria! Кто бы говорил, – добродушно рассмеялся Михаил. – Самого часами от зеркала не оттянешь, – расстегнул он наконец-то все замки чемодана и откинул его крышку, где сверху лежал аккуратно сложенный фрачный костюм.
Станислав, между тем, взял со столика колокольчик и позвонил прислуге. В дверях комнаты появилась все та же рыжеволосая горничная Кристина.
Только на мгновение вскинула она глаза на друга своего хозяина, пана Богдана, и тут же, направив взгляд в пол, принялась смущённо топтаться на месте, при этом призывно раскачивая бедрами и все взбивая и взбивая руками копну своих рыжих волос. Грудь ее при этом всё сильнее и сильнее выпячивалась вперед, а щеки просто-таки обещали сгореть дотла от обжигающего их ярко-красного румянца.
Совершенно очевидно, что при виде Михаила с ней происходили ошеломляющие метаморфозы, совладать с которыми ей было не под силу. Это обстоятельство, очевидно же, не ускользнуло от внимания Станислава, и он помрачнел…
– О, cholera!.. – с отвращением на лице процедил он сквозь зубы. – Что сегодня с тобой творится, сумасбродная?! Да в своем ли ты уме?! Слюни подбери! Не по Еремке кафтан примеряешь! Поняла, о чем я толкую?!
Ничего не ответила ему на это пристыженная Кристина, только резко осеклась и, опустив глаза к полу, сделала три пружинистых реверанса.
– Вот и славненько! – всё с той же гримасой отвращения на лице произнес Станислав. – А теперь быстро сопроводи барина в ванную комнату, а потом отутюжь его фрачный костюм. Да сделай всё так, чтобы без нареканий было! Поняла меня?!
Горничная Кристина, сделав еще три пружинистых реверанса, тут же собрала в охапку фрачный костюм Михаила и, взглянув на своего хозяина, спросила его: «Я могу идти, господин Войцеховский?»
Но Станислав, продолжая сверлить ее ненавистным взглядом, молчал…
– Станек, – попытался Михаил отвлечь его внимание от горничной на себя, – всё!.. Успокойся, брат!.. – смотрел он в его глаза призывно и с укором. Когда же тот, наконец, посмотрел на него, улыбнулся ему и сказал: «Я в ванную комнату, братишка. Скоро вернусь», – и, подтолкнув Кристину в спину, выпроводил ее из комнаты и сам направился вслед за ней…
Станислав же подошел к креслу, стоящему рядом с камином, и, погрузившись в него, закинул ноги на маленький стоящий рядом с ним пуфик. Наконец-то расслабившись, затянулся сигарой и тут же, выпустив изо рта очередной клуб сигарного дыма, пробурчал себе под нос: «Нет, ты только посмотри, что эта блаженная вытворяет… На барина позарилась! Ну, я еще займусь тобой!..»
По прошествии небольшого времени Михаил, свежий и румяный, обернутый по пояс белой простыней, вернулся из ванной комнаты.
– А что, брат Станек, стоящие барышни на балу господ Медведских будут? – спросил он, просушивая полотенцем свои волосы.
– Ой… да там их – на любой вкус и лад, – с равнодушием ответил ему Станислав, по-прежнему восседающий в своем кресле. – Это очень знатное семейство, и балы в их доме – практически, лучшие в городе. Уж поверь мне на слово…
– Знаю, Станек, знаю, что порой в провинциях балы бывают на порядок выше, нежели в знатных домах самого Питера.
– Вот и я о том же…
– Сам-то едешь на бал, чтобы развлечься? Или, может, всё-таки присмотреть себе барышню для серьезных отношений? – спросил Михаил и принялся расчесывать у зеркала свои длинные, мокрые волосы, пряди которых тут же закручивались в легкие спирали…
– Первое, брат, первое! – закинув руки за голову, лениво потянулся Станислав…
– А если повстречается на балу какая-нибудь барышня, достойная твоего внимания в плане брака, рассмотришь вариант?
– Ну уж, уволь меня от этого!.. – тут же скинул ноги с пуфика Станислав и нервозно закинул их одна на другую. – Говорил же тебе, что хронический холостяк я! Удивительно, что ты об этом забыл!
– Почему забыл?.. Помню!.. Конечно же, помню! – немного отстранённо заверил его Михаил, обозревая в этот самый момент свое отражение в зеркале.
– Тогда какого черта чепуху несёшь?! – выжидательно смотрел на него Станислав.
Ничего ему не ответил на это Михаил… Он уже о нём забыл… В этот самый момент он с великим удовольствием рассматривал свое отражение в зеркале… Поворачивал голову то вправо, рассматривая свой левый профиль, то влево, рассматривая свой правый профиль. То… выпячивал вперед подбородок и бережно, кончиками пальцев, приглаживал волоски на своей маленькой, аккуратно оформленной бородке… То… с нежностью поглаживал тоненькие усики над верхней губой.
Затем… увлёкся волосами… Накрутил на палец небольшую прядь волос и, резко вынув палец из образовавшейся на нём трубочки, высвободил на свободу сформировавшийся локон. Закончив с одной прядью волос, он принимался за вторую прядь… потом за третью… а вот уже и за четвертую, пятую… При этом спиралевидные пряди его волос образовывали на своих кончиках живописные локоны.
– Ох, и любите же вы себя, пан Богдан!.. – с ехидцей усмехнулся себе под нос наблюдающий за ним Станислав. – От зеркала не оттянешь…
– А вы, пан Войцеховский, себя не любите? У зеркала часами не простаиваете? – наконец-то взглянул на него Михаил.
– Поторопитесь, пан Богдан! По-моему, мы с вами на бал едем, а ради нас его начало переносить никто не станет! – не зная, чем парировать, кинул в его сторону Станислав. – А нам ещё, брат, километров тридцать пути…
– Всё, Станек! Всё! Не беспокойся! Не заставлю себя долго ждать, – метнулся Михаил в сторону своего второго чемодана, стоящего на полу комнаты. Присев около него на корточки, он освободил его от ремней, откинул крышку и тут же наткнулся на небольшую фотографию в красивой деревянной рамке.
На фото были запечатлены два мальчика в возрасте лет десяти: один златокудрый и кареглазый, второй синеглазый, с кудрями черных волос. Это были два друга, Станек и Михаська. В белых матросках и белых шортах, в белых бескозырках на головах, они, положив руки на плечи друг другу, стояли плечом к плечу и широко улыбались своему фотографу и своему завтрашнему дню.
– Наш с тобой портрет, Станек, – тепло улыбнулся Михаил. – Везде его с собой вожу, – поставил он рамку с фото на стол…
– Я тоже это наше фото везде с собой вожу, – ответил ему Станислав.
– Помнишь, братишка, где нас сфотографировали?
– Конечно, помню! – улыбнулся Станислав. – Это мы в Питере около пароходной пристани сфотографированы. Как раз перед тем, как мой дедушка собрался нас с тобой на пароходе по Неве катать.
– Правильно говоришь…
– Хорошее было время, – приуныл Станислав. – Еще дедушка был жив…
А Михаил тем временем, снова присев около своего раскрытого чемодана, начал что-то старательно в нём выискивать, при этом всё о чём-то сосредоточенно раздумывая. Наконец, недоумённо пожав плечами, обратил свой взор в сторону Станислава, сидящего в кресле с сигарой в зубах…
– Станек, неужели ты и в правду ни разу не задумывался о женитьбе? – спросил он его. – Неужели так и останешься на всю свою жизнь в холостяках? Только серьезно…
– Не знаю, что и сказать, Михаська. Беда моя в том, братишка, что чувство притяжения к женщине я испытываю только до тех пор, пока завоевываю её. А как завоюю, она мне уже неинтересна. Хотя-я-я… что в этом сложного… Только помани любую из них, и она уже у твоих ног. А дальше… Дальше всё так предсказуемо!.. Скука адская…
– А какая бы барышня тебя устроила для серьезных отношений? – спросил его Михаил.
Станислав призадумался… Потом, пожав плечами, тихо вымолвил: «Откуда я знаю… Пойди тут, угадай…»
– Ну, все-таки…
Не зная, что ответить, Станислав погрузился в раздумья… Нащупывая в глубине души верное направление в сторону образа той, единственной, которая устроила бы его на все сто процентов, он то капризно морщился, то вдруг, как бы с кем-то не соглашаясь, отрицательно качал головой, то… недвусмысленно улыбался, а то… очень заинтересованно к кому-то внутри себя прислушивался… Наконец…. удовлетворённый поиском образа своей единственной, воскликнул: «О, да!.. Именно такая панночка меня бы вполне устроила!..»
– И какая же она, братишка? – всё продолжая что-то отыскивать в своем чемодане, с улыбкой на устах поинтересовался Михаил. – Познакомь меня поскорее с ней…
– Ну-у-у… прежде всего, она должна быть с чувством собственного достоинства, но не гонористая, – затянувшись сигарой, принялся размышлять Станислав…
– Это как?
– Должна знать себе цену, при этом оставаясь уважительной к людям.
– Понятно! – качнул головой Михаил.
– Слушай дальше и не перебивай! – кинул в его сторону недовольный взгляд Станислав…
– Молчу…
– Итак, дальше… Должна быть наделена от природы разносторонними талантами.
– О, нет… Не думаю, что так бывает, Станек…
– Почему?..
– Потому, что где много талантов, там нет ни одного настоящего!.. Разносторонней бывает только бездарность. Известная для всех истина, брат!..
– Неужели?.. – сдвинув к переносице брови, призадумался Станислав.
– Именно так, братишка…
– Хорошо! Пусть будет наделена только несколькими талантами, однако склонна развивать в себе и множество других, до поры до времени таящихся в ней.
– Принято!.. – продолжая перебирать какие-то свои вещи в чемодане, улыбался Михаил.
– А ещё… – продолжил Станислав, – хотел бы обрести в ее лице приятного собеседника, с которым можно было бы о чём-то поговорить, поспорить, пофилософствовать, наконец!.. Для этого она должна быть эрудирована и красноречива.
– О, да… пофилософствовать ты любишь!..
– Дальше слушай и не перебивай!.. – выпустил в потолок струю сигарного дыма Станислав.
– Всё!.. Молчу!..
– Итак… – продолжил он, – дама моей мечты должна на всё иметь свою точку зрения и не бояться высказывать её даже тогда, когда она, её точка зрения, в корне отличается от мнения большинства. Для этого, конечно же, она должна быть искренна, логична и непременно объективна. Должна быть непредсказуема, чтобы быть разной, не то быстро наскучит мне… Должна быть изысканна в красоте и манерах, чтобы ей всегда хотелось любоваться. Умела бы красиво кушать, чтобы не вызывать к себе отвращения в этот момент. А ещё, должна иметь чувство юмора, что её в корне бы отличало от других женщин, как правило, не наделённых этим даром. Должна быть опрятна во всем! Я очень брезглив… А еще должна быть целомудренна, при этом пробуждая в мужчине огромную силу сексуального влечения к себе.
– О, Станек, из всего перечисленного тобой следует, что тебе предстоит очень сложный путь в поисках той, которая своей внешней красотой и привлекательностью, великим умом и изящными манерами сразит тебя наповал и заразит хворобой страсти нежной. Я правильно тебя понял? – тихо рассмеялся Михаил…