Горчаков присвистнул. Предложение слишком неожиданное. Однако Либер вряд ли его сделал из-за дружеского расположения.
– И что я должен делать на этой должности?
– Помогать своей стране.
– Понятие расплывчатое. А конкретно?
– Чувствую деловую хватку, – в голосе Либера слышались наигранные нотки удовлетворения. – Прежде всего, Российской Империи следует сохранить независимость. Есть те, кто этому противится, большевики, например. Или Рейх. К вам ведь в редакцию приходил Дрекслер…
«Как он информирован!»
– Сей немецкий господин наобещает вам манны небесной. Только задача у него иная: немцы давно наметили Юг России своей вотчиной. И не стоит обольщаться сегодняшним их положением, оно не слишком отличается от того, что происходит у большевиков. Тот же террор, концлагеря. Не скрою, в политике Рейха меня особо задевает собственное происхождение. Я не еврей, а мишлинге (по расовой теории гитлеровской Германии это люди, имеющие еврейскую примесь. – прим. авт.), причем второй степени. Меня никто не стал бы полностью лишать прав, заставлять ходить в специальные магазины или сидеть на отдельной, выкрашенной в ядовито-желтый цвет скамейке. Но вход на многие государственные посты был бы закрыт. Хорошо, что вы не знаете, что такое поражение в правах.
– Почему не знаю? Мою семью в свое время тоже лишили прав из-за дворянского происхождения отца.
– Весьма сочувствую. И продолжу. Сегодня ваша страна как никогда нуждается в настоящих друзьях. Вспомните историю: кто являлся ее постоянным союзником? Великобритания! Были и соперничество, и кратковременные конфликты, только суть от этого не меняется. Мы обречены на вечную дружбу. Например, недавний блок Антанта – Россия, Англия, Франция, США. Не пора ли в полной мере возродить наш союз? В противном случае два жутких монстра пожрут прекрасный мир демократии.
– Ну а конкретно моя задача?
Впрочем, Александр уже догадывался, к чему клонит ночной визитер.
– Объяснять соотечественникам кто их настоящие друзья. Некоторые, к сожалению, поддаются агитации большевиков и Рейха, видят в наших действиях коварство.
– У нас подписан договор о дружбе.
– Это фиговый листок! Нужна настоящая дружба! Искренняя, осознанная. Отчего вы вдруг заулыбались?
– Дрекслер сегодня также уговаривал дружить с Германией.
– Забудьте! Рейх – отработанный материал, хотя ни фюрер, ни его приближенные этого еще не знают.
– Они не знают, а вы уже ораторствуете? – не без иронии поинтересовался Александр.
– Все предопределено, просчитано на многие десятилетия вперед. Просчитано гениальными игроками, стратегами, которые не ошибаются. Любой человек от самого маленького до диктатора или президента свободен лишь в той степени, в какой ему это дозволено.
– Можно заиграться и диктатор выйдет из-под контроля.
– Ненадолго. Очень ненадолго, уверяю вас. Вы еще будете свидетелем, как тот же Рейх окажется в руинах. Примерно через семь или восемь лет. Пострадают те, кто прямо или косвенно был связан с ним. Главным образом – косвенно.
Либер произнес это с такой уверенностью, что Горчакову сделалось не по себе. Или здесь очередной обман, или перед ним доктор-всезнайка, умеющий заглядывать в будущее. Он спросил:
– А что же вечно?
– Сами игроки.
– И они олицетворяют британскую демократию?
– В том числе. Решайте: с кем вы?
Либер почтительно поклонился, затем произнес с той же странной, пугающей уверенностью:
– До скорой встречи.
– Только не ночью.
– Ночью как-то надежнее.
Александр проводил гостя до двери («правда, не заперта!»), некоторое время наблюдал за его быстро растворяющейся в темноте фигурой. Колоссальные возможности неведомых игроков, о которых так образно говорил Либер, слабо сочетались с одним-единственным вопросом: для чего им рядовой журналист?
Особенно жестко звучало предупреждение не заниматься делом Федоровской. Предупреждение не оставляло никаких шансов на ослушание. Но если люди Либера не причастны к ее смерти, то чего им так волноваться за судьбу Александра Горчакова?
В мертвой тишине ночного города вдруг раздался… вскрик. Неизвестно чем бы все закончилось, обрати на него тогда Александр внимание. Но он даже толком не понял, что это был вскрик. Слишком сильно поглотили собственные проблемы.
Он запер дверь на запоры, опустил на окнах ставни и отправился в спальню. Он надеялся хоть немного поспать.
Глава четвертая
Нет, поспать ему не удалось. Еще не пропели петухи, а кто-то уже колотил в дверь. Ошалевший от шума, недосыпания, главное – ночного визита, Александр с трудом поднялся, прошел в коридор.
– Кто?!
Оказалось – Лена. Она заскочила в дом и затараторила:
– А почему это вы так закрылись? На засовы! Я бы открыла своим ключом и не потревожила. Сейчас пойду что-нибудь приготовлю. А вы еще поспите, рань несусветная. Ох, и ставни на окнах закрыты. Воров боитесь?
– Ты оставила открытой дверь.
– Не может быть!.. Извините, – развела руками Лена. – Спешила. Только что-то не припомню, что не заперла дверь.
Горчаков решил не сообщать служанке о событиях ночи, просто махнул рукой: мол, он действительно еще подремлет. Но неугомонная Лена уже зашла в спальню:
– Хозяин!..
– Чего тебе?
– Вы даже не спросили, как у меня с инженером?
– Но это же твое дело.
– Он оказался импотентом.
– Вот как… Сожалею.
– Он мне стихи читал.
– Лена, если человек любит стихи, он обязательно импотент?
– Он только и делал, что читал. – И, хихикнув, добавила. – Понятно, в какие командировки ездит его жена.
– Сочувствую.
– И только?
– Лена, отправляйся-ка лучше на кухню!
Однако никакие уговоры, угрозы не подействовали. Лена быстро скинула платье, обнажив бюст с пышными формами, и шмыгнула в постель к Александру. В следующую секунду он ощутил, как удивительно мягкая рука коснулась любимого героя Лены. Несколько умопомрачительных движений – и герой вырос до гвардейских размеров. Голова Горчакова закружилась, он застонал:
– Хотела поиграть? Держись!
– Держусь, – радостно сообщила служанка.
Он не запомнил, сколько раз на нее взбирался – пять или шесть. Лена визжала, стонала и все время повторяла: «Никаких стихов!». А потом… Александр ушел в нирвану, а Лена, точно силы ее утроились, напевая и пританцовывая, побежала готовить завтрак.
И опять его самым наглым образом выдернули из нирваны! И опять Лена. Она влетела в комнату, запричитала:
– Александр Николаевич…
– Я больше не могу, – ответил он.
– Да нет же, я…
– Лена, пожалей! Тебе нужна рота солдат. И даже их усилий окажется недостаточно.
– Александр Николаевич, здесь полиция?
– Полиция?
– У нас в доме.
– И что?
Горчаков решил, что к нему пожаловал Корхов. Выясняет старик о вчерашнем походе в театр. Но, выйдя в коридор, обнаружил незнакомого молодого человека.
– Простите, господин Горчаков, что побеспокоил, – козырнул полицейский. – Дело не требует отлагательств.
– Пожалуйста…
– Вы ночью, случаем, не бодрствовали?
«Почему он спрашивает?»
Александр решил пока не говорить о визите ночного гостя. Если кому и расскажет, то самому Анатолию Михайловичу.
– Спал!
– И ничего не слышали?
– Нет. А в чем дело?
– Человека убили. Недалеко от вашего дома. Вот и хожу по улице, опрашиваю людей.
Горчакову сразу вспомнился ночной крик. Не связано ли это с убийством?
– Кто жертва? Мужчина? Женщина? Я ведь журналист, в том числе освещаю криминальную хронику.
– Мужчина. Сейчас выясняем его личность. Вот его фотография, правда, мертвого.
У Горчакова все внутри сжалось, он сразу узнал Либера. Недавний самоуверенный пророк лежал на асфальте в луже собственной крови.
– Не встречали его?
Знакомство с Жаном Робертовичем становилось опасным. Подозрение могло пасть на самого Александра. Пусть он его видел всего два раза, полиции ничего не докажешь. Им только бы найти козла отпущения.
– Нет… я не знаю его.
Полицейский как будто посмотрел на Горчакова с некоторым подозрением.
Или Александру показалось?
…Оказавшись в редакции, он прямиком направился к Черкасовой, однако и рта не успел раскрыть:
– У нас в городе новый труп. Слышал, специалист по криминальной хронике?
– Слышал.
– За два дня – два трупа. И оба убиты одинаково. Может, в городе появился маньяк?
– Хотел кое-что рассказать. Но разговор будет долгим.
– Мне не нужны рассуждения. Давай конкретику. Что-нибудь известно об убийстве Федоровской?
Горчаков рассказал обо всем, что с ним произошло. Он решил ничего не утаивать от Черкасовой. Она – хозяйка и редактор, пусть решает. Алевтина внимательно слушала, красивое лицо застыло в напряжении, в чуть прищуренных глазах читался неподдельный интерес. Она почти не перебивала Александра, а когда он закончил, по привычке затянулась сигаретой, обдумывая что-то свое.
– Давай подведем итоги, – сказала Алевтина. – Убит именно тот человек, который приходил к тебе ночью?
– Он.
– А как он к тебе попал?
– Большая загадка для меня. Служанка говорит, что входную дверь за собой закрыла, однако утверждать этого не может. Спешила…
– Она по природе рассеянна?
– Нет. Но…
– Понятно: человек несовершенен, потому делает несовершенные поступки. Я склоняюсь к тому, что дверь была закрыта. Он проник в твой дом. Для профессионала такое не проблема.
– Не похож он на профессионала-взломщика.
– Разве я сказала, что он профессиональный взломщик? Он проник, чтобы лишний раз показать: ты в его власти. Тебя серьезно предупредили, на первый раз решили купить. Предложили место главного редактора, правильно?
– Да, – не без тайного тщеславия ответил Горчаков. Может, сейчас Алевтина начнет ценить его не только как любовника.
– В следующий раз поступят по-другому. Как с тем самым Либером.
Горчакова передернуло, что не укрылось от внимательного взгляда Черкасовой. С легкой усмешкой она добавила:
– Решай сам: заниматься или нет делом Федоровской?
– У меня задание!
– Ценные кадры превыше всего. Получишь другое задание, и только.
– А как же выяснение обстоятельств убийства актрисы? Публика ждет.
– Обойдется публика. Дадим общую информацию о ходе расследования. Корхов поделится, не захочет ссориться с прессой.
– Кстати о Корхове. Он тоже склонял меня к сотрудничеству. И я дал слово…
– Он уговорит любого. Недаром – Старый Лис. Однако теперь ты свободен от любых обязательств, поскольку этим делом больше не занимаешься.
– Я дал слово, – повторил Александр. – Мы ведь не в СССР, где верят не словам, а изречениям вождей.
– Что ж, продолжай расследование.
Горчаков задумался. Предупреждение Либера выглядело слишком серьезным, особенно в свете того, что случилось с самим Жаном Робертовичем. Да, за смертью госпожи Федоровской, очевидно, стоят люди непростые. Но и выглядеть трусом перед любовницей ему не хотелось. «Лишь в этом причина?»
Нет, дело засасывало Александра, как топкое болото. Ступил не туда – и каюк!
– Куда поедешь отдыхать? – вдруг весело спросила Алевтина.
– Отдыхать?
– Лето! Люди разъезжаются. Лично я – в Таврический край (современный Крым и часть Херсонской области. – прим. авт.), любимое место отдыха последнего императора. Империя без императора, нелепо как!
– А я еще не решил.
– Можем отправиться вместе, муж обузой не станет. Сервис там не хуже, чем в Ницце. Многие состоятельные русские люди предпочитают отечественные курорты.
Горчаков догадался: шефиня специально уходит от главной темы, дает ему время на размышление. Упустить в расследовании время сейчас – упустить его навсегда. Следствие уйдет вперед, появятся новые факты, а редакции останется собирать объедки.
– Пожалуй, рискну. Продолжу дело.
Глаза Алевтины странно заблестели, Александр не понял – радостью или сожалением? Она наверняка внутренне ликовала, что журналист не испугался, решил не отстраняться от опасного мероприятия, но и боялась за него, вернее, за любовника.
– Хорошо, – сказала Черкасова. – Однако о каждом своем шаге докладывай мне.
– Как маленький несмышленыш: туда не ходи, и туда не суйся.
– Именно так, – подтвердила Алевтина. – Слишком уж все стремно. Что если здесь и впрямь замешаны слишком влиятельные люди? А ты, извини, не умеешь пока ориентироваться в обстановке. Когда надо, дам дельный совет.
– Спасибо, мамочка. Но без самостоятельности никак нельзя.
– Не юродствуй. Мамочка еще пригодится! Итак, что планируешь?
– Все-таки надо в театр. Режиссер Степанов бросил фразу, что за профессиональную деятельность Федоровскую убить не могли. Тогда за что? И еще: он знал Либера.
– А что ты думаешь о причинах ее смерти? – вдруг спросила Черкасова, глядя на него в упор.
– Разве возможно сегодня сделать выводы? Но в ограбление я тоже не верю.
– Если политика?
– Довольно смелый вывод, – полушутя-полусерьезно ответил Горчаков. – Выходит, Федоровская иностранный агент? Тех же большевиков, например, как утверждал мой ночной гость?
– Наша страна кишит агентами. Богатая, процветающая, она слишком приманчива для многих хищников.
Александру сразу вспомнились слова Либера о «гениальных игроках», он не без грусти заметил:
– И обычным людям и целым государствам не дают нормально жить. Еще не родился, а за тебя уже все расписано: как себя вести в конкретной ситуации, с кем дружить, какую позицию занимать. И попробуй не подчиниться, «вильнуть» в другую сторону. В тебя – залпом из всех орудий!
– Благодари Бога, что не живешь в тоталитарном мире.
«А есть разница?»
Перед глазами Горчакова возник знакомый несуразный силуэт карлика. Подбоченившись, уродец поглядывал победно, вызывающе и опять обещал скоро прийти.
«Нет уж, лучше как здесь, чем – как там!»
– Так ты точно решил продолжать?
– Точно! И сейчас надо еще раз встретиться со Степановым, а так же с Прохоренко и Лапиным. Они, как никто, знали Федоровскую. Вдруг выясню какую-нибудь важную деталь? Не зря Корхов меня туда посылает, ох не зря.
– Действуй, но и с начальником полиции будь начеку, не откровенничай. Да, твое слово… Засунь его куда подальше. Сам Корхов с тобой сокровенным не поделится.
– Я пошел?
– Еще одно… Моего мужа сегодня не будет. Прислугу я отпустила на целый день. Так что…
– Так что? – с тихим ужасом произнес Александр.
– С часу до трех можно отобедать у меня. Постарайся, жеребец, поработай по полной программе.
Рядом как будто раздался язвительный смех Лены. Она торжествовала!
– Перенесем на завтра, дорогая. Я вымотан работой, ночным происшествием и прочим.
Черкасова окинула «жеребца» подозрительным взглядом.
Сегодня возле тетра было спокойно. У служебного входа Горчаков опять встретил охранника-гориллу. Тот глядел на посетителя сурово, уничижительно.
– Подвели вы меня, сударь. Досталось от Никиты Никодимовича.
– За что? – Александр старался быть искренним в своем удивлении.
– Я думал, вы из газеты.
– Да, из газеты. Вот удостоверение.
– Из другой газеты.
– Понятия не имею, о чем вы думали. Но представителя «Оскольских вестей» пропускают везде. И снова мне нужен Никита Никодимович. Кроме того – госпожа Прохоренко и господин Лапин.
Александр ожидал злобного рычания, однако охранник лишь недовольно буркнул:
– Проходите. Только вам придется обождать. Собрание труппы.
«Отлично! Послушаю, что скажут о Зинаиде Петровне ее коллеги».
…Он заглянул в большой, наполовину заполненный зал, незаметно примостился в последнем ряду и полностью сконцентрировался на происходящем. Естественно вспоминали покойную. Выступал полный мужчина, огненно-рыжий с таким красным лицом, что хоть поджигай от него. Сначала Горчаков решил, это у толстяка из-за болезни, или от волнения. Потом понял: он под крепкой мухой. Александр узнал его – известный в городе комик. Говорят, его «девичья» фамилия Чертиков. Но он ее сменил, стал Содомским. Заявляет, что из дворян, а разные завистники брешут, будто отец его был кочегаром, а мать прачкой. Содомский злился и даже давал по этому поводу опровержение в «Оскольских вестях». Отправить бы его в СССР, где человеку с дворянской биографией дорога уготована в ад! К великому счастью для Содомского жил он в иной стране.