– То есть души? – спросила Люциана, и остальные прислушались.
– Вряд ли души можно засосать. Это незыблемая, самая последняя и наиболее важная сущность. Сам Создатель должен был исключить возможность утраты самой самости объекта, иначе бы все во Вселенной потеряло смысл.
– Это скорее след души или разума, признаки, по которым можно что-то узнать или восстановить всю историю, а то и саму жизнь…
Наверно даже не чуткий и невнимательный человек заметил бы, насколько глубоко сейчас было возмущение Шаттьяха. Как у тех, что, по каким-то причинам, чересчур близко к сердцу принимают нелестные речи о вещах религиозных. Он буквально метал молнии из глаз, а челюсти едва не сводило.
– Я правильно понимаю: вы все дети Хашмиодейноса, но разных матерей?
Прокатилось сдержанное раздражение.
– У некоторых есть и одинаковые матери, – ответила Люциана.
Они опять смолкли (капитаны и так всю дорогу молчали) и в том же неспешном темпе скакали к цели, вновь поддавшись умиротворению и приятной истоме, что навевала здешняя волшебная панорама.
А тем временем смеркалось, и духи леса просыпались. Они говорили через уханье птиц, переходящие в гул; они говорили завыванием далеких хищников. И группа решила перекусить прежде, чем ночь окончательно вступит в свои права, ибо ложиться на голодный желудок – негоже.
У них с собой был засоленный и засушенный провиант, годный еще пару недель, но коли обстановка позволяла, отряд не преминул угоститься свежатинкой.
Они все вместе сосредоточились, принюхиваясь, прислушиваясь и причувствуясь к присутствию лани. Им это давалось легко, гораздо проще, чем людям, даже без подготовки.
И вот, буквально через минуту на их призывы выбежала сначала одно гиеноподобное существо, а затем еще одно похожее. Они прибежали, как к своему хозяину – без сильной спешки, страха и прочих ожидаемых ощущений во взгляде или в теле. Как в трансе, из которого точно ясно, куда нужно бежать – не более.
Капитаны достали луки и застрелили бедных тварей. Одна раненая, проснувшись, попыталась удрать, но ее добила Люциана.
Дальше все просто: разрубили, разорвали, тем, что в одном из пакетиков у капитана приправили, на ветки строганные насадили и на костре пожарили. И вновь безмолвие. Со стороны могло казаться, что они друг другу надоели, но на деле ребята ладили и действовали слаженно, так что обращать внимание на мелочи никто не собирался. Покамест ладили…
Тряпками капитаны тоже загрузили лошадей – дай боже. Помучившись с неудобными палатками час с лишним, они завернулись в пледы и отрубились. Евгений хорошо считывал намерения и общие настроения, так что, просканировав обстановку, и, не найдя угрозы, быстро приказал телу заснуть чутким сном, оставляя часть функций мозга бодрствующими. На самом деле, это просто потрясающе – чем глубже в транс, тем больше душ он ощущал по всему лесу вокруг – живых, дышащих, фыркающих, смотрящих на своих детенышей, ютящихся в норках, летящих и будто наслаждающихся жизнью. Тоже часть ноосферы этого мира.
Единственная женщина в отряде, и притом симпатичная, не смотря на мальчишеский вид, спала в палатке с капитаном, и это был тот редкий случай, когда никто не был огорчен – каждый по своим причинам.
У Жени сон работал хаотично, но в среднем четырех часов в день ему было достаточно. Поэтому он, проснувшись и провалявшись еще с полчасика, вышел посидеть у кострища. Он долго внимал гласу волшебного леса, как тогда у шамана, как многие разы помимо оного. Он растворялся в природе, точно зная, что все здесь для него и ради него. Сами силы необъяснимо питали его. Лес спал также чутко. Вот чей-то запах слышен и туманом расстилается вокруг, а вот чей-то шорох, окрашиваясь блеклыми размытыми волнами, преломляется в кустах и затухает, огибая деревья. Когда Евгений в таком состоянии закрывает глаза, он лишь видит по-другому. И ведь даже здесь можно почувствовать тепло не только потухшего костра, следа былой стихии, но даже от света мерцающих звезд – тоже следов. Момент «сейчас» растянут в нужных направлениях.
А что до пространства – он уже давно, еще будучи юношей на Земле, заметил сходства в строении сетей нейронных мозга, сетей галактик, сетей рек, питающих сети корневых систем деревьев с сетью ветвей, на которых листья с сетями жилок, в которых перемещаются сети атомов. Фрактальная модель Вселенной, всего Сущего. И вот оно – все сошлось в единой точке – в нем. Голова идет кругом от калейдоскопа сменяющих друг друга вечностей и кажется: вот-вот узнает что-то, постигнет и впитает, и даже ветер зашуршал от страха, ярости или одобрения, готовый пламя вновь раздуть. Сама реальность меняется – все дышит страстно в предвкушении. Наверняка и Хаш с таким сталкивался, когда расшифровывал письмена – все вот-вот откроется и изменится навсегда. Но нет… Возможно, это делается не совсем так, а возможно и менять особо ничего не надо – разве что понять, почувствовать и записать.
Из палатки вышла Люциана, потянулась и подсела к Жене.
– Не спится? – спросила она.
– Не хочется такую ночь пропускать. – Он все еще улыбался.
– Еще будут другие. – Она тоже улыбнулась, смотря в ту же сторону, где, казалось, не было ничего необычного.
– Ты никогда не будешь прекраснее и моложе, чем сейчас, – вспомнилась откуда-то красивая фраза.
– Спасибо… – Можно было подумать, что она слегка смутилась. Затем на мгновение задумалась и сказала:
– Ты очень снисходителен и добр, учитывая положение…
– Ты тоже выгодно выделяешься из местного колорита.
Они захотели; она была не против, и так телепатически сговорились поцеловаться.
– Ты сомневаешься…
– Пойдем… – Они захватили подстилку и удалились на несколько десятков метров, чтобы в странных условиях заняться сексом. Пусть холодно и укутаны в три слоя, и незачем совсем им это делать – все произошло как-то уж слишком легко, как будто давно знакомы и давно этого хотели. В стиле «а чего это, собственно, «незачем»?» – мы оба прекрасные люди, так пусть лучше будет, чем не будет». Евгений все еще был под контролем, иначе бы ни за что не изменил жене. С другой стороны – будь он «в своем уме», вообще бы ничего этого не было. По крайней мере, ближайшие год-два.
Они вернулись и сели в обнимку, чтобы согреться. Шаттьях с парой капитанов все поняли и опять легли спать. А Женя с Люцианой неподвижно ждали предрассветных лучей светила.
Среди огромных папоротников и растений, напоминающих воткнутые палки по колено, кое-где, под слоем земли виднелись подозрительно знакомые гладко вытесанные камни, аккуратно выложенные чьими-то руками. А вдалеке от их тропы, если позволяли зрение и концентрация, можно было определить обломок постройки.
– Да, здесь действительно когда-то был городок, – сказала Люциана, все это время смотревшая на него, и пытавшаяся узнать, о чем эта химера думает.
– Уже неизвестно, почему покинут. – И она посмотрела вдаль.
– Давай спросим? Вдруг здесь остались их следы?
Люциана посмотрела на него с улыбкой и готова была попробовать, но голос Шаттьяха все нарушил:
– Погнали, нечего засиживаться.
Отряд собрал манатки весьма оперативно и продолжил путь, постепенно смещаясь на запад. Особого выбора и не было. И Люциана и Шаттьях помнили достаточно хорошо, где библиотека, и знали, как проще всего туда добраться. И вновь ехали молча, сделав одну остановку ради убиения невинного животного и получения лакомства. На этот раз добавили листья удобно раскинувшегося поблизости съедобного кустарника. Хотя с ягод его, как было замечено, разбухали яички (остается только гадать, что происходило с женщинами), так что, на всякий случай кушать их не стали.
Они миновали крошечную опушку с сочными цветами. Часть из представленных сортов, безусловно, можно было видеть в саду Инлюх’цида. Шаттьях не выдержал и нарушил убаюкивающую тишину:
– Келамизар, его знания и библиотека – единое целое. Он меняет ход времени произвольным образом, видит вещи насквозь и знает будущее наперед. Не передумал?
– Нет.
А пейзаж тем временем менялся. Лес поредел, и кадры с пестрой растительностью уступали место новым, с неизвестной, но все еще кажущейся знакомой, местностью. Светило жарило их плечи, варило прямо в панцирях, превращая в невкусный суп. На пути протекал ручей, порожденный ключом. Тут они как следует напились и набрали воды под завязку.
Равнина лихо взяла вверх, и справа показался кряж. Минутой позже появилась река – она как будто пряталась все время, хотя ее присутствие ощущалось раньше.
Тропа, то расширяясь, то сужаясь, виляла, как ей вздумается, и вела их обратно в лес. Пару раз Шаттьях поглядывал в подзорную трубу, чтобы отбросить последние сомнения.
Вдруг небо быстро заволокли тучи, добавив ложек дегтя в сиреневое море, и посыпал долгожданный дождь. Все перемешалось в ощущениях Евгения, но на душе было приятно. Даже свисавшие мокрые ветви деревьев, подозрительно похожих на земные ивы, смешили, шлепая по суровым мордам. Лошади явно были не против, чтобы их наездники слегка помылись.
Небеса (а может кто еще?) знали, когда опрокинуть свой ушат, заполненный до краев. Дождь нещадно колотил по открытым головам, словно отговаривая путников от их темного дела, но воля их была непоколебима и несгибаема. «Коль не слышно ничего и не видно ни шиша, так и фиг с ним, с дождем – глядишь, издохнет скоро» – примерно так могли подумать капитаны, если бы отвлеклись от таинственного тихого и малость приятного морока, что за последние часы лишь усилился молочной непроницаемостью.
Они промокли до нитки и прошли еще километра два, и вот – лес расступился и пред взором путников явилась она – Библиотека. Ее в самом деле стоило именовать с большой буквы. Высокая башня, сложенная черным камнем, немногим уступала Крепости в размерах. Она стояла неподалеку от невесть откуда взявшегося обрыва. С трех сторон закрыта высокими деревьями, и лишь ее макушка слегка возвышалась над лесом. У сооружения почти не было бойниц, и для войны оно явно не было предназначено. Тем удивительнее, что оно осталось почти нетронутым, а ведь этой, можно смело сказать, великой, а то и единственной уцелевшей самостоятельной и самодостаточной библиотеке около тысячи местных лет!
В окошках на первом и втором этажах горел тусклый, моргающий свет, и создавалось впечатление, что это древнее, угрюмое и дремучее чудище не собиралось попадать лишний раз на глаза, но к гостям было готово.
Люциана, Шаттьях и Евгений вошли внутрь и осмотрелись. Сразу после невыразительной прихожей с парой скамеек раскинулся колоссальных размеров круглый зал с куполообразным потолком высотой под десять метров. С первого же шага по этой священной земле неминуемо начинает кружиться голова, словно на нее действует иное атмосферное давление; угрожающе, но немо наступают исполинские стены, а в нос сразу проникает приятный и хорошо знакомый запах старых книг. Их здесь такое невообразимое множество, что оно могло бы конкурировать с известными на всю Землю библиотеками. Просто глядя на стройные ряды полок при свете горелок, уже создавалось впечатление, что ты столкнулся с самым главным, бесконечным, вневременным.
Помимо трехметровых книжных полок, стоящих внизу, здесь был второй ярус с двумя пересекающимися мостиками. Там тоже стояли полки и столы для чтения.
Капитаны зашли вслед за родственниками, но спустя мгновения решили подождать снаружи, чтобы присмотреть за лошадьми, хотя там продолжал моросить дождь, и было намного холоднее.
Остальной отряд, медленно и заворожено осматриваясь, наслаждаясь неповторимой атмосферой – каждый по-своему, прошел вглубь зала и увидел трех чингар.
На высокой стремянке стоял граф и, как будто вел опись экземпляров. А чуть поодаль и внизу стоял Келамизар с графиней. Старый только что ей что-то рассказывал.
С графскими особами все было примерно ясно: одеты вычурно и пышно, вплоть до удлиненного подобия фрака и вечернего платья с кружевами из черной ткани, что здесь считается роскошью. Как будто собрались на бал – «лопни, но держи фасон». Ауры от капитанских отличались большей выраженностью «квазидоброго» светло-голубого свечения. Да и ту разницу можно было объяснить временным отсутствием необходимости постоянно быть начеку.
А вот с гвоздем программы все интереснее. Этот чингарский старец ростом с Евгения. Копны длинных, свисающих до плеч, волос еще не поседели до конца. Одет в довольно простенькую, удобную светло-коричневую робу с капюшоном и плащом до пола. Его морщинистое лицо не отражало следов бесконечных мук, как это часто бывает.
Человеку, только обретшему виденье в духовном спектре, могло бы показаться, что у Келамизара вовсе нет ауры. На самом же деле его аура, едва-едва заметного сине-фиолетового тона, словно облако газа, заполняло все пространство Библиотеки целиком. Остальные ипостаси, казалось, стали ему настолько чужды, что он лишь изредка позволял разбавить ауру тусклыми мимолетными пузыриками всех цветов в произвольных местах зала.
Ну и, конечно, взгляд. Опять же, обычному обывателю ничего сразу в глаза не бросилось бы: ни надменности, ни страсти, ни томного ожидания, но в одном можно быть уверенным – он знает больше тебя, кем бы из живых ты ни был.
Келамизар поднял голову и уже смотрел в сторону входящей группы. В глазах вспыхивали и гасли желтые искорки.
– Благодарю, что приняли нас, – начал Евгений, и они поклонились.
– Сразу к делу? – спросил Келамизар, пристально смотря Жене в глаза. На брата с сестрой он даже не взглянул. Граф и графиня, напротив, стали внимательно изучать всех, кто пожаловал в столь поздний час.
– Да.
Келамизар помедлил еще мгновение и отвернулся.
– Что-то конкретное? – спросил он.
– «Заметки отцов: часть восемь».
Граф, услышав телепатическое указание, пододвинул лестницу к нужному месту, залез, и почти сразу извлек искомое. Это была огромная книга формата А2 и толщиной сантиметров пять. Переплет болотного цвета с серебристой рамкой. Материал обложки прочный и напоминал кожу сержантских доспехов.
Граф с трудом протянул ее сначала хозяину, но Келамизар кивнул на дальний стол. Граф послушно отнес, куда велено, и постарался положить ее не брякая. В худшем случае вряд ли бы книга пострадала сильнее стола.
Окружающие стали о чем-то балаболить. Евгений, мгновенно отгородившись от всего прочего, сел за стол, открыл двадцать третью главу и впился в знания, запечатленные на пожелтевших и пропитанных пылью от времени прочных толстых страницах.
Его глаза забегали в безумном танце, зрачки вновь расширились, сознание помутнело, и голова упала на книгу.
Одинокая хижина в горах на севере. Посередине стол, по всей площади расстелен матерчатый свиток, а на нем двуручный молот. Оружие иногда лоснилось нефтью. Все это видно сверху, словно крыша у домика пропала. При большем подъеме стал виден полукруг людей: среди них было двое низких бородатых, женщина с арбалетом за спиной, монах в серой рясе, со спрятанными в рукавах ладонями, еще один стоял чуть поодаль. Некоторое время наблюдал за ними. И вдруг монах поднял голову и посмотрел на меня.
«Вот это, мать его, четкое видение!».
Это было сродни звона колоколов близ церкви – так потрясло, что даже контроль на секунду ослаб, позволив Жене выразить впечатления. Всего пять секунд он пролежал в отключке – никто не стал бить тревогу. Келамизар не сводил глаз с Евгения, и когда книга была закрыта (даже одна глава не была дочитана), позвал его за собой в башню.