Первым выступал Панас. Сцепив пальцы на немалом животе, он, глядя в камеру, произнес, обращаясь через пространство к отсутствующему в студии большому Вертолетову:
– Александр Арнольдович, неужели вы осмелились отжать жирафов у Пересветовских детей!?
На этом месте Данила Егорович рассмеялся и выключил комп. То, что последует, ему было очевидно в деталях.
Адель подкралась со спины и больно укусила старца за ухо острыми зубками.
– Ай! – сказал Данила, чтобы сделать даме приятно. Он-то помнил, что и Том Сойер тоже любил во время богослужения воткнуть иголку в спину впереди сидящего мальчика с этой же целью.
– Пудинг готов! Иди, мой руки.
Данила поплелся к рукомойнику.
– Подлое было время, – сказал он, вытираясь старым пододеяльником, глядя на выключенный компьютер. – Стас и Панас, словно плохая отрыжка из девяностых. Почти добили они тогда нас. Народ наш им попался – добрый, жалостливый, оттого беззащитный. Этим воспользовались. Ведь мир спасали как никто в истории! Болгар, армян, сербов, вьетнамцев, арабов. А себя чуть не потеряли.
Адель резала пудинг, раскладывала по тарелкам.
– Тогда нас дурили не одни собственные хитрецы, – Данила не мог остановиться. – Тогда радиостанция «Маяк» каждый день в девять вечера передавала музыку Сёко Асахары, бандита и великого отравителя. Чушь несли в наши уши: «При повторении мантры номер двести пять, подтверждают врачи, улучшается давление, меняется частота пульса, трансформируется зрение». Потом «Маяк» оправдывался: от нищеты бандитов пустили в эфир. При этом радиостанция не закрылась, даже названия не сменила. А Асахару и его ребят японцы повесили.
Засмеялся:
– Помнишь, у Блока о нас, России: «Пускай заманит и обманет, Не пропадешь, Не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты». Кажется, мы не сгинули.
Шевельнул вилкой яблочный пудинг. Попробовал.
– Чудо. Вот ты зачем выходила! Сегодня четверг. Из Воздусей возят творог и яйца. У Степана брала?
– Он еще спросил, откуда у Данилы Егоровича такая молодка. Точно не дочка.
– А ты?
– Пропустила мимо ушей.
– Правильно. Как там у нас в Толедо – Callad? Молчим!
Потом Данила долго еще клеил на верстаке пластинки альпена. Края листов придавлены гантелями, не улетели бы. Адель неподалеку что-то набирала на смартфоне. «Лолин» аккумулятор мирно заряжался от мощного выпрямителя.
В Пересветовске в это время происходили драматические события. Руководство местного отделения партии «Единое Отечество» добилось-таки прихода своего верного коллеги Вертолётова на открытое заседание в присутствии прессы – близились выборы мэра города, за ними губернаторские. «Жирафогейт» партии никак не нужен. Александр Арнольдович красиво подъехал к зданию в машине «скорой помощи», в которой всю дорогу стоял, чем подтвердил диагноз постигшего его воспаления седалищного нерва. Из автомобиля медики вывели архитектора по проложенным доскам, эффектно вошли с ним в зал заседаний, чем уязвили особо въедливых журналюг.
Выступление Вертолётова перед сотоварищами продумано и аргументировано. Из папки извлекались и тут же прятались бумаги, которые никто не успевал рассмотреть. Получилось, что да, его превосходительство Йовери Кагута Мусевени жирафиков в Таганрог отправил. Прибыли они в порт никому не нужные, голодные, без сопровождения от города. Случайно он увидел информацию об этом в мэрии Пересветовска и равнодушным не остался. Проводить кормление, перевозку через городские сметы – большая канитель. И зверушки сдохнут. Вот и решился из жалости вмешаться кровными. Думал перевести, подлечить и – подарить Пересветовску в День города! Должен был быть сюрприз. И зачем поднят шум в желтой прессе, местной и столичной?
Вопросов было много, но от них Вертолётов отбивался шутя.
– День города в сентябре уже прошел, отчего подарок не сделан?
– Да потому, что никто и не говорил именно об этом Дне, будет и следующий. Надо дать зверушкам акклиматизироваться.
– Связаны ли вандализм в отношении вековой акациевой аллеи имени профессора Пржижемского в Нижних Воздусях, в которой порубили все верхние ветви, и необходимость кормить жирафов в заповеднике?
– Бред! Но можно проверить исполнителей.
Общую позитивную картину подпортил мрачный сотрудник «Твоё», попросивший прокомментировать объявления о продаже трех жирафов в газетах Нового Уренгоя, Нижневартовска и Комсомольска-на-Амуре. Потенциальным покупателям предлагали обращаться на безымянные телефоны и в неизвестную фирму.
– Не ваша фирма, господин Вертолетов?
– Не моя! Докажите обратное.
В итоге все поздравили Александра Арнольдовича с воскресением, обошлось без строгача с занесением. И как не радоваться? Коллега шикарно оправдался. Жирафы вскоре переедут в городской зоопарк, станут на довольствие. Экономия в городском бюджете возникла за счет щедрости Вертолетова. Транспортные расходы ему возвращать не будут.
Домой Вертолетов ехал без помощи медиков, на «Maserati Quattroporte» заехавшего за ним сына. Читатель, если тебе такой «мазерати» на жизненном пути попадется, бери, не задумываясь – пятьсот тридцать лошадей при цене меньше десяти лимонов! У подъезда своей «хрущобы» на ночь не оставляй – поцарапают или, не ровен час, подожгут. Сам знаешь, сколько сейчас неадекватов, всяких там фриков, гиков, нердов, допи. А я и веганам не вполне доверяю, странные они.
Седалищный нерв у Вертолетова благополучно отпустило.
Глава 6. Тёплые спальные ямы
– Данила Егорыч, что за кучки мерцающих огоньков над Доном?
– Это не спят Яа, Ык, Тя, Ку и Ге. Здоровые парни. Охраняют поселок. От пещерных львов. Чужаков с Нижней реки…
– Бредишь, Данила?
– А знаешь, Алелюшка, что под нами? Костёнки! А знаешь, какой сейчас годик? Сороковое тысячелетие от рождества Христова. Так что мы там.
Адель поняла. Будет сказка. Она прикрыла глаза и уткнулась в нехилое плечо командора, пахнущее яблоками.
Утром Яа с больной ногой не взяли в загонный отряд, За Сизым оврагом дальние стражи заметили молодую мамонтиху с совсем крошечным мамонтёнком. Мамонты неопытные и, видимо, дальние, иначе не подошли бы столь близко к посёлку. Может быть, заблудились и отбились от стада. Загонщики, помимо копий с кремневыми наконечниками, взяли колотушки и выкрашенные красной охрой оленьи шкуры. Размахивая ими, будут подгонять маленькое стадо к обрыву и охотничьим ямам. Пока те, окончательно запуганные, не сорвутся вниз. Хорошо, что с ними нет самца. Тот, массой тонн в пять, и на прорыв может пойти, раздавить словно земляничины, загонщиков тумбами ног. Не говоря о трехметровых бивнях, от которых настигнутому спасения нет.
Если у загонщиков получится удачно, к туше выдвинутся раздельщики-отвальщики, женщины. Те точно знают, что к чему. Что будет съедаться первым, так как быстро портится, а что и месяц полежит в донской проточной воде. И только мощная Ань, матриарх и глава поселения, знает, кто и сколько получит свежачка. И получит ли. Она тоже ушла с загонщиками, что говорит о важности события и, косвенно, о скудности оставшихся запасов.
Солнышко светит. Меловые откосы сияют. Ели до неба. Клюквенные болотца. Поздний палеолит. Жизнь прекрасна! Что там, у старого воина Николая Ивановича Воробьева?
В посёлке за «верстаками» немилосердно стучали каменными молотками мастера-оружейники. Верстаки – деревянные колоды с щелями разной ширины. В них вставлены куски кремня-нуклеусы. Если отбить все лишнее, получатся топоры, молотки, колотушки, наконечники копий и дротиков, грубые и тонкие скребки для выделки шкур. Все – в личный арсенал Матриарха. Будет использовано во благо роду, на охоте и в хозяйстве. Что-то пойдет на обмен с чужаками Нижней реки. Если к оружейниками правильно подойти, они в рабочее время из общественного сырья просителю, что угодно сделают. Хотите замечательный кремневый нож? Особо удобный каменный топор? Это не приветствуется, но коррупцию, слава Богу, в позднем палеолите пока никто не отменил. Главное, Матриарху не попасться. Ань строга и не милостлива. Если заметит, у всех… будут проблемы.
Яа от оружейников ничего не надо. Он и сам парень не промах. Сидит пока. Ждет.
Вот из своей спальной ямы, над которой высоченный командирский шалаш, выбралась, наконец, красотка Айя, матриархова дочка. Да, хороша. Тонкая талия. Ростом не ниже Яа. Грудь! Мощная, полная жизненных соков. А как ей идет прическа. Аккуратно подбиты красивые пепельные волосы. Наш современник бы увидел в ней сходство с Мирей Матье. Мама дочку любит и бережет. Девочке двенадцать лет, но поклонников нет. Не подпускают, держат в трепете.
Яа однажды, когда Матриарха в поселении не было, улучил момент и показал Айа свой аккуратный шалашик. Вместе заглянули в его уютную спальную яму, выстланную мягкими свежими шкурами. Их Яа сам выделал, удалив шерсть. Такие немного в поселке. Труд долгий. Терпения требует. Большинству того не надо. Ходят в белесых оленьих волосах.
Да, яма хорошая, но для одного великовата. Для двоих – в самый раз. Главное, что девушка увидела в прошлый раз, была вырезанная Яа из мамонтового бивня статуэтка размером в ладонь. В ней без труда каждый узнал бы Матриарха. Её Яа сделал, когда Матриарх была в положении, родив сестренку Айи. К сожалению, малышка не окрепла, простудилась. Так часто случается с детьми, появившимися поздней осенью, До весны не дожила. Теперь Яа хотел спросить у девушки, не откажется ли мать принять запоздалый подарок. Не огорчат ли ее воспоминания. Подарить желательно к хорошему случаю. Например, после удачной охоты. Может, сегодня, если у загонщиков все получится?
– А вот это только тебе, Айя. Узнаешь?
Яа протянул девушке другую статуэтку собственной работы. Поменьше. Смотрел, не отводя от нее глаз. И вдруг из его груди полились трели, которые не ждал. Звенело нараспев:
Айя смущена, очарована. Но до чего хороша! Как богато одета. Ожерелье и подвески из сверленых цветных камешков, морских раковинок, кусочков желтых белемнитов. Рассмотрела подаренную Яа фигурку. Поняла: это она!
Топот тяжелых ног. Загонщики возвращались. Им не повезло. Добыли мамонтенка. Потеряли двоих охотников. Мамонтиха оказалась той ещё… лисой! Вместо того, чтобы, как делают другие слоны, пятиться с детенышем по меловому мысу к обрыву и ямам-ловушкам, она пошла на прорыв. Не сдержали её крашеные красной охрой оленьи шкуры, от которых шарахались волки и пещерные львы. Двое мужчин, пытавшихся преградить путь копьями, разъяренная мамонтиха весом в полторы тонны просто расплющила. И ушла! Но, может быть, еще вернется к месту, где оставила дитя. Наблюдатели ждут.
– Почему мамонтиха не боялась красного?
– Наверное, у неё был дальтонизм. Не различала цветов. Звери этим тоже страдают. Не перебивай.
Матриарх в ярости. Рыкнула на Айю. С подозрением глянула на больную ногу Яа. Девушка скрылась в мамином шалаше. За ней проследовала матриарх. Вышла тут же с внушительным суковатым дрыном, уважительно именуемым «укоризной». Заметив «укоризну», старики-оружейники активней застучали каменными молотками, ниже согнулись над верстаками-колодами. Матриарха не провести. Понюхала чуткими ноздрями воздух – не баловался ли кто без нее мухомором. Наметанным взглядом оценила число нуклеусов-кремневых заготовок, горку отщепов, наработанную за день. Ей ясно, как минимум, два изделия на выкладке готовой продукции не представлены. Куда-то «ушли»?
У костёнковцев нет своего кремня. Его выменивают за мясо и шкуры у соседей с Нижней реки. Там из-под воды торчит «камень-блескунчик» (гранит), попрочнее топоров из кремня. В дело не идет. Технологии пока не позволяют. Кремневые стяжения обильны в писчем мелу и только над «блескунчиком». Их «нижние» собирают, продают «костенковцам». Запросы немыслимые: вес кремня против восьми весов мяса! Или двенадцати весов рыбы! Это справедливо? Монополизм. Обдираловка. С «нижними» бы разобраться, да кто знает, сколько их. И как они в бою.
Матриарх неслабо прошлась «укоризной» по шеям и спинам четырех оружейников. Старики терпели, прикидывая, ограничится ли матриарх такой расправой или вечером у них будут проблемы с едой. Не досталось только молодому Гаа, который недавно изложил матриарху собственную идею пращи. Круглое стяжение серного колчедана, которых в писчем мелу у Костенок немало, Гаа обвязал оленьем сухожилием. Раскрутив конструкцию над головой, он метнул увесистый снаряд на сто шагов и пробил на вылет рогожку, плетение из стеблей камыша-рогоза. Это втрое дальше броска копья с каменным наконечником самым сильным мужчиной. Гаа продемонстрировал и поселянам новое оружие, прилюдно запустив камень в летящую воронью стаю. Две птицы сбиты. Несомненное ноу-хау со значительными перспективами! Были осложнения. При испытаниях камень оторвался от перевязки и угодил в жилой шалаш, прорвав стенку из шкур. К счастью, никого не убило.
– Данила, к черту оружейников! Совсем заврался, друг мой.
Адель нетерпеливо дернула командора за рукав.
– Давай дальше про Айя и Яа.
– Хорошо. Знаешь, Аделюшка, что такое «промискуитет» применительно к древним обществам? Будто бы были времена, когда все дамы были общими. Надежных примеров нет. Указывают на бесписьменное прошлое. То есть на непроверяемое. Врут, Адель! Не было такого. Всегда были между мужчиной и женщиной предпочтения и любовь. Иначе к чему у дам в палеолите все эти украшения, краски, как в современной косметичке, если нет конкуренции, попыток завоевать любимого?
– Не отвлекайся. Давай про Айя и Яа!
– Ну… Что сказать. У матриарха в Костенках под «укоризной» было человек четыреста. Соединиться молодым при столь суровой маме можно, например, побегом из поселения к чужакам, на Нижнюю реку… Но лучше бы свой статус утрясти среди своих. Дома.
– Вот! Давай про Нижнюю реку!
– Да. Но то большая история… Раз настаиваешь…
В далекие семидесятые годы Данила, мастер-металлург Алюминиевого завода, довольно близко познакомился с профессором Евсеем Моисеевичем Перпендикуляровым. Что общего могло быть у молодого (тогда) металлурга и старого геолога из Пересветовского университета? Правильно, профессорские рассыпающиеся от непосильных нагрузок «Жигули». Прицеп геологу для вывоза находок из поля в город был нужен, а в продаже его не найти. Данила-мастер склепал профессору Евсею замечательную прочную и легкую конструкцию из дюралевого уголка и нескольких листов алюминия. Ось и колеса от «Опель-Кадета» тридцать четвертого года выпуска нашли на авторынке. Обошлись они недешево, в пять бутылок «Солнцедара», по рублю и пять копеек каждая. Это вино возили из солнечного Алжира в Новороссийск танкерами, где разливали по бутылкам, которые народ называл «огнетушителями». Так молодое государство расплачивалось с СССР за оружие. И присказка была: «Не теряйте время даром, заправляйтесь солнцедаром».
Это попутные мелочи. Главное, зачем был нужен прицеп?
Оказалось, когда строили Гранитный ГОК на реке Гаврило, что ниже Костенок на Дону, Перпендикуляров наткнулся на пласт из песка и глины, переполненный костями древних животных. Поздние мамонты, носороги, длиннорогие зубры, пещерные львы. Встретил Евсей Моисеевич и челюсть редкостного альпийского слона. Описания с удовольствием печатали в СССР и заграницей.
Жил Перпендикуляров в собственных «жигулях» на краю ржаного поля. Тогда это было безопасно. Варил дважды в день на бензиновом примусе «молодильную кашу» (так на Руси звали варево из зеленой ржи), грузил в прицеп, слепленный Данилой из пустяков, огромные кости. Коричневые шли из песка, белесые и зеленоватые – из глины. Чтобы не пропустить ничего, сидел днями у шагающих экскаваторов, «выпасал» своих зверей. Чтобы рабочие не вредничали и не спускали в отвал находки, покупал им ежедневно в сельмаге по паре «огнетушителей» с «солнцедаром». Начальство карьерное его не любило. Опасались, из-за раскопок могут добычу гранита приостановить. Удивительное дело, но местный райком партии в Петровске против ожиданий поддерживал профессора. Велел добытчикам гранита ему не мешать. Значит, было бескорыстное уважение к науке, ныне утерянное. Особенно к тем разделам, которые дают, конечно, новые знания о природе, прошлом, но к быстрой прибыли отношения не имеют. Жак Паганель, симпатичный рассеянный географ Жюля Верна, выглядел бы сейчас существом не от мира сего. Никчемным ботаном, хранителем ненужностей.