Изга в шоке был. На мгновение захотелось махнуть рукой на строптивицу и отпустить, куда просилась. Домой. Пешком через тайгу. И пусть бы кто-нибудь другой рассказывал ей про угрозу жизни, заказчиков убийства и банальное обморожение. Шаман верил, что если он заглянет в Ирину и не обнаружит толстой нити привязки предназначения, то сможет проводить её за дверь и не броситься следом. Чужая женщина – чужие проблемы. Но красота узла, завязанного не без помощи воли Вселенной, заключалась как раз в том, что женщина своя. Та самая, кого ждал так долго, превратившись в мужской вариант Ассоль. Просто сидел в избе и ждал, когда на горизонте вспыхнут алые паруса и счастье само приплывет к нему в руки. А появилась Ирина. Упала прямо с неба на голову. «Вот она я, смотри, какая досталась».
Слабая, уставшая, больная, злая, несчастная, одинокая, недолюбленная настолько, что хотелось обнять и не отпускать. «Где ты была столько лет? Что ты делала, чем дышала, как тратила свою жизнь вдали от меня? И я тоже хорош. Где я был? Как я мог допустить, чтобы тебе стало так больно? Что ты пришла ко мне израненная?»
Била она сильно. Голова гудела, пока пытался войти в транс. Казалось, что все духи сговорились и разом набросились, чтобы что-то объяснить и показать. Он увидел. Не только связь и сгусток возле сердца, но и острую боль в животе. Последнюю удалось снять, но долг врача требовал посмотреть, что случилось. Изга чувствовал себя вторым женским персонажем за пять минут. Скарлетт О’Хара с её: «Я подумаю об этом завтра». Он обдумает всё. Обязательно. А сейчас нужно позаботиться об Ирине.
До саквояжа с медикаментами шел на деревянных ногах. Бубен долго прижимал к бедру и не знал, куда положить. Вспомнилась шутка о том, что когда страдают близкие, часть мозга, отвечающая за медицину, отключается напрочь. Для шаманов подобное тоже справедливо. Себя не видишь совсем, а связанных с тобой друзей, знакомых, родственников, как через кривое зеркало. Пытаешься отстраниться и работать – забываешь, что рядом живые люди. Вспоминаешь, кто именно нуждается в помощи, и не можешь работать. Глупости делаешь, из рук всё валится. Внутри один стылый ужас, что ошибешься и навредишь. Как новичок, впервые взявшийся за бубен. Идиотом себя чувствуешь, язык заплетается. Какой там транс? Просто бы по лесу пройтись и не провалиться сквозь землю от стыда и неловкости.
Где перевязочный материал? Сутки прошли, повязку пора менять. И катетер снять, не нужен он больше. Изга вернулся с саквояжем в гостиную и замер на пороге. Ирина уснула. Обняла мягкий диванный подлокотник и ровно дышала, чуть приоткрыв рот. На бледные щеки вернулся румянец, морщинки на лбу и переносице разгладились. Проклятая метка смерти едва мерцала, но никуда не делась. Вселенная не собиралась отдавать шаману его счастье легко и просто. Поманила издалека, но по-прежнему крепко держала жизнь Ирины в зубах. «Хочешь? Попробуй отбери».
А нужен ли он ей? В столице совсем другая жизнь. Не слишком замечательная, но она гораздо привычнее глухомани, где обитал шаман. Что скажет Ирина, узнав, какая связанная душа ей досталась? Половину он уже слышал. «Шарлатан, наркоман, псих». Она больная собиралась сбежать, здоровая точно не останется. Фыркнет, закатит глаза, развернётся и уйдёт. Не ремнями же её к дивану прикручивать. А чем удержать? Чувствами? Они, если появятся, то очень не скоро. Старыми легендами? Ирина посмеется над ними. Супом с говяжьими рёбрами, льняными сорочками, бревенчатой избой?
Да что ж одни женские мысли в голову лезли? Не слышал ни разу о таком побочном эффекте после камлания. Не мог же он настолько глубоко нырнуть в Ирину? Или смог? «Зацепил» в трансе и нечаянно «выпил»? Она поэтому спать легла? Да нет, что-то не то.
Изга сел на диван и поставил саквояж под ноги. Будить не хотелось. Она так умиротворенно улыбалась, что язык не поворачивался позвать по имени. Пусть отдохнет немного. Эффект от шаманского лечения примерно такой же, как после укола сильнодействующего препарата. Жаль, что грубое тело гораздо податливее тонкой души. Сгусток он убрал, бросаться на него с кулаками Ирина больше не должна, но проснется прежней. Со всем недоверием, скепсисом и нежеланием слушать.
Нет, он не станет рассказывать ей про связь. Он после всего, что узнал, будет тщательно выбирать слова. И думать. Очень много думать. А начнет прямо сейчас.
Глава 6. Чёрный шаман
Проспать до утра не удалось, я отдохнула и открыла глаза. Диван вспомнила не сразу, гостиную тоже. Пока привыкала к темноте, всё казалось чёрным и бесформенным. Солнце отдыхало на другой стороне планеты, а Луна, видимо, уменьшилась до состояния огрызка и стыдливо пряталась за облаками. Хотелось играться словами: «Не видно ни зги. Изги тоже нигде нет». Он укрыл меня одеялом и ушел. Я попыталась встать, и тут что-то зашуршало в углу.
Мыши?! Мамочки, я не выносила мышей! Кто ещё мог шастать по дому? Вот и живи на природе. Чёрт, мыши! Серые, мерзкие, гадят везде, в комнате воняет.
– Фу, господи!
– Ирина? Что такое?
Невысокий холм одеяла зашевелился, и я увидела шамана. На коврике спал, под диван забился. Рядом со мной место было, а он выбрал «половую жизнь». Постеснялся? Тогда почему в спальню не ушел? Мне, конечно, приятно, что он берёг мой сон, но было неловко.
– Ничего, – выдохнула я. – Испугалась.
Он встал, зажёг свет в комнате. Сразу весь. И я надолго зажмурилась. Дурная врачебная привычка. В больницах так делали. Я лежала в детстве на обследовании ещё когда платной альтернативы не было. Медсестра заходила в палату на десять человек и врубала лампы. Орала: «На анализы!» Ни один звонок будильника после я ненавидела так сильно, как её противный квакающий голос.
– Как себя чувствуешь? – сонно пробормотал Изга. – Живот болит? Покажи.
Спасибо воспоминаниям, отреагировала я на автомате. Вытянулась на диване, откинула одеяло, и, когда ткань сорочки поехала вверх по голым ногам, сообразила, что раздета. Стесняться шамана я за это время меньше не стала. А после того, как видела его с бубном, дистанция стала ещё больше. Настоящий шаман, почти небожитель, а тут я с отросшей щетиной на всех местах. Да, на всех. Зону бикини я эпилировала до гладкой кожи. Привыкла так, нравилось. А за три дня вынужденного отпуска неухоженность стала бросаться в глаза. И так лежу нечёсанная, неумытая и противная сама себе.
– А можно я оденусь сначала? – пролепетала я, прижимая сорочку к ногам. – Ладно, шуба могла после аварии пострадать, и ты её выкинул, но бельё-то целое. Верни, пожалуйста.
Отреагировал он странно. Я приготовилась упираться рогами и отстаивать своё право не светить голым причинным местом перед посторонним мужчиной, а Изга сгорбился, отвернулся и уже на ходу ответил:
– Сейчас принесу.
Что с ним? Муха-девственница укусила? Тоже стесняться начал? Хирург? Как-то слабо верилось, но задавать вопросы я не стала. Теперь Изга в моих глазах мог выглядеть настолько чокнутым, насколько ему самому нравилось. Представить страшно, как далек его мир от привычного мне. «Чёрный шаман» – звучало круто. Почему-то гораздо солиднее, чем белый. Это как чёрный маг, да? Тот же смысл?
Он вернулся с комком ткани в руках и протянул мне. Тонкий хлопок брендовой маечки я узнала наощупь. Раскрыла и на колени выпало остальное бельё. Чистое. Бережно выстиранное и высушенное так, что на ткани не осталось заломов. Я покраснела. Останься бельё несвежим, я хотя бы была уверена, что Изга его не трогал. А так – сколько раз прикоснулся? Это было интимнее и бесстыднее, чем все врачебные осмотры вместе взятые.
– Отвернись, пожалуйста, – попросила я, едва ворочая языком, но шаман уже встал ко мне спиной.
Пальцы перестали гнуться. Я неуклюже ворочалась и пыхтела, не обращая внимания на вспыхнувшую боль в животе. Перетерплю. Главное, быстрее одеться.
– Слушай, а можно вопрос? – спросила я, лишь бы не молчать. Вынужденная пауза напрягала и нервировала. Спина шамана тоже. – Чёрный шаман вроде чёрного мага?
– Нет, не вроде, – отозвался он, даже не пытаясь обернуться. – Смысл разделения на белых и чёрных в другом.
– В чём? Расскажи, пожалуйста, мне интересно.
Бюстгальтер я сначала хотела надеть под сорочкой, но проталкивать лямки в узкие рукава оказалось неудобно. «Верх» пришлось снимать полностью.
– Миры делятся на верхние, где живут боги, средние, где живут люди, и нижние, принадлежащие мертвым, демонам и Эрлику. Белые шаманы потому белые, что они путешествуют только по верхним мирам. Служат богам, приносят им жертвы и никогда не спускаются на нижние миры.
– А чёрные шаманы не поднимаются на верхние?
Я не врала на счёт интереса. Подозревала, что Изга специально для меня упрощал объяснения, но он говорил. Не задирал нос, как принято у всяких гуру, не отвечал снисходительно: «Ты вряд ли поймёшь такие сложные истины, девочка», он рассказывал.
– Нет, поднимаются. У нас нет запретов. Я могу обратиться к богам, а потом спуститься в царство теней. Богам обычно нет дела до проблем людей, зато Эрлик и его слуги принимают в нашей жизни самое живое участие. Когда человек долго болеет, считается, что его душу забрал Эрлик. Это не всегда так, но если я вижу, что душа ещё живого человека уже в царстве теней, то могу её оттуда вытащить. Иначе она останется там.
– Человек умрёт? – я начинала понимать. – Царство теней – загробный мир, а Эрлик кто-то вроде Харона?
– Скорее Аида, – потеплевшим голосом ответил шаман. – Ты оделась?
– Да, я готова к осмотру.
Он обернулся, а я послушно задрала сорочку до груди. В положении лёжа живот проваливался к позвоночнику, и любая девушка выглядела чуть стройнее, чем она есть, но я всё равно заметила торчащие рёбра. Чёрт, один килограмм из своих пятидесяти я точно потеряла. Нет, ну а что? При ускоренном метаболизме за мной не заржавеет. Три дня строгой диеты а-ля коматозник и можно заработать сочувственный взгляд доктора.
– Сейчас живот болит?
– Чуть-чуть, – приуменьшила я степень своих страданий, – внизу.
Пальпировать Изга начал от желудка, периодически спрашивая: «Здесь? Здесь?» Пока не прошелся по всем здоровым органам, до места удалённой ранее селезёнки не добрался. Вокруг белой повязки давил с особой осторожностью. Я млела от того, как он задерживал дыхание и прислушивался к ощущениям на кончиках пальцев. Хороший хирург тоже немного шаман со сверхспособностями. Видит и чувствует то, что другие и представить не могут.
– А духи тебе сейчас подсказывают?
– Нет, – улыбнулся Изга так широко и открыто, что я не удержалась и по-детски скопировала улыбку в ответ. – Я слышу их голоса только в трансе. Вне измененного сознания они тоже, бывает, толкают под руку, но это редкость. Обычно они живым не докучают. Половина рассказов о домовых, барабашках и полтергейстах – выдумка.
– А вторая половина?
Шаман добрался до кишечника, и сохранять невозмутимый вид стало сложнее. Я морщилась, сопела и проклинала каждый неприличный «бульк» в животе.
– Вторая – нет, – ответил он, на мгновение оставив меня в покое. – Бывает, прицепится какая-нибудь сущность и мешает жить. Со стороны человек выглядит нервным, дёрганым, злым без причины. Не до фильмов об Эмили Роуз, конечно, но приятного тоже мало. Тогда родственники идут к шаману.
– И ты становишься экзорцистом?
Он задумался. Мои аналогии ставили его в тупик. Да, я плаваю в мат.части, но нужно как-то встроить новые знания в старую информационную матрицу. Это единственный способ усвоить их. Соотнести непривычное с привычным.
– По сути да, – кивнул он, – я изгоняю злых духов. Мелких проказников выдёргиваю бесцеремонно, а с ребятами посолиднее приходится договариваться.
У меня, наверное, глаза горели ярче потолочных ламп. Всегда заводилась, наблюдая, как работают профессионалы, а тут два специалиста в одном.
– Здесь болит? – спросил Изга и как-то особенно глубоко надавил.
– Нормально, – пискнула я, стараясь не стонать. – Терпимо.
Спорить и ловить меня на лжи он не стал. Я давно привыкла к своему экстремально низкому болевому порогу. Любой осмотр причинял дискомфорт, даже если я совершенно здорова. А после операции должно быть больно. К тому же синяки на животе никуда не делись. Не до бикини пока и пляжных фотосессий.
– Хорошо, ничего серьёзного нет, – подтвердил Изга мои мысли. – Сейчас повязку поменяю и катетер уберу.
Захотелось его поддеть. Не как в прошлый раз, а мягче.
– Я думала, ты меня всё время будешь, как шаман, лечить.
Есть такой бзик у людей, увлеченных духовностью. Потусторонние силы казались всемогущими, а традиционная медицина ерундой. Таблетки – химия, прививки – зло, всевозможные терапии при онкологии – попытка злых докторов сократить жизнь. Только травы, только медитация.
Изга замер на мгновение, а потом дотянулся всё-таки до саквояжа под диваном.
– Я бы хотел, но раз взялся за скальпель, то появились нюансы, которые нужно проверять постоянно, а не только в трансе. Как заживает шов, например.
Супер! Адекватность у нас на месте. Я окончательно расслабилась и позволила шаману побрызгать мою повязку бесцветной водичкой без запаха.
***
Повязка прилипала намертво. Не сползала с тела даже после душа, поэтому отклеить её от кожи был тот ещё фокус. Изга размочил края хлоргексидином и осторожно поддел ногтем уголок. Ирина терпела ровно две секунды, потом зажмурилась. Не стонала, но шаман видел, как ей больно. Что-то не так. Руки сами замерли, прекращая пытку. Под повязкой в том месте, где к коже прикасался клей, появилось раздражение. Вчера ещё не было, а сегодня характерная краснота и припухлость.
– У тебя аллергия на препараты есть?
– Нет, – мотнула головой пациентка, – я всё переношу нормально. А что там?
С другой стороны пошли пятые сутки, признаки аллергии должны были проявиться гораздо раньше. Раздражение от мелких механических повреждений? Перевязка травмировала кожу, как ни крути.
Ирина не вытягивала шею и не пыталась скосить глаза. Да, её волновало, что происходит, но она ждала ответа от него. От Изги. Признала в нём врача и хотя бы своё здоровье, наконец-то, решилась доверить.
От осознания по телу разливалась эйфория ещё большая, чем когда Ирина спрашивала про Эрлика. До чего же примитивная реакция, а как приятно. После всех споров, ругани и швыряния посудой, словно мёд на краюшку хлеба налили. Душистый, ароматный, сладкий.
– Кожа у тебя нежная, – пробормотал Изга. – Раздражение появилось от перевязок. Я возьму пластырь другого размера. Ещё пару дней придется потерпеть. Извини, но если не закрывать шов, в него может попасть инфекция.
– Хорошо, – кивнула она. – Делай, что нужно.
Шаман заменил узкую повязку на широкую, но экзекуцию с отрыванием пластыря пришлось продолжить. Катетер тоже фиксировался на руке специальной «бабочкой». Изге не понравилось причинять Ирине боль. Не правда, что все врачи немного садисты. Когда хирург делает скальпелем разрез, пациент уже давно спит и ему хорошо. А ещё никак не удавалось отделаться от шаблона специфических отношений. Двадцать лет запрещал себе воспринимать пациенток, как женщин, и вот теперь нужно, а никак. Заклинило в голове. Не теми глазами он смотрел на предназначенную ему вселенной пару. Что-то шевельнулось, когда попросила бельё вернуть, и опять шов, перевязка, катетер.
Моложе был, легче переключался. Снимал белый халат, выходил на улицу и улыбался хорошеньким девушкам. Сейчас тоже было хорошо, но не так. Просто спокойно, что она рядом, жива, относительно здорова и ей пока ничего не угрожает. Может, в этом дело?