NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества - Трофимов Сергей Павлович 4 стр.

Когда отец поднялся, чтобы уйти, она была еще в полудреме. Девочка издала возглас протеста и потянулась к нему, но он ускользнул от ее рук.

– Отдыхай, Вик, – прошептал отец. – Скоро снова будешь гонять на своем велосипеде.

Она засыпала. Голос отца доносился все тише, словно издалека.

– Жаль, что мост Короткого Пути снесли, – сказал он.

– Я думала, он тебе не нравится, – прошептала она, перекатываясь на другой бок, чтобы он мог встать и уйти. – Мне казалось, ты боишься, что я прокачусь на нем на велосипеде.

– И то верно, – признался он. – Боялся. Но мне жаль, что его снесли без меня. Если бы власти надумали его взорвать, то могли бы разрешить мне установить заряды. Этот мост всегда был смертельной ловушкой. Все знали, что однажды он кого-нибудь да убьет. Я рад, что он не угробил тебя. Спи, моя малышка.

Различные места

1986–1989 гг.

Несколько месяцев спустя происшествие с браслетом практически позабылось, и если Вик и вспоминала о нем, то убедила себя, что нашла вещь в машине. Она старалась не думать о Коротком Пути. Спутанные воспоминания о путешествии через мост походили на бред и только навевали мысли о том сновидении, в котором ей привиделись высокие деревья и мертвые собаки. Ничего хорошего эти воспоминания в себе не несли, поэтому она спрятала их в сейфовую ячейку внутри своего разума – заперла, спрятала в дальний уголок и забыла.

Так же она поступала и в других случаях.

А их было немало: в последующем она не раз проезжала на своем «Роли» через несуществующий мост в поисках потерянных вещей.

Однажды ее подруга Вилла Лордс потеряла мистера Пентака – своего вельветового пингвина, который приносил ей удачу. Родители Виллы устроили уборку в ее комнате, когда та ночевала в гостях у Вик. Вилла решила, что мистера Пентака выбросили в мусор вместе с феей Тинкербелл и сломанной рисовальной доской. Девочка была так опечалена, что даже отказалась идти в школу – и в тот день, и на следующий.

Но Вик исправила ситуацию. Оказалось, что Вилла взяла мистера Пентака с собой на ночевку. Вик нашла его под кроватью посреди груды запылившихся игрушечных зайчиков и забытых носков. Трагедия была предотвращена.

Безусловно, Вик не верила, что нашла мистера Пентака, добравшись на «Роли» через лес к тому месту, где когда-то стоял мост Короткого Пути. Она не верила, что мост ожидал ее там, как не верила и в надпись на стене, нанесенную зеленой аэрозольной краской: БОУЛИНГ. Она не верила и в громкий шум помех, и в таинственные мигающие вспышки света в просветах между сосновыми досками.

Она четко представляла, как едет по Короткому Пути, а затем попадает в еще закрытый в семь утра боулинг-центр. Крытый мост до нелепости глупо примыкал к стене и выходил на дорожки для игры. Вик вспомнила это место. Две недели назад здесь праздновали день рождения их знакомой. Они пришли сюда с Виллой. Смазанный чем-то сосновый пол блестел как зеркало. Велосипед заскользил по нему, как масло на горячей сковородке, и Вик упала, разбив себе локоть. Мистер Пентак лежал в камере забытых вещей под полками с обувью для игры.

Эта история привиделась ей в ночь перед тем, как она обнаружила мистера Пентака под кроватью. Той же ночью она чувствовала себя не очень хорошо – обливалась липким потом, страдала от рвотных позывов, а сновидения были неестественно красочными.

Царапина на локте зажила через пару дней.

В десять лет она нашла бумажник отца между подушками на кушетке. На кушетке, а не на стройке в Эттлборо. После этого левый глаз пульсировал несколько дней, словно кто-то ударил ее по нему.

Когда ей исполнилось одиннадцать лет, семейство де Зуте, живущих через улицу, потеряли своего старого тощего черно-белого кота Тейлора. Он выбежал погулять перед летним ливнем, но так и не вернулся домой. На следующее утро миссис де Зуте обошла всю улицу, щебеча как птица и окликая Тейлора по имени. Мистер де Зуте – человек-пугало в галстуке-бабочке и подтяжках – безучастно стоял во дворе с граблями. В его бледных глазах читалась безысходность.

Вик нравился мистер де Зуте – особенно его забавный акцент, как у Арнольда Шварценеггера. У старика в кабинете было миниатюрное поле битвы; от него пахло кофе и трубочным табаком, и он разрешал Вик разрисовывать его маленьких пластиковых пехотинцев. Кота Тейлора Вик тоже любила. Во время мурлыкания из его груди доносилось скрипучее пощелкивание, напоминающее работу механизма со старыми шестеренками, живущими своей шумной жизнью.

Никто больше не видел Тейлора… хотя Вик выдумала, как ездила по мосту Короткого Пути. Она нашла бедного кота – окровавленного и облепленного мухами – в мокрой траве у обочины, куда он уполз после того, как машина его переехала. Пацанка даже заметила кровь на асфальте.

С тех пор она возненавидела шум помех.

Пряная угроза

1990 год

Шугаркрик,

штат Пенсильвания

Объявление было размещено на одной из последних страниц журнала «Пряная угроза» за август 1949 года. На обложке была изображена голая кричащая женщина, вмороженная в глыбу льда («Она оказала ему холодный прием… так что он сразу к ней охладел!»). Оно занимало всего одну колонку под огромной рекламой бюстгальтеров «Адолы» («Охтыжмизируйте свою фигуру!»). Бинг Партридж заметил объявление только после долгого и внимательного изучения леди в рекламе «Адолы». Бра с конусными формами и металлическим блеском наполняли бледные, кремовые большие груди. Глаза женщины были закрыты, а губы – слегка приоткрыты, словно она спала и видела сладкие сны. Он представил себе, как пробуждает ее поцелуями.

– Бинг и Адола сидели на трубе, – напевал Партридж, – и трахались, ой-йе.

Он сидел, прижавшись голой задницей к пыльному бетону в укромном местечке в своем подвале. Свободной рукой он делал то, о чем вы, скорее всего, уже догадались, но на самом деле пока даже не приступил к основному действию. Он листал страницы журнала в поисках самого сладенького. Тогда-то он и наткнулся на небольшой кусок текста в нижнем левом углу страницы. Снеговик в цилиндре указывал согнутой рукой на обрамленные снежинками строки.

ВЕРИТЕ ЛИ ВЫ В СТРАНУ РОЖДЕСТВА?

НА ЧТО ВЫ ГОТОВЫ, ЧТОБЫ ПРОВЕСТИ ВСЮ ЖИЗНЬ В СТРАНЕ, ГДЕ КАЖДОЕ УТРО – РОЖДЕСТВЕНСКОЕ УТРО, А НЕСЧАСТЬЕ ЗАПРЕЩЕНО ЗАКОНОМ?!?

НЕ ОТКАЗЫВАЙТЕСЬ ОТ ЧУДА!

НЕ ОТКАЗЫВАЙТЕСЬ ОТ СВОЕЙ МЕЧТЫ!

Мы ищем ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННЫХ ЛЮДЕЙ, которые ЛЮБЯТ ДЕТЕЙ

и не боятся ПРИКЛЮЧЕНИЙ!

Узнайте больше об ОСОБЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ

в нашем ОТДЕЛЕ БЕЗОПАСНОСТИ.

Это не работа…

а СУДЬБА!

СТРАНА РОЖДЕСТВА ждет…

ТОЛЬКО ВАС!

Бингу нравилась реклама на последних страницах журналов – оловянных шкатулок с игрушечными солдатиками («Воссоздай ужасные события Верденской мясорубки!»); винтажного снаряжения времен Второй мировой войны («Штыки! Ружья! Противогазы!»); книг, в которых раскрывались тайны, как заставить женщин возжелать тебя («Научи ее говорить: «Я тебя люблю!»). Он частенько вырезал бланки для заказов и отправлял их почтой, оплачивая пересылку мелочью или засаленными долларовыми купюрами, в надежде получить муравьиную ферму или металлоискатель. Он от всего сердца хотел «Восхитить своих друзей!» и «Удивить родственников!», не осознавая, что список его друзей ограничивался всего тремя придурками, которые работали под его началом в команде по уборке помещений «НорХимФарм», а единственные прямые родственники Бинга покоились на кладбище за церковью Новой американской веры. Бинг даже не догадывался, что коллекция эротических журналов отца, тихо-мирно плесневевшая в картонной коробке, была старше его самого, а большинство корпораций, которым он отправлял деньги, давно прекратили свое существование.

Однако объявление о Стране Рождества, которое он только что прочитал, а затем перечитал еще раз, вызвало у него совсем другие чувства. Его позабытый обрезанный и пахнущий дрожжами пенис обмяк в левой руке. Зато душа его воспарила в церковную башню, в которой разом зазвонили все колокола.

Бинг понятия не имел, что это за Страна Рождества и где она находится. Он никогда про нее не слышал и все же неожиданно почувствовал, что всю жизнь мечтал туда попасть… пройтись по мощеным улочкам; прогуляться под покосившимися фонарными столбами в виде карамельной трости; послушать, как кричат дети, катаясь на карусели с оленями.

«На что вы готовы, чтобы провести всю жизнь в стране, где каждое утро – рождественское утро?» – гласила реклама.

Бинг прожил целых сорок два Рождества, но в его памяти хорошо запечатлелось только одно рождественское утро – и оно стоило всех остальных. В то утро его мать достала из духовки сахарные печенья в форме рождественских елей, и весь дом наполнился ванильным ароматом. Это было задолго до того, как Джон Партридж получил шурупом в висок. А тем утром он сидел на полу с Бингом, внимательно наблюдая, как его сын разворачивает свои подарки. Бинг помнил, что самым лучшим был последний подарок: в огромной коробке лежал и большой резиновый противогаз и помятая каска. В тех местах, где облупилась краска, виднелась ржавчина.

– Это снаряжение помогло мне остаться в живых в Корее, – сказал отец. – Теперь оно твое. Для троих узкоглазых, которые гниют в земле, этот противогаз стал последним, что они увидели в своей жизни.

Бинг надел противогаз и посмотрел на отца сквозь прозрачные пластиковые линзы. Изнутри гостиная выглядела как маленький мир, запертый внутри автомата для продажи жевательной резинки. Отец надел каску на голову Бинга и отдал ему честь. Мальчик торжественно отсалютовал в ответ.

– Ты тот самый, – спросил его отец, – маленький солдат, о котором все твердят? Мистер Неудержимый. Рядовой «Хрен-вам-живым-не-возьмете». Верно?

– Рядовой «Хрен-вам-живым-не-возьмете» к службе готов, сэр, есть, сэр, – отрапортовал Бинг.

Его мать издала нервный короткий смешок.

– Джон, следи за языком, – сказала она. – Рождество же. Нельзя так. В этот день мы приветствуем рождение Спасителя нашего на земле.

– Ох уж эти мамки, – вздохнул Джон Партридж, когда мама Бинга поставила на стол сахарные печенья и вышла на кухню за какао. – Дай им только волю, всю жизнь будешь титьку сосать. Хотя, с другой стороны… разве это плохо?

И подмигнул.

А снаружи валил снег. Крупные хлопья напоминали гусиные перья. Они провели дома весь день. Бинг носился в шлеме и противогазе. Он играл в войнушку, вновь и вновь стреляя в отца. Джон Партридж умирал раз за разом, падая с кресла перед телевизором. Один раз Бинг убил и маму: она покорно закрыла глаза, обмякла и оставалась мертвой бóльшую часть рекламной паузы. Она не просыпалась, пока он не снял противогаз и не поцеловал ее в лоб. Тогда она улыбнулась и сказала: «Благослови тебя Боже, малыш Бинг Партридж. Я люблю тебя больше всего на свете».

На что он готов, чтобы чувствовать себя так каждый день? Вновь вернуться в то рождественское утро и найти под елкой настоящий противогаз, прошедший всю Корейскую войну? Чтобы мать снова медленно открыла глаза и сказала: «Я люблю тебя больше всего на свете»? На самом деле вопрос в другом: на что он только не готов ради этого?

Бинг сделал три шага в сторону выхода, прежде чем вспомнил, что нужно натянуть штаны.

После того как Джон Партридж уволился со службы, мать Бинга устроилась в церковь секретаршей. Ее электрическая печатная машинка «Оливетти» стояла в шкафу в коридоре. Литера «О» не работала, но Бинг знал, что ее можно заменить цифрой 0. Бинг вставил лист бумаги и начал печатать:

Он вынул лист из печатной машинки и перечитал текст, шевеля губами. Его рыхлое, похожее на огромную картошку тело обливалось потом – столько усилий от него потребовала концентрация мыслей. Он решил, что ясно и обстоятельно изложил о себе факты. Он беспокоился, что зря упомянул «ошибки молодости» и «печальные семейные проблемы», но в конце концов решил, что адресаты, вероятно, так или иначе узнают о его родителях. Лучше хладнокровно во всем признаться, чем скрывать правду. Это случилось давно, и он много лет как вышел из Молодежного центра, более известного как Мусорка. После отсидки он работал не покладая рук и ни дня не пропустил в «НорХимФарм».

Он сложил письмо и поискал конверт в шкафу. Вместо этого ему попалась коробка неиспользованных рождественских открыток. Мальчик и девочка в ворсистой пижаме выглядывали из-за угла и с широкими от удивления глазами смотрели на Санта-Клауса, стоявшего во мраке перед рождественской елью. Пижама девочки была расстегнута, приоткрывая пухлую попку. Джон Партридж порой говорил, что Бинг тупой как пробка. Возможно, в чем-то он был прав, но кое-что в этой жизни его сын все-таки смыслил. Он вложил письмо в рождественскую открытку, а открытку – в конверт, украшенный листьями остролиста и блестящей клюквой.

Прежде чем опустить письмо в почтовый ящик в конце улицы, он поцеловал конверт, словно священник, преклоняющий голову, чтобы поцеловать Библию.

* * *

На следующий день в полтретьего дня он уже ждал возле почтового ящика. Именно в это время почтальон проезжал по улице на своем белом грузовичке. Цветы из фольги на переднем дворе Бинга лениво крутились, создавая едва слышимый шум.

– Бинг, – поприветствовал его почтальон, – а ты почему не на работе?

– Ночная смена.

– Война, что ли, на носу? – спросил почтальон, кивнув на одежду Бинга.

На Бинге была спортивная форма горчичного цвета, которую он надевал на удачу.

– Если и так, я буду к ней готов, – ответил Бинг.

Из Страны Рождества ничего не было. Да и как могло быть по-другому? Он ведь послал открытку лишь днем раньше.

* * *

Ничего не пришло и на следующий день.

* * *

И на следующий.