Нима знала, помнила, с каким трудом добыла себе разрешение присоединиться к команде. Выдумывала разные предлоги, убеждала и терпела все претензии Гувера, проводила с ним время в беседах, испытывая тошноту и омерзение от его мерзкого масленого взгляда, ощупывавшего её тело под одеждой. Будто холодные пальцы мертвеца трогали её кожу.
И только теперь, присев на камень, она взглянула на карту и безошибочно угадала место, где они находятся. Хотя расположение зданий Салеха не было нанесено точно. Даже самых сохранных. Даже самых изученных с высоты и первыми экспедициями столетия назад. Карта походила на детский рисунок гораздо больше, чем на схему строений.
Она просто знала, куда им идти дальше. Знала так чётко, будто ей когда-то говорили все это, только она забыла. Забыла, кто и когда. Забыла, при каких обстоятельствах был этот разговор. Остались только мутные воспоминания, как в раннем детстве.
Нима задумалась. Её детство проходило в хорошем доме, в окружении слуг, учителей и нянек. Её воспитывали приглашённые мастера наук, люди искусства и управленцы. Родители были холодны и неразговорчивы, а мать подолгу могла гулять в розовом саду, тщательно остригая сухие ветви на кустах, и не возвращаясь в дом до самого заката. Отец был высоким, крепким человеком с военной выправкой и развитым чувством собственного достоинства. Он смотрел на свою жену с любовью и жалостью, а на дочь бросал скользящие взгляды. будто она мешала чему-то. Мать носила темно-зелёные одежды, отец имел несколько таких же темных костюмов разных цветов. В доме царила мёртвая аура траура и молчания.
Ниму не обижали, но и не ласкали, не баловали и с ранних лет повторяли, что она – собственность дома Веллкро. И ей только сейчас пришла в голову странная и страшная мысль: родители похоронили её для себя ещё до рождения. Или другого ребёнка? Она же никогда даже не спрашивала, почему у неё нет ни братьев, ни сестёр. Старые и верные дому Веллкро рода и семейства обычно отдавали дому старших детей, продолжая род для себя. Не все отпрыски поступали в распоряжение хозяев. Не всех учили, и далеко не всем преподавали то, что дали Ниме.
Она была одна. И её мать, всегда смотрящая куда-то в сторону, когда дочь с ней говорила, словно бы смотрела на второе дитя, видимое только ей.
Возможно, ребёнок умер во младенчестве. Возможно, её мать, умершая через несколько лет от удачного суицида, уже тогда видела то, чего никогда не было. Возможно, Ниме это показалось. И возможно, тут, в Салехе, её страхи и детское, искажённое и исковерканное восприятие просто дорисовало события, никогда не происходившие и не имеющие таких печальных тонов.
Но то самое чувство, как в детстве, когда кто-то неразборчиво шепчет ответ на ухо, а преподаватель упрекает за рассеянность и несобранность при этом, вернулось. Только голос стал не просто звучать, он превратился в острую интуицию. Нима знала, где можно отдохнуть. Она знала, куда идти и знала, что из её сознания что-то ускользает. Словно она смотрит на предмет и не видит его. Может ощутить, потрогать, если случайно натолкнётся на него пальцами, но не видит. Как будто ещё секунда, и он проявится, но она всегда касается его раньше, чем это происходит. Всегда торопится, никогда не может дождаться. И сколько бы она не ждала, этого все равно мало. Секунда или годы, не важно. Сначала она может тронуть, а только потом оно проявится. Только Нима уже отвернётся и не увидит этого.
Она сделала на карте несколько отметок. Они должны были означать те места, где стоило в принудительном порядке заставить всех позаботиться о своём теле. Поесть, поспать, если получится, то и справить нужду. Сколько времени займёт обратный путь, никто не знал. Да и сколько весит то, за чем они пришли, тоже. Может, его придётся тащить с перерывами на отдых и ночлег. А может, Салех не даст им возможности этого сделать. Сейчас никто не чувствовал усталости и голода, но если им суждено таскаться с огромными предметами или хрупкими артефактами, то пополнять силы они вынуждены будут принудительно.
Одна из её охранниц подошла и указала рукой в толстой перчатке в сторону, в самый центр развалин большого дома, отвлекая свою подопечную от тяжёлых размышлений. Нима поднялась на ноги и пошла за амазонкой. Та держала в руках короткий меч, осторожно ступая по осколкам битого цветного камня и оплывшим стеклянным частям. Было похоже, будто строение разрушилось от прямого удара в самый центр. Словно сила взрыва разметала по окрестностям большие камни, оплавив стекло и даже часть каменной кладки. Однако соседние дома и строения выглядели не так удручающе. У одного просто провалилась крыша, второе частично обрушилось и было теперь похоже на открытую коробку из трёх стен и частей облицовочного материала.
Амазонка качнула кончиком клинка, указывая в темноту провала впереди. Груды камней тут сложились одна на другую, образуя довольно широкий проход. Потолком служила плоская плита из серо-бурого материала, прикрывшая нагромождения сверху, как крышка.
Нима остановилась перед входом в этот лаз, вопросительно взглянув на спутницу. Та приложила палец к губам, и тогда Нима услышала музыку, лившуюся из темной дыры. Звуки пропадали и снова появлялись, как будто кто-то ходил из стороны в сторону в застенках, таская с собой проигрывающее устройство.
– Где твоя подруга? – одними губами спросила Нима. Амазонка нахмурилась и снова указала в темноту. Нима поняла, что вторая женщина уже ушла проверять это место, но так и не вернулась. Амазонка покрепче перехватила оружие и сделала шаг в проход. Под ногами неожиданно громко захрустели мелкие камни и мусор. Нима вытащила своё оружие. Револьвер с заурядными патронами она оставила в рюкзаке, предпочитая более тяжёлое и неудобное для её руки приспособление. Широкий ствол, ребристая рукоять и пузатый нарост с едва видимыми камерами накопителей по бокам. Нима сдвинула предохранитель большим пальцем и до щелчка потянула на себя. Он смачно щёлкнул, и внутри ствола что-то начало едва уловимо вибрировать. Амазонка уже шагнула дальше, снова подняв вокруг облачко мутной пыли, замершее в воздухе и лениво оседающее вниз. Опять захрустели до зубовного скрежета камешки под подошвой. Нима удивлялась этому, потому как привыкла к почти полной тишине Салеха, но если появились звуки, да ещё и такие громкие…
– Назад! – крикнула она, и её голос с той же ужасающей пронзительностью разнёсся по коридору из наваленных глыб. Впрочем, судя по всему, за пределы обвала он не выскользнул. Никто не поспешил им на помощь, даже тогда, когда в полумраке коридорчика сверкнула сталь клинка амазонки. Звон и скрежет столкнувшихся лезвий, резанув слух, разлились вокруг, проникая под кожу и отдаваясь вибрацией в костях. Амазонка успела ещё несколько раз блокировать удар, а потом выкатилась обратно, сбив Ниму с ног и повалив на землю. На секунду их взгляды встретились, и амазонка открыла рот в ужасе, пытаясь что-то сказать. Нима поняла, что она немая, заметив отсутствующий язык. Значит, говорить может только одна из них.
Раздумывать дальше не получилось. Амазонка перекатилась в сторону, и на том месте, где она только что была, упал, рассыпая сотни искр, светящийся шар. Нима тоже перекатилась, чудом успев перепрыгнуть в последний момент валявшийся у входа камень стены с оплавленными краями. Когда свечение угасло, вокруг разлилась та же музыка, теперь казавшаяся чем-то резким и неприятным. Наёмники неподалёку начали поворачивать головы, но почему-то так медленно, будто увязли во временной петле. Но это не они попали в ловушку, а Нима и её телохранительница. В том месте, куда они шагнули, время текло куда быстрее, и окружающая реальность казалась замедленной. Амазонка уже стояла на ногах, изготовившись к драке. Нима тоже поднялась и навела оружие на тёмный зев провала впереди.
Снова стало тихо и страшно. Дыхание женщины рядом вырывалось с хрипами, будто она пробежала сотню метров в полном боевом костюме. Нима напряжённо держала в руках тяжёлый пистолет, для верности прицела поддерживая правую руку левой у запястья. Позади них все так же медленно, чудовищно медленно вставали со своих мест Рэнфри и Тэн. Снайпер уже даже поднял руку и начал выставлять палец в сторону Нимы, когда из провала впереди выскочило нечто такое, что долго потом преследовало её во снах.
Плывущее по воздуху, состоящее из серых лент с острыми краями и зубцами разных размеров, оно с неимоверной скоростью двигалось сразу во всех направлениях. Нима не могла объяснить этого, не могла даже толком уследить за этим чудовищем, но оно было сразу везде и нигде одновременно. Ленты складывались, распускаясь в стороны. Лезвия горели голубоватым огнём атомарной заточки, угасая одновременно с этим, воздух вокруг загустел, как смола, зацепив кончик лезвия амазонки границей своего поля. Лезвие тут же рассыпалось в труху, ржавой окалиной оседая под ноги полоской из бесполезного мусора.
Выползшее на свет существо на миг развернулось, выбрасывая вокруг себя сотни разномастных лент и лезвий, потом, словно спрут, дёрнуло ими в сторону Нимы и её спутницы. Через половину секунды амазонка пропала. От неё осталось только кровавое пятно на серых камнях развалин и бесполезный амулет, сломанный и искорёженный. Цепочка рассыпалась, спираль распрямилась в две золотые полоски, а прозрачный шарик треснул и потемнел, развалившись мелкими осколками в мусор под ногами.
Страж – а это был именно он – снова распустил вокруг сферу из лезвий и тонких полупрозрачных детекторов, нацеливаясь на Ниму. Лезвия запели, испуская тошнотворную мелодию, и рядом с Нимой ударила искрящаяся вспышка. Время снова замедлилось, Нима почувствовала, как поле подбирается к ней с такой стремительностью, что может не хватить времени даже на один удар сердца.
И вот тогда она нажала на спуск. Широкое дуло выпустило округлую, совершенно несерьёзную по сравнению с размерами зависшего в воздухе стража, пулю, пропавшую где-то среди размытых в движении лезвий и детекторов. Внутри медной оболочки, выстланной метаматериалом, полностью отрезающим содержимое от окружающей реальности, находилось несколько миллиграммов сверхпроводимой плазмы. Эта невероятно дорогая и редкая субстанция, синтезировавшаяся на немногочисленных заводах, и обладавшая среди прочих таким свойством как сверхтекучесть, в мгновения растеклась по всей поверхности стража. Но поддержание эффекта сверхпроводимости в условиях, отличных от космического холода и отсутствия материи, не могло происходить слишком долго, и сверкающая плёнка, расплывающаяся по застывшему скопищу лезвий, детекторов и угловатых металлических выступов, утратила стабильность. Яркость свечения постепенно нарастала, и это свидетельствовало о синтезе многочисленных виртуальных частиц, мгновенно зарождавшихся и гибнувших в недружелюбном обилии вещества и тяготения. Наконец, квантовая нестабильность стала настолько сильна, что существование плазмы стало невозможным в этой реальности, и во вспышке яркого света она испарилась, с хлопком сминая стража внутрь него самого. Все частицы, которые попали под воздействие сверхтекучей плазмы, которая на самом деле имела скорее квантово-неопределённое происхождение, исчезли вместе с ней, породив разноцветные вспышки и высветы, разряды энергии и нереально-синее свечение в эпицентре. Воздух, устремившийся занять место образовавшегося на месте схлопывания материи вакуума, ударил по ушам оглушительной волной, отбросив Ниму назад. Она больно ударилась спиной о куски камней, выронив оружие и задыхаясь от нехватки воздуха. Страж пропал окончательно, не оставив после себя даже пятнышка. Только в воздухе мерцали, исчезая, призрачные полосы и прямые линии, оставленные совсем уж экзотическими частицами, рождёнными этим микроколлапсом.
Ленты времени судорожно дёрнулись, добирая упущенное, и наёмники невероятными рывками, то замедляясь, то ускоряясь, добрались до Нимы.
– Что это за адова херня? – странно высоким голосом спросил Джейми, выпучив глаза и глядя в то место, где пропало чудовище.
– Страж Салеха, – ответила Нима, поднимаясь на ноги. Рядом появилась вторая амазонка. Она, судя по всему, уходила проверить местность совсем в другую сторону. Не туда, куда указала её товарка. Женщина замерла на одном месте, опустившись на колени там, где осталась кровь её подруги. Она запрокинула голову вверх, открыла рот и стояла так, беззвучно выкрикивая проклятия мрачному небу. После этого она поднялась, неловко замела кровавое пятно землёй и камешками, словно кинула горсть земли на крышку гроба усопшей, и с мрачным лицом подошла к Ниме. Какое-то время амазонка смотрела на нанимателя, словно решая, стоит ли сейчас расквасить ей нос или подождать до окончания задания. Решив всё же обождать, она отошла в сторону, желая побыть в одиночестве.
– Какой еще, моп твою ять, страж? – смачно сплюнул Тэн. – Мы видели только цветные облака, летающие в воздухе ножи, части тел и фонтаны пыли.
– Помнишь, как достали из ловушки Джейми? – повернулась к снайперу Нима. – Для этих целей сгодился мой таймер. Плётка с лезвиями, отсекающими лишние линии вероятности. Лишние сущности, так сказать. Физическое воплощение бритвы какого-то там умного человека, решившего не усложнять жизнь их выдумыванием.
– Ну? – холодно произнес подошедший Рэнфри. Взгляд у него был ледяным, на лице даже дёргался мускул, что в Салехе было большой заслугой.
– Стражи целиком состоят из этих лезвий, – уныло произнесла Нима. – Они воплощают этот принцип в его совершенной форме. У меня на таймере всего восемь лезвий, и восемь линий я могу отсечь за один удар. А стражи – квинтэссенция возможных вариантов событий. Ты себе хоть представляешь, сколько можно сделать выборов в параллельных линиях времени, даже если ты вообще ничего не выбираешь в этой?
Рэнфри отошёл на десяток шагов, смачно ругнулся, добавил к своему мнению описание того места, где бы он хотел видеть Ниму и её стражей, и куда бы им всем вставить таймер. Причём, наёмник явно имел в виду тот таймер, который обычно ставил Джейми, а не тот, что болтался на поясе у нанимателя.
Когда объявили привал, Тэн не почувствовал ничего. То есть, вообще никаких шевелений внутри себя – ни радости от того, что можно прекратить куда-то идти, внимательно вглядываться в изгибы улиц и выступы стен зданий, ни предвкушения отдыха, которое возникает после долгого или опасного перехода, ни желания расслабить шнуровку обуви и дать передохнуть уставшим ногам. Рождённый под крылом Империи Великого Дракона, Тэнг Сян Бу, получивший своё имя «Три Шага» в храме Бледного Лучника, как и большая часть его единокровцев, находился в постоянной внутренней борьбе за равновесие. В душе каждого сына Дракона бушевали страсти, бурлили горячие потоки желаний, обжигающих и тягучих, как расплавленная лава вулканов Юга. Это не прекращалось ни на миг, и было правильным. «Без движения нет жизни, без чувств нет движения, без жизни нет кармы, а от кармы не скрыться», как писал древний Учитель Лао Дзынь.
Только вот, что бы там не говорил Дзынь и тысяча поколений мудрых старцев, вечное бурление сильно мешало, в том числе и жить. Каждый южанин с малых лет проходил обучение и подготовку, позволявшие уравновесить бушующую внутри них тысячу демонов страстей, и жить так, как учит Великое Дао. Потому-то белые варвары и считали всех «жёлтых» бесчувственными статуями и ожившими автоматами, которые знают только долг, работу, службу и ритуалы.